Она почувствовала, как умирает надежда. Самым главным для Хавьера было то, что он сорвался с крючка. Ребенка больше нет. Нет обязательств или необходимости притворяться, как он рад грядущему отцовству.
— Какой у меня был срок? — спросила она бесцветным голосом.
— Небольшой. Так мне сказали доктора.
Эмелия молча смотрела ему в лицо. Хавьер поерзал в кресле, опустил взгляд на их сплетенные руки.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Эмелия. Я заслужил это после того, как принял известие о твоей беременности. Я не проявил слишком большого энтузиазма.
— Оставь меня одну.
— Но мы должны поговорить о будущем.
— Я не хочу сейчас говорить. — Эмелия вырвала у него свою руку и спрятала ее под простыню.
Хавьер поднялся медленно, как будто последние события действительно превратили его в ревматического старика.
— Я подожду снаружи.
Эмелия сдерживала слезы, пока за мужем не закрылась дверь. Только после этого она разрыдалась. Значит, Хавьер хотел поговорить с ней о будущем? Каком будущем? Она позволила себе поверить, что у их союза есть еще один шанс, но за все время испанец так и не сказал жене, что любит ее. Он никогда не открывался перед ней полностью, Эмелии было не по силам проникнуть в бастион его сердца. Особенно сейчас, без ребенка, которого она так хотела. Ребенок должен был стать ключом, с его помощью Эмелия надеялась показать мужу, что значит любить. Разве она не видела облегчения на его лице? Выкидыш означал, что Хавьер сможет продолжать жить так, как жил, свободный, ничем не связанный. «Ну что же, я дам ему еще большую свободу, чем та, на которую он рассчитывает», — решила Эмелия.
— Как она? — спросил Хавьер у дежурного доктора.
— Не хочет никого видеть. В ее случае абсолютно нормально чувствовать себя подавленной, да и гормоны все еще не пришли в норму. Если не станет лучше, мы пропишем ей курс антидепрессантов.
— Когда я смогу забрать ее домой?
— Она потеряла много крови. Мы хотели бы понаблюдать ее после переливания еще несколько дней. Ваша жена должна окрепнуть. Она многое пережила в последнее время, насколько я понял из истории болезни.
— Да, — сказал Хавьер, придавленный виной как ярмом.
— Имейте терпение. Никто не говорит, что ваша жена не сможет забеременеть снова. Иногда природа просто говорит женщине, что ее время стать матерью еще не пришло.
Хавьер вздохнул, провожая доктора глазами. Он думал, что его время стать отцом не придет никогда. А оно пришло и ушло раньше, чем Хавьер успел это как следует осознать.
Медсестра недовольно хмурилась, пока Эмелия оформляла необходимые для выписки документы.
— Доктору не нравится, что вы решили уехать так рано, да еще без мужа. Вы могли бы подождать его. Он наверняка застрял в пробке.
— Я провела здесь четыре дня. — Эмелия расправила плечи. — Я сыта больницами по горло. Я хочу домой.
— Но ваш муж…
— Он все прекрасно поймет. Скажите ему «до свидания» от моего имени.
Эмелия выскользнула из клиники, низко опустив голову, чтобы остаться неузнанной. Один из уборщиков сказал, что репортеры постоянно рыскают поблизости. Это помогло ей решиться на новый побег — сколько можно жить в аквариуме? Эмелия устала играть роль кого-то, кем она не была и никогда не будет. Автокатастрофа внесла в ее чувства и мысли некоторую сумятицу, но не изменила однажды уже принятого решения. Она не могла жить той жизнью, которую Хавьер приготовил для них обоих. Не важно, почему он женился на Эмелии, важно то, что он ее не любил. Он был на это не способен. Как бы она ни любила мужа, дальнейшие попытки пробудить в нем ответные чувства казались ей бесполезной тратой времени.
Сидя в такси, которое везло ее в аэропорт, Эмелия играла с мобильным телефоном — подарком Хавьера. За несколько дней в Париже испанец надарил жене множество дорогих безделушек: сережки и кулон с бриллиантами, духи, часики, больше похожие на ювелирное украшение, и несколько лоскутков прозрачного кружева, выдававших себя за нижнее белье. Эмелия принимала все с вымученной улыбкой, пока ее сердце покрывалось трещинами в бесплодном ожидании единственного подарка, с которым Хавьер не желал расставаться. Его любви.
Эмелии показалось, что она выдохнула только тогда, когда устроилась в кресле самолета и застегнула ремень безопасности. Молодая женщина взглянула на часы, усыпанные бриллиантами. Должно быть, Хавьер уже добрался до больницы и бушует там, пытаясь дознаться, когда, куда и с кем уехала его жена. Эмелия с легкостью представляла громовое выражение его лица, сжатые кулаки. Но возникший в ее сознании образ вызвал у нее не улыбку, а слезы.
Глава 11
Эмелия провела первую половину дня на пляже. Долгая прогулка по берегу моря до напоминающего сказочный дворец загородного дома ее отца на побережье Квинсленда заменяла ей гимнастику. Молодой женщине все еще было странно снова разговаривать с отцом после всего, что между ними произошло. Но резко пошатнувшееся здоровье заставило его пересмотреть свои взгляды на ценность семейных уз, и мирная инициатива Эмелии была встречена с радостью. Отец предоставил роскошный особняк у моря в полное распоряжение дочери, а сам иногда, когда позволяли дела, прилетал на выходные составить ей компанию. Ей нравились их понемногу крепнущие отношения, хотя разногласий по-прежнему было предостаточно. Эмелия даже заключила хрупкое перемирие с мачехой, когда поняла, что та искренне привязана к мужу, несмотря на его недостатки. В чем-то Кристал напоминала падчерице ее саму после свадьбы с Хавьером. Наивная и оглушенная роскошью, в которой жил ее муж, Кристал из кожи вон лезла, чтобы угождать ему во всем. Эмелии было неприятно это наблюдать, но она не вмешивалась.
Единственным поводом ссориться с отцом по-настоящему был Хавьер. Майкл Шелвертон считал, что Эмелия поступила как трусиха, когда убежала, не объяснившись, а через три недели выслала бракоразводные документы почтой. По мнению Майкла, Хавьер заслужил, чтобы его хотя бы выслушали.
Эмелия же полагала, что сделала все правильно. Ей не хотелось затягивать агонию расставания. Она надеялась, что рана, нанесенная быстрым окончательным разрывом, окажется не такой глубокой и легче заживет. Но прошел месяц, а ее все еще мучила бессонница, несмотря на все попытки изнурить себя прогулками и плаванием. Она старалась выбросить мысли о Хавьере из головы, но тело продолжало помнить его прикосновения и желать их. Каждую ночь Эмелия ловила себя на том, что в полусне шарит по пустой постели в надежде найти его рядом.
Но даже если бы испанцу захотелось ее найти, пришлось бы приложить усилия. Эмелия запутала следы так хорошо, как могла. Вернула себе девичью фамилию, отвечала на звонки, только если номер звонящего был ей знаком, электронную почту получала через офис отца.
Она поднялась на открытую террасу с ключами в руке, но остановилась как вкопанная, увидев, кто ждет ее на кованой скамейке.
— Здравствуй, Эмелия.
— Тебе лучше уйти, пока я не вызвала полицию. Хавьер поднялся, подошел ближе:
— Нам нужно поговорить.
