– Не понимаю, почему? Разве это не естественное желание, когда есть достойный супруг и финансовая стабильность?
– Материнство требует от женщины абсолютной самоотверженности. Я отдаю себе в этом отчет. И полагаю, что было бы эгоистично рожать ребенка только потому, что так принято.
– Миллион женщин просто беременеют и рожают своих детей, не копаясь во внутренних переживаниях! – горячо возразил Массимо. – И это не считается эгоизмом.
– Я другая, – коротко парировала Никки.
– Я это уже понял, – вздохнул Массимо.
– А что ты можешь сказать о себе? – внезапно обратилась к нему она. – Тебе тридцать три года… Где твои наследники?
– Хороший вопрос… – закивал Массимо. – Не то чтобы я не задумывался над этим прежде, но… Такие решения обычно принимают женщины, и уже они ставят своих мужчин перед выбором. И потом, признаться честно, мне приятно быть холостяком… Мой отец женился на моей матери, когда ему было двадцать шесть лет… Почему ты ничего не ешь? Тебе не нравится то, что я заказал? – спросил он, быстро поменяв тему.
Никки отложила вилку.
– Не могу… Я не могу сидеть здесь и мирно беседовать, притворяясь, что все нормально, – раздраженно сказала она и резко встала из-за стола.
– Никки, сядь! – гневным шепотом процедил Массимо.
– Прости, Массимо, – с трудом произнесла женщина, глаза которой заметно покраснели. – Это выше моих сил. Возможно, я переоценила свои возможности, согласившись этим утром на твои условия.
– Возможно, – кивнул Массимо. – Спишем этот выпад на твою усталость.
– Лучше спиши это на мою неспособность играть по твоим бесчеловечным правилам, и покончим с этим, – проговорила сотрясаемая нервной дрожью Никки.
– Мне больше нравится, когда ты руководствуешься разумом, а не эмоциями, – медленно изрек Массимо. – У тебя же был резон согласиться на мои требования этим утром. Ты забыла?
– Ты хочешь добить меня публично? – со слезами на глазах, слабым голосом спросила Никки.
– Поехали домой! – поднялся со своего стула Массимо и, быстро расплатившись, повел ее к выходу.
До особняка они ехали молча, а в слабоосвещенном холле он сказал:
– Я провожу тебя.
– Не беспокойся.
– И все-таки… Я должен осмотреть дом, в котором мне теперь придется жить. Хочу знать, как ты устроилась.
Он проводил ее до комнаты и вошел, когда Никки включила свет. В ее поведении еще чувствовалось напряжение, появившееся во время их странного ужина. Она посмотрела воспаленными глазами на Массимо и произнесла:
– Это мой дом. Он был моим пять лет…
– Мне очень жаль, что все так получилось.
– Не лги!
– Не любишь, когда лгут?
– Ты зашел слишком далеко в своей мести, Массимо! Я не могу относиться к тебе иначе, чем к врагу. Ты каждым своим действием демонстрируешь мне свою враждебность.
– Позволь разубедить тебя в этом, – прошептал Массимо, подталкивая Никки к постели. – Почему ты не хочешь поцеловать меня? – спросил он, проведя губами по ее безответным губам.
– Это невозможно, – попробовала отвернуться Никки, но он обхватил ладонями ее лицо.
– Я помню твои поцелуи… А ты мои помнишь?
– Прошу тебя, уйди, – взмолилась Никки.
– Ты помнишь… – прошептал Массимо и толкнул ее на постель.
Силой удерживая Никки в своих объятьях, он осыпал ее поцелуями, напрочь лишенными нежности. Порывисто обнажая ее плечи и грудь, он яростно давил на нежную кожу горячими ладонями.
Никки не понимала, что с ней происходит. Волны жара сменялись пронизывающим холодом. Она задыхалась и вздрагивала от его прикосновений. Она то отклонялась, то откликалась на его поцелуи. Всячески старалась оттолкнуть Массимо от себя, чтобы тотчас обвить его шею, в исступлении прижимаясь к его груди…
Внезапно все закончилось. Массимо освободился из ее дрожащих рук и в совершенном спокойствии поднялся с кровати.
– Мы поладим, – прозаически заверил он опешившую женщину. – Ты такая же горячая, как и прежде. Жизнь со стариком не пошла тебе во вред. Если не наоборот. Просто хотел убедиться в этом, – цинично пояснил он.
– Вон из моей комнаты! – Никки указала ему на дверь.
– Не забывай, что
