Тасиро промычал что-то в ответ и остановился, чтобы раскурить трубку. На самом же деле ему очень хотелось увидеть незнакомку в потоке выходящих. Вот наконец она появилась.
— Сэнсэй, у входа ждёт машина.
Тасиро поневоле пришлось идти.
— Там, наверно, тепло? — продолжал расспросы Кидзаки.
— Ну конечно. Ведь Кюсю на юге.
Тасиро как можно медленнее прошёл через зал ожидания и направился к выходу. Здесь он хотел ещё раз обернуться и всё выжидал момент, когда это сделать.
— Как настроение у Нагасима и Хироока? — Кидзаки был бейсбольным болельщиком и хотел услышать, как обстоят дела у профессиональных игроков.
— Хм, бьют они хорошо. — Тасиро почти не интересовался бейсболом и плохо разбирался в нём.
— Ведь команда «Сайтэцу» проводит сбор в Симабара! А как у Инао настроение в связи с плечом?
Тасиро потратил три плёнки на сонную физиономию и на броски профессионала Инао, но сказать, какое у него настроение — хорошее или плохое, — не мог.
— Бросок у него хороший, — наобум ответил Тасиро.
— А с тренером вы встречались? Сказал он, что они хотят выиграть?
Вопросам Кидзаки не было конца. Тем временем они подошли к выходу.
Тасиро решительно обернулся назад. Она проходила прямо перед ним. Глаза их встретились. Женщина улыбнулась и кивнула ему, должно быть в знак благодарности. Да, её глаза производили впечатление. Тасиро ответил лёгким поклоном. Её спутник явно был недоволен происходящим. Пристально и оценивающе посмотрев на Тасиро, он быстро увёл женщину и стал звать такси.
— Сэнсэй, — обратился Кидзаки к стоявшему в задумчивости Тасиро. — Вы знаете эту женщину?
— Нет, не знаю. Я только видел её сегодня в самолёте, — ответил Тасиро, забираясь в лимузин.
— Красивая женщина, — сказал Кидзаки. — Конечно, женщины, которые летают самолётом, особенные, — восхищённо добавил он.
Чем же они особенные?
— Общественным положением. Небось богачки?
— А может, и нет. Вот у меня, например, денег нет, а я летаю самолётом.
— Так это потому, что у вас есть дело. Нет, всё же они отличаются от обычных женщин.
Машина отъехала от аэропорта Ханэда и помчалась в сторону Синагава. Тасиро всё думал о ней. На барышню из буржуазной семьи она не очень похожа. Но и на девушку из бара — тоже. Есть в ней что-то утончённое. А мужчина этот, собственно говоря, кто? Он всеми силами старался не дать Тасиро приблизиться к женщине.
Вскоре они проехали Синагава. Машина постепенно приближалась к городу. Уже темнело. Наконец показались огни Токио.
— Кидзаки-кун! — Тасиро окликнул помощника.
— Да.
— Дружище, ты сразу же на этой машине возвращайся на работу и приготовь всё к проявке, да побыстрее.
— А вы, сэнсэй?
— Я выйду по дороге и, пожалуй, пройдусь по Гиндза. Заснятых плёнок должно быть тридцать две. Смотри не потеряй!
Тасиро вышел из машины в квартале Тамуратё и расстался с Кидзаки.
Он пошёл в сторону Юракутё. Это был старый Токио. В этих кварталах было особое настроение. Только что закрылись учреждения, народу было много, и машин — тоже. Тасиро лениво брёл по улице. Вдруг рядом с ним остановился «рено», и кто-то окликнул его из окна водителя. За рулём сидел Хисано, приятель-фотограф. Хисано был приверженец так называемого «женского направления» в фотографии. Это был респектабельный мужчина. Его внешность совершенно не вязалась с его занятием.
— Почему тебя не было видно последнее время? — Хисано зачесал вверх длинные волосы и улыбнулся.
— Я дней десять провёл на Кюсю.
— Как удачно, что я тебя встретил. Что у тебя сегодня вечером?
— Хм, по правде я бы хотел как следует выпить. Но ведь ещё рано. Я думаю пойти сначала в кино, — ответил Тасиро.
— Ну, давай. А после восьми и я свободен. Встретимся, где всегда, — сказал Хисано. — Ну, будь здоров! Я спешу.
Тасиро Рискэ вошёл в кинотеатр. Когда у него выдавалось свободное время, он ходил на западные фильмы. Дело было не только в сюжетах — его интересовало, как снят тот или иной эпизод. Это помогало ему в работе. Но в этом фильме и сюжет был неинтересным, и операторская работа посредственная. Когда он вышел из кинотеатра, было восемь часов пять минут. Совсем стемнело.
Тасиро свернул в улочку и прошёл один квартал в сторону Добаси. У обочины, как всегда, стоял знакомый «рено» Хисано. В переулке сверкали неоновые вывески нескольких баров. Среди них притулилась и вывеска бара «Эльма». Тасиро толкнул локтем тяжёлую дубовую дверь и вошёл.
— Добро пожаловать, — раздалось сразу несколько певучих женских голосов.
В тесном помещении бара клубился табачный дым. На потолке тускло светились, будто бесчисленные звёзды, маленькие лампочки. Бармен за стойкой посмотрел на Тасиро и с радушной улыбкой наклонил голову.
— Добро пожаловать.
— Сэнсэй! — Три или четыре девушки подскочили к Тасиро и окружили его. — Давно не виделись! «Мама»[4] так огорчалась, что вы к нам не приходите!
— Вот как! — Тасиро зажал в зубах трубку. — Я ездил на Кюсю.
— Мы уже слышали от Хисано-сан. С благополучным
завершением работы!
— Я сразу примчался сюда прямо из Ханэда.
— Спасибо вам большое. — Девушка отвесила ему церемонный поклон. — Выражаю вам свою признательность от имени бара «Эльма». Но только до прихода «мамы».
Тасиро обвёл взглядом помещение бара. Сидевший в углу кабинки Хисано поднял руку:
— А, пришёл! Ну, угощайся и не беспокойся. Я уже позвонил — «мама» сейчас придёт. — Хисано пил виски с содовой.
— Хорошо, хорошо, — откликнулся Тасиро.
Одна из женщин пошла к стойке, а две уселись рядом с Тасиро.
— Ну, сэнсэй, вы посмотрели фильм?
— Да.
Другая женщина сказала:
— Вы ходили смотреть кино? Как хорошо! И я бы хотела сходить с сэнсэем в кино…
— Что ты говоришь! Если ты это сделаешь, тебе попадёт от «мамы»!
— Вот я и подбиваю его сделать это, пока «мамы» нет.
Хисано засмеялся:
— Вот вы все говорите «мама», «мама». Всё шумите насчёт Рискэ. А я тут раньше его сижу.
— Ах, простите. Ну, буду бороться за любовь Хисано-сан.
— Глупая. Выпьем за человека, вернувшегося из страны Кумасо[5], — сказал Хисано.
На щеках Тасиро Рискэ пробивалась редкая и чёрная неопрятная щетина.
— Кумасо — это ведь ужасно. Да, Тасиро-сан?
— Да нет. Во мне течёт кровь жителей этой страны. Видишь, какой я небритый?
— Ах, Тасиро-сан, вы родом с Кюсю?
— Нет, я из префектуры Яманаси, — уточнил Тасиро.
— Можно сказать — ямадзару[6]. Оттого и шерсть такая густая, — поднял стакан Хисано.
