волнуется! Он боится отказа!
Нава улыбнулась. (Могучий колдун, повелитель духов, летающий в запредельные. Миры, общающийся с предками, чтец чужих мыслей… Тебе ведомы многие тайны, а такая простая, как девичье сердце, от тебя скрыта! Ты не понял, что именно сейчас довершил свое целение. Может быть, твоя ученица и станет великой колдуньей, как знать, да только большую радость, чем эта, нечаянная, она едва ли испытает!..) Решительно освободив из пальцев Куницы многострадальную сосновую веточку, девушка легонько хлопнула ею по его длинному носу, провела по щеке…
– Пусть могучий колдун-Куница несет свой Начальный дар. А Нава подготовит родителей. Они будут рады!
Старый Колдун детей Мамонта по-прежнему искал и не находил ответов на свои вопросы. Куница навестил его жилище сразу же после Гарта, и они долго беседовали. Очень долго, гостю даже пришлось заночевать, иначе он не успел бы добраться до своего стойбища до заката. Несмотря на молодость, он знал о нежити больше, чем старый Колдун, но лишь понаслышке, от своего наставника. Она особенно опасна тем, что не просто убивает – плодит себе подобных: жертва нежити сама становится нежитью. Откуда она проникает в их Мир? Куница знал одно: это связано с силами, находящимися вне их разумения, вне пределов досягаемости даже самого могучего колдуна. Силами, для которых есть только смутные наименования:«Враг», «Тьма»… Вообще-то, их Миры – и видимый, и невидимые – от этих страшных сил закрыты. Но они сюда рвутся, и люди порой сами привлекают их…
– Должно быть, моему старшему собрату, ученику великого Хорру, известно об этом больше, чем мне, – говорил Куница, испытующе вглядываясь в морщинистое, сухое лицо Колдуна детей Мамонта.
Знал молодой колдун и то, что нежить может быть вновь изгнана из этого Мира, побеждена и даже «уничтожена», хотя, разумеется, над той ее частью, что приходит извне и порождает нежить из живого, человек не властен. Но, во всяком случае, люди могут избавиться от вредоносного порождения Тьмы. Как? Здесь его знания были слабее. Но для старого Колдуна почти все они были внове.
Куница рассказывал в основном о средствах защиты: чеснок, белый цвет, появляющийся сейчас на колючем кустарнике, специальный оберег («Такой, как у моего старшего собрата», – заметил он), Огненный круг, Знак и Слово. Были и другие способы. Он надеялся, хотя и не был уверен, что при хорошей защите нежить, лишенная пищи («Как и живое, она не может существовать в этом Мире без пищи. Но ее еда – наша кровь, наша злоба и страх»), в конце концов или распадется («погибнет»), или удалится в иные края, или надолго затаится. Кое-что о защите было известно и старому Колдуну.
Об активных способах борьбы Куница знал очень мало. Многое в его словах казалось странным. Почему, например, против нежити бессильны даже духи-покровители, даже обращение к предкам почти бесполезно, – и все же человек может в одиночку победить нежить? Сам Куница не мог этого объяснить толком.
– В каждом человеке есть что-то большее, чем могущество самого сильного из известных тебе духов. Бот на это и нужно опереться! И потом… человеку тоже могут оказать помощь извне, но не оттуда, не из Тьмы… Не спрашивай, я и сам почти ничего не понимаю. Говорю то, что запомнил от своего наставника.
Что ж, наставника молодого Куницы Колдун детей Мамонта немного знал. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы понимать: из его наставлений нельзя пропускать ни слова, даже если их смысл ускользает, кажется невнятным.
Да, нежить можно одолеть, но сделать это чрезвычайно трудно. За свою мнимую жизнь она цепляется с упорством и живому не ведомым. Днем нежить бессильна, но скрывается она так, что обнаружить ее практически невозможно, тем более что она способна менять свое обличье. Ночь – ее время; от заката до восхода солнца нежить в полном своем могуществе; в это время ее сила несопоставима с человеческой. Но и тогда она не выступит против многих, знающих, с кем имеют дело. Уйдет, скроется. Со своей жертвой встречается только один на один. И тогда… Нежить сильна не только физически. Порождение Тьмы, она способна обезоружить даже опытного, подготовленного бойца еще до того как сожмет его в своих когтях, как вонзит зубы в его горло. Потому-то и существуют правила: не призывай нежить, не смотри в глаза нежити, не отвечай нежити. Об этих правилах знают все. А вот помогли ли они хоть одному из тех, кто действительно с ней столкнулся? Как знать, – жертвы не расскажут…
В конце разговора оба колдуна согласились: к встрече нужно быть готовым, но искать врага бесполезно – зряшная трата времени и сил. Если бы они хотя бы знали, как именно нежить прорвется в их Мир!.. Согласились и в том, что сейчас ее появление связано с нарушением Закона крови и со всем тем, что случилось потом. Куница повторил свое прежнее предостережение:
– Пусть мой старший собрат смотрит в три глаза – за всем, что происходит! Его младший собрат-Куница думает: главная опасность угрожает Роду детей Мамонта!
Он мог бы и не предупреждать: старый Колдун уже и сам не сомневался в этом и делал все, что мог.
После той долгой беседы проходили дни и дни. Вновь стала просыпаться Одноглазая, вот уже и глаз ее полностью раскрыт, а Колдун по-прежнему не мог узнать ничего определенного ни о самой нежити, ни о грядущей судьбе своего Рода. Странная искрящаяся завеса, мешавшая его уходу в Скрытые Миры, его общению с духами, отступила, порой почти не давала о себе знать. Но все равно духи молчали; даже самые послушные из них выходили из повиновения, едва лишь Колдун пытался спросить о Враге и его порождении. Угрозы были смутные, но устрашающие: грядущие бедствия – не от них и не от предков. Эти бедствия неотвратимы – ни умилостивить, ни отвести их нельзя! И хуже всего то, что Колдун не мог разобрать, какова будет эта Кара? Хонка? Нет, не хонка, не пожар, не сильные чужаки, не лашии … Что-то совсем, совсем иное. Неведомое.
Он последовал совету духов и неоднократно обращал внутренний взгляд как можно дальше на юг своего, Среднего Мира. Обычно такие видения намного понятнее тех, что выносят колдуны из своих полетов в иные, Скрытые Миры. Но сейчас… Колдун сомневался даже: действительно ли его южные видения относятся к этому Миру? Или, быть может, уже начинается великое соединение Миров – Конец и Начало?!
Где-то неизмеримо далеко – очевидно, на самом краю Земли – были горы. Яростные горы: они извергали вверх пламя, и небо было черно, и летели в небо камни, а по склонам, как ручьи (что там «как ручьи» – как потоки Большой воды! ), лилось жидкое пламя. Колдун если и не слышал, то ощущал чудовищный рев и грохот; он понимал: если здесь когда-то и была жизнь, то теперь она невозможна, все живое сожжено дотла, погребено, развеяно…
Так что же, это их общая участь?!
Если так, то нет спасения! Но ведь предки сказали иное, сказали, что спасение возможно?..
Колдун отказывался что-либо понять, настолько его видения были чужды всему его опыту, всему, что он пережил сам или о чем хотя бы слышал.
Ни к чему не приводили и наблюдения за тем, что происходит вблизи. Загадочного Крылана (или нечто подобное ему) Колдун так и не увидел, хотя решался порой на большой риск: покидал ночами свое жилье и, опираясь на новый, обоюдоострый посох, вырезанный из дерева, которое не горит, и закаленный в пламени колдовского очага, под особые напевы, обходил им же самим наведенный огненный круг, вслушиваясь в ночные шорохи, вглядываясь в сплетение ветвей и теней, пронизанных сиянием Одноглазой, в ночное небо… Ничего! Только плач совы – тотемной птицы их соседей, только ночной ветер и хорошо знакомые духи тревожат черные тени, только мелькнет по вершинам белка, преследуемая куницей… Нежить к Колдуну не являлась.
