был священником. В определенный день и час бил колотушкой по рельсу, созывая соседей к себе.
Говорят, я похож на него. Не знаю, но по крайней мере у нас один и тот же размер воротничка. Могу также похвастаться: однажды в Италии я целый час до прибытия саперов держал на плечах взорванный мост. Впрочем, это было лишь исполнением воинского долга. Более показателен другой пример. Попав в госпиталь со сломанной ногой, я все время проводил в детском отделении, прыгая по палатам на костылях в больничном халате и забавляя ребятишек. Пожилые медсестры гонялись за мной, чтобы сделать очередную перевязку, но не могли догнать.
Итак, я попал в самый глухой уголок Африки. Черт побери эту глухомань! Почему доброе племя, арневи, должно страдать от каких-то лягушек? Естественно, мне захотелось облегчить участь людей. Я, вероятно, способен это сделать. Надо хоть чем-нибудь отплатить королеве за то, что она сделала — как книгу, прочитала меня до последней страницы и открыла мне закон гран-ту-молани. Арневи не исключение из общих правил. Им доступна мудрость жизни, их помощницы, когда дело касается лягушек. Я уже объяснял себе и вам, что евреи поклонялись Яхве, но не смогли защититься от римлян, потому что была суббота. Такова сила обычая. Эскимосы тысячами гибнут от голода, когда кругом бродят стада оленей, потому что не положено есть оленину в сезон рыбы, а рыбу в сезон оленей. Но какое отношение система человеческих представлений и человеческих ценностей имеет к реальности, спрошу я вас. Мы строим системы, а за ними пропадает реальность. Я сам умирал со скуки и страдал от всевозможных напастей, и тем не менее испытал счастье, такое же полное, как водоем полон воды, которую не пьет скот. Взаимопомощь — вот что спасет арневи и меня. Я помогу племени в том, в чем они неразумны, а они помогут мне в том, в чем неразумен я.
Между тем показалась луна. Выпуклая сторона серпа была обращена на восток. Лунный свет подчеркнул крутизну горных склонов и высоту самих гор — порядка десяти тысяч футов. Вечерний воздух казался сизо-зеленым. Бамбук и пальмовые листья стали еще больше похожи на пышное оперенье. Мы с Айтело стояли в окружении его жен и родни.
— Принц, — сказал я ему, — я собираюсь заняться этими тварями в водоеме. Уверен, что справлюсь с ними. От вас ничего не требуется. Я не жду даже вашего мнения. Всю ответственность беру на себя.
— О, мистер Хендерсон, вы необыкновенный человек. Но осторожнее, сэр, чтобы вас не занесло.
— Наоборот, ваше высочество, — хохотнул я. — Я способен на что-то дельное, только когда меня заносит.
Айтело ушел. Мы с Ромилеем сели поужинать. Холодные клубни печеного ямса и сухари я запивал виски, а напоследок заглотил пригоршню витаминов.
— Пошли, Ромилей, к водоему, посмотрим, что почем.
Я захватил фонарь, иначе под навесом ничего не разглядеть.
Лягушкам в этих краях жилось лучше, чем кому бы то ни было. Здешние твари принадлежали к редкому виду горных лягушек: зеленые с белыми крапинами, с выпученными глазами и белыми лапами.
Говорят, что воздух — последнее прибежище человеческой души, но если говорить о чувствах, то лучшая среда для них — вода.
Дневная жара еще не спала. Лицо у меня горело. Полуоткрытый рот был как кратер вулкана. Казалось, излучаемое мною сияние получше фонаря в руке осветит поверхность воды. При других обстоятельствах мне не было бы дела до лягвы. Я против этих тварей, в сущности, ничего не имею.
— Почему смеется господин? — спросил Ромилей.
— Смеюсь? Я и не собирался. Эти твари не квакают, не кричат. Они поют. В Коннектикуте тоже любят петь, но голоса у нас там писклявые. А здесь полнозвучные басы и баритоны, слышишь? Тра-та, тра-та-та. Agnus Dei. Agnus Dei qui tollis peccata mundi, miserere no-ho-bis![5] Это же Моцарт, будь я не я, Моцарт! Я покажу им, где раки зимуют!
Я торжествовал — ура! ура! ура! — предвкушая победу над лягушками. Мы боимся смерти, но если хорошенько присмотреться к какому-нибудь отдельно взятому случаю, то ни от страха, ни от трусости не остается и следа. Мне было жаль несчастных буренок, тем более жаль человека. Это стопроцентный факт. Но этих поганых лягушек мне хотелось извести вчистую.
В то же время я не мог не осознавать глубокое различие между мной и моими противниками. С одной стороны, безобидные, в сущности, земноводные, которые не виноваты в том, что попали в селение арневи. С другой — миллионер с положением в обществе, детина ростом шесть футов четыре дюйма и весом двести тридцать фунтов, боевой офицер, кавалер медали «Пурпурное сердце», удостоенный и других наград. Но я ведь не виноват в том, что я такой, какой есть, не так ли?
Должен упомянуть о том, как несколько лет назад впутался в нелепую историю с одним животным… Кстати, это вполне соответствует словам пророка Даниила: «И отлучат тебя от людей, и будет обитание твое с полевыми зверями». Как ни стараюсь, не могу отделаться от этой мысли. Я не веду речь о свиньях, которых развожу. Это бизнес. Речь пойдет о коте.
Помните, я рассказывал о старом доме на моем участке, который Лили переделала и сдала преподавателю математики с супругой? Дом был неважно утеплен, жильцы стали жаловаться, я их выселил. Из-за них и их кота мы с Лили крупно повздорили. Тогда, напомню, и случился удар с мисс Ленокс.
Наши жильцы пару раз приходили к нам по вопросу утепления и отопления. Притворяясь, что не знаю об их визите, я в своем красном халате и ботфортах — «веллингтонах», которые надеваю, когда хожу на скотный двор, притаился в коридоре второго этажа и с интересом прислушивался к разговору в гостиной. Лили пыталась успокоить постояльцев. Жена хотела было обсудить проблему со мной, но я отвертелся: «Пусть у тебя голова болит. Не желаю видеть чужих людей на моей земле». Думаю, она пригласила эту пару, чтобы подружиться с ними, чему я, естественно, воспротивился: «Чем еще они недовольны? Моими свиньями?» «О свиньях они не сказали ни слова», — ответила Лили. «Два „ха-ха“! Видела бы ты их лица, когда готовят мешанку. Я вообще не понимаю, зачем ты взялась переделывать второй дом, если о первом- то не успеваешь позаботиться».
Второй раз наши жильцы были настроены более решительно. Я видел их из окна спальни. За хозяевами, перепрыгивая через мерзлые стебли на огороде, бежал дымчатый кот. Картинно смотрится спаржевая капуста, прихваченная первым морозцем… Переговоры в гостиной затянулись. Мне это надоело, и я стал топать ногами, а потом заорал с верхней площадки лестницы: «К чертовой матери из моего дома и с моей земли!»
Математик сказал: «Мы немедленно съедем, но прежде хотелось бы вернуть задаток. Кроме того, вы должны взять на себя расходы по перевозке вещей». «Отлично. Поднимайтесь сюда и забирайте ваши денежки. — Потом двинул сапогом по балясине и проревел: — Убирайтесь!»
Посетители убрались, забыв о своем коте. Терпеть не могу, когда по дому шмыгают разные твари. Бездомные коты даже опасны. А этот, брошенный, был экземпляр хоть куда. Я видел, как он охотился на бурундуков. В свое время нам пять лет не давал покоя здоровенный кот, живший в старой сурочьей норе возле пруда. Он был отчаянный задира, не давал проходу домашним котам, царапал их до крови. Я подкидывал ему отравленную рыбу, пытался выкурить его из норы дымовыми шашками, целыми днями стоя на коленях в ожидании, когда он вылезет.
Поэтому я сказал Лили:
— Если этот кот одичает, как тот, другой, — помнишь? — ты об этом пожалеешь.
— Хозяева приедут за ним, — возразила она.
— Не верю я им. Они бросили его. Ты понятия не имеешь, на что способны бродячие коты. Уж лучше рысь в доме.
У нас был работник, звали его Хэннок. В тот день он сортировал яблоки в сарае, отбрасывая в сторону падалицу на корм свиньям. Он хрюшек терпеть не мог: не прощал разрытых грядок.
Прихожу я к нему и спрашиваю:
— Где кот, которого оставили эти умники?
— Чтой-то вы окрысились на него, мистер Хендерсон? Кот как кот, не причиняет хлопот.
— Тебе они что, заплатили, чтобы ты присматривал за ним?
— Ничего они не платили. Но я и даром могу присмотреть.
Только позднее я узнал, что ему дали две бутылки виски и коробку сухого молока.
