— Абсолютно никакого, — заверила я.
— А что же безрассудное вы совершили вчера?
— Напилась вдрабадан, — с необъяснимым оптимизмом сообщила я.
— И все? — опешил он.
— А вам этого мало?
Полковник без всякой видимой причины вдруг вышел из себя, покраснел, хлопнул по столу кулаком, да как закричит:
— Так что же вы мне голову морочите?!
“Сейчас начнут бить!” — подумала я.
Глава 3
“Сейчас начнут бить!” — подумала я.
Мое хорошее настроение как ветром сдуло.
— Если вам голову и морочу, то не по своей воле! — зарыдала я и, заливаясь слезами, напомнила: — До сих пор под столом лежала бы.
Увидев мои слезы, он смягчился и почти ласково сказал:
— Софья Адамовна, прошу вас успокоиться и сосредоточенно отвечать на мои вопросы.
— Будто не этим занималась до тех пор, пока вы не начали на меня кричать, — ответила я и подумала: “А ласка его преступна и необъяснима. Он же на службе у президента, на которого покушалась якобы я, террористка.”
Уж не знаю какой я там писатель — инженер или не инженер человеческих душ — но любого собеседника вижу насквозь, потому и дожила до зрелых лет, сохранив ум ребенка. Может и не открою секрета, но скажу: в то время пока взрослые думают, что успешно обманывают своих детей, их дети успешно обманывают этих взрослых, и именно потому, что видят их насквозь. Что касается полковника, то я ясно видела, что нет на свете той силы, которая смогла бы его убедить, что в президента из гранатомета жахнула не я.
— Вот, Софья Адамовна, почитайте, — и он протянул мне приличную стопку бумаг.
Признаюсь: читать настолько не люблю, что порой сомневаюсь, умею ли вообще читать. Писать — пожалуйста, это вам сколько хотите, но чтобы читать — нет уж, увольте.
— Нет уж, увольте, — воскликнула я, шарахаясь от его стопки. — Не умею читать!
Полковник растерялся.
— Но вы же каким-то образом писатель, — напомнил он.
Меня поразила его наивность. Будто не в одно время живем. Будто современный писатель пишет так, что его можно заподозрить в грамотности. Потому современный писатель так и пишет, что своих книг не читает, просто не успевает порой, а тот, кто их читает, не знает где этого писателя найти, чтобы рассказать ему все, что он о нем…
Впрочем, я дала себе клятву неприличных слов не употреблять, поэтому вернемся лучше к полковнику.
— Софья Адамовна, у вас высшее образование и не одно, — рявкнул он, — так что прекратите ерничать и давайте работать!
— Ха, работать! Да если бы я хотела с вами работать, то сразу бы и пошла в КГБ, еще тогда, в детстве, когда вы мне предлагали. Да если бы я вообще хотела работать, то и работала бы себе, а не книжки писала… Впрочем, давайте, так и быть прочту, — сжалившись над полковником заключила я — бедняга уже покрылся испариной и красной рябью какой-то странной пошел. — Давайте вашу стопку. Ради вас прочту. И прочла.
Кошмар!
Ужас!
Мне срочно понадобился второй стакан вина, потому что это была моя биография. Я-то считала, что жизнь удалась и даже кое-какими местами собой гордилась, а тут вдруг читаю про бездарно потраченное время, лаконично уложенное в тонкую стопку страниц и названное моим бытием…
Господи, неужели это все мое?!
Ужас!
Иначе и не скажешь.
Я с трудом дочитала до конца и вопросительно посмотрела на полковника:
— Ну? И что из этого следует? На что вы этим намекаете? — я гневно потрясла прочитанными страницами.
— Лично я рассматриваю эту биографию как второе доказательство вашей причастности к покушению на президента, — скорбно сообщил он мне.
Скорби его я не разделила, вместо этого возразила самым решительным образом.
— Какое второе доказательство? — возмутилась я. — У вас и первого-то нет! О моей же причастности к покушению на президента и вовсе говорить смешно. Я под столом в объедках салата лежала когда в него тот, в фуфайке, из гранатомета целился. Кстати, дрянь салат. Люблю свою Любку, но за некоторые дела поотбивать бы ей руки.
— За какие дела? — неожиданно заинтересовался полковник.
Польщенная, я сообщила:
— Да не так уж и много этих дел. Первое дело: зачем так много детей нарожала Любка? Вот за что руки не стыдно поотбивать! Разве может получиться шедевр, да что там шедевр, хоть что-нибудь приличное, когда штампуешь в таком количестве? Это уже ремесло какое-то, серийное производство, честное слово. Уж лучше мастерски произвести на свет одного, как это сделали мои родители. Так сделала и я: написала парочку книг и теперь всем хвастаю, что писатель. Любка же ни в чем удержу не знает. Боже, даже сосчитать невозможно, сколько у нее детей. Старшая Олеся, потом идет… Нет! Я и по имени-то их всех не упомню, она же воспитание им как-то дает. Поразительно! И никакой помощи от государства! Президент наш черт-те кому награды и денежные премии раздает, только не моей Любе. Попробовал бы сам хоть раз родить, так может понял бы почему его народ убывает…
Полковник, заметно нервничая, мою речь прервал:
— Софья Адамовна, давайте ко второму делу перейдем.
— Давайте, — согласилась я и тут же перешла к салату. — Никогда не умела делать салатов Любка. Вот за что руки нужно поотбивать! Еще бабушка моя, покойная Анна Адамовна, говорила, попробовав однажды коварно подсунутый Любкой салат. “Милочка, — ей попеняла она, — но это уже кто-то до меня ел.”
На мой взгляд, сказано блестяще, но полковник почему-то разочарованно вздохнул и занервничал пуще прежнего.
— К салату мы вернемся чуть позже, — прерывая меня, заверил он, — теперь же давайте поговорим о вашей биографии. Уж очень занимательна она.
— Занимательна? — удивилась я. — Да чем же?
— Биография типичной террористки.
— Господи! — горестно завопила я. — Слышал бы мой муж! Как бы он с вами согласился!
— Кстати, где он сейчас? — заинтересовался полковник. — Дома его не оказалось.
Передать не могу в какое я пришла изумление: думала — там знают все. Нет, я слышала, что спецслужбы от хронического безденежья в очень плачевном состоянии, но не подозревала что положение их так плохо. Если они не в курсе где мой Евгений, хотя об этом судачат все мои друзья (а их без труда наберется четверть Москвы), то что же говорить об Америке? Что эти спецслужбы могут узнать о ней?
Плохо! Плохо мы платим налоги! Да и мало нас, в чем сами же и виноваты. Пора повернуться лицом друг к другу, пора уже задуматься о будущем нашего многострадального государства, как это сделал муж Любы. Давно пора, тем более, что враг не дремлет, а кто враг — знают все. Это знают уже и в Европе.
Конечно же мне тут же захотелось развернуть талантливую (иначе я не могу) дискуссию на очень политическую тему, но взглянув на полковника, вынуждена была ограничиться примитивным ответом:
— Мой муж у моей подруги.
Полковник сразу удивил меня новым вопросом:
— Что он там делает?
— Уж вы немаленький, — рассердилась я, — могли бы догадаться и глупостей не спрашивать, не
