Даже баба Рая пожелала присутствовать, о Саньке я уже не говорю. Он не простил бы мне, если бы его не пустили «забирать ребеночка». Когда Жанна вышла из дверей роддома с ребенком на руках, Санька умудрился подскочить к ней раньше Михаила.
— Дай подержать! Дай мне подержать! — вопил он, топая ногами.
Пришлось дать ему подержать драгоценный сверток. Понарошку, конечно, потому что мать не выпускала свое чадо из рук и даже Михаилу разрешила лишь взглянуть на него.
Компания из родственников и друзей стояла внизу и со смехом наблюдала за сценой встречи моего Саньки с младенцем. Когда же Михаил поцеловал жену и символически подержал в руках сына, все дружно закричали:
— Поздравляем!
Поздравляем! — и забросали счастливую троицу цветами.
Я с опаской наблюдала за Жанной, но она выглядела счастливой. Такого приема она явно не ожидала и ошалела от радости. Окруженная друзьями, цветами и любовью, она стояла, держа в руках сына, вся светилась и была необычайно красива.
Уже дома, когда усадили за стол гостей и они галдели и пили за здоровье матери и ребенка, Жанна, отправившись в детскую кормить этого ребенка, призналась мне украдкой, что так счастлива не была никогда.
— Даже немножечко устала, так мне хорошо, — сладко вздохнула она, с нежностью глядя на малыша, с причмокиванием сосущего грудь.
— Конечно, устала, — умилилась я, — такое чудо на свет произвести.
Думаю, это нелегко.
— Да, нелегко, — согласилась она и зевнула. Я встревожилась.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — успокоила она меня.
— И ничего плохого не ощущаешь?
— Нет, разве что легкую слабость.
— Слабость? Конечно, слабость! Разве можно сразу оправиться после родов? А мы, глупые, целый банкет устроили. Тебе нужно отдохнуть. Иди приляг.
Жанна с тревогой посмотрела на меня.
— А ребенок?
— За него не беспокойся. Здесь, в соседней комнате, твоя мать, и я с удовольствием присмотрю за малышом.
— Правда? Тогда и в самом деле пойду отдохну, — сказала она, укладывая малыша в кроватку.
Я осталась в комнате одна. Нет, не одна, конечно. Младенец лежал в двух метрах от меня, утопая в кружевах. Накушался досыта и, посапывая, крепко спал.
Он был не такой, какими обычно бывают новорожденные: не красный, не желтый, а беленький и с румяными щечками. Из-под чепчика выглядывала длинная черная челочка, пухлые губки сложились гузкой, в центре мордашки — похожий на пуговичку носик.
Я не могла наглядеться. Сердце мое таяло от нежности и любви.
'Боже мой, — думала я, — и мы хотели такое чудо извести. Лишить жизни.
Изверги! И главный изверг я. Какое счастье, что Жанна оставила это существо, кто бы ни был его отец. Хотя совершенно очевидно, что ребеночек совсем не похож на моего Евгения. А ему, малышу, и это безразлично. Вон он, пупсик наш, спит и совсем не переживает по этому поводу'.
В детскую зашел Михаил.
— А Жанна где? — встревожился он.
— Спит, — шепотом ответила я. — Устала девочка, слишком много положительных эмоций.
Миша подошел к кроватке и с любопытством посмотрел на малыша.
— Надо же, неужели это мое произведение? — чисто риторически спросил он, но меня эта фраза неприятно кольнула.
— Твое, твое, можешь не сомневаться, — поспешила заверить я.
— Да знаю, — рассмеялся он. — Странные испытываю чувства. С одной стороны, хочется его на руки взять, а с другой стороны, страшно этого боюсь.
Скорей бы мама приехала. Я уже звонил ей вчера.
«Чертов маменькин сынок!» — мысленно возмутилась я, совершенно не испытывая тоски по Елизавете Павловне.
— Очень жалко, что он родился на месяц раньше, — вглядываясь в личико сына, сказал Михаил. — Если он сейчас весит три килограмма, сколько же он весил бы через месяц? Настоящий был бы богатырь!
— И хорошо, что не богатырь, — торопливо возразила я. — И хорошо, что не стал дожидаться срока, нетерпеливый он наш, зато Жанне легче было произвести его на свет.
В детскую завалила толпа подвыпивших друзей Михаила.
— Куда пропал Папаша? — радостно загалдели они.
— Папаша наслаждается общением с сыном!
— Он его уже воспитывает!
Мы с Михаилом зашикали. Друзья мгновенно преисполнились важности и на цыпочках проследовали к кроватке.
— Не подходите близко, — строго приказала я. — На вас полно микробов.
Эти здоровые лбы, многоуважаемые мужи в галстуках… Короче, столпы бизнеса, столпившись у кроватки младенца, стали сами похожи на младенцев.
Принялись друг друга толкать, гримасничать и шепотом называть друг друга бациллами. Потом все дружно сошлись во мнении, что малыш — вылитый отец, особенно нос, губы и глаза. Учитывая, что изучаемый объект спал, как они определили последнее, неясно, но меня это вполне устраивало. Михаила тоже. Он просиял от удовольствия и охотно откликнулся на предложение друзей пойти выпить «за здоровье его сына».
— Софья Адамовна, а вы? Разве не пойдете? — спросил он, выходя из комнаты.
— Нет, я здесь посижу, — ответила я. Потом в детскую просочился Санька.
Мы с ним долго любовались младенцем и мечтали, мечтали…
— Это дитя будет космонавтом, — важно сказал Санька, и я едва не умерла от гордости за своего сына.
Надо же, он не такой, как все, мой ребенок! Он совершенно необычный!
Потому что не мечтает стать киллером или рэкетиром, как другие дети. Мой сын мечтает стать космонавтом. Вот что значит настоящее воспитание!
— Мама, ты слышала про Вовочку? — чтобы я не слишком радовалась, спросил Санька.
— Про Вовочку? — насторожилась я, не связывая с этим именем ничего хорошего. — Что именно?
— Ну, как в школу приехали врачи проверять ум детей, а учительница сказала девочкам, чтобы они бежали из класса, когда Вовочке зададут вопрос. Вот у него и спрашивают: «Что строится рядом с вашей школой?» А он отвечает:
«Публичный дом». Девочки вскочили и бежать, а Вовочка им вслед: «Куда вы? Там только фундамент заложили!»
«Боже мой, какой прогресс, — подумала я. — Сексафон, секспорт и даже секстаз просто „тьфу!“ в сравнении с Вовочкой».
Глава 31
Любой знает, что беда подкрадывается незаметно, в самый счастливый момент жизни жертвы и безжалостно крушит все, что в краткий миг своего пребывания создало счастье.
Так случилось и на этот раз. В тот момент, когда и я, и Жанна успокоились и почувствовали себя счастливыми, когда я помирилась с Евгением, когда стало забываться все плохое и даже баба Рая стала изредка проявлять кротость, а Санька перестал интересоваться сексом, именно в это безоблачное время неожиданно грянул гром.
Охваченная ужасом Жанна прибежала ко мне и, рыдая, сообщила:
— Все пропало.
