полотенцем, как зверь, мохнатым.Чтобы суше пяткам — пол 8196; стелется,извиняюсь за выражение, 8196;пробковым матом.Себя разглядевши в зеркало вправленное,в рубаху в чистую — влазь.Влажу и думаю: — Очень правильнаяэта, наша, советская власть.
Помню — то ли пасха,то ли — рождество:вымыто и насухорасчищено торжество.По Тверской шпалерами 8196; стоят рядовые,перед рядовыми — пристава.Приставов глазами едят городовые:— Ваше благородие, арестовать? —Крутит полицмейстер за уши ус.Пристав козыряет: — Слушаюсь! —И вижу — катится ландо,и в этой вот ланде*сидит военный молодойв холеной бороде.Перед ним, как чурки,четыре дочурки.И на спинах булыжных, как на наших горбах,свита за ним в орлах и в гербах.И раззвонившие колоколарасплылись в дамском писке:Уррра! царь-государь Николай,император и самодержец всероссийский!Снег заносит косые кровельки,серебрит телеграфную сеть,он схватился за холод проволокии остался на ней висеть.На всю Сибирь, на весь Уралметельная мура.За Исетью*,