— Садитесь сюда, молодой человек, — вовсю радушничала Маруся. — Извините, не знаю вашего имени, Алиса нас не представила.
«Молодой человек?!! Это еще кто?»
Я не выдержала и осторожно выглянула в щель. Господи, лучше бы я этого не делала. От ужаса я чуть не повторила подвиг выпадения из шкафа. Боюсь, ни Алиса, ни ее молодой спутник не поняли бы моего смертельного номера.
И неизвестно, чем закончился бы этот трюк. Возможно, меня добили бы прямо у Маруси на глазах. Именно добили бы, потому что спутником Алисы, естественно, был тот самый Сибирцев Владимир, который так нагло лез в мой дом, а потом еще и угрожал мне пистолетом в дядюшкином подъезде.
«Какая наглость, — вне себя от бешенства подумала я. — Мало того, что Алиска заявилась из Питера осквернять мою память, так еще и убийцу с собой притащила. Нет, она совершенно разложившийся человек. Такое сотворить на девять дней!»
Тем временем молодой человек представился ни о чем не подозревающей Марусе, уселся за стол и принялся ее обвораживать. И обворожил до того, что она скормила ему и Алиске всю нашу закуску. К тому же этот Сибирцев оказался сладкоежкой и, с Алиской на пару, слопал все пирожные и высосал весь мой ликер. Маруся, не отставая, поминала меня водочкой.
В общем, пир горой и без моего участия. А мне оставалось только корчиться от злости в шкафу да бороться с желанием выскочить и надавать подлой Алиске пощечин.
Надо сказать, что бороться мне пришлось довольно долго. Алиска расчувствовалась, принялась вспоминать наше детство и заливаться слезами. Сибирцев, черт бы его побрал, тиская эту дуру, успокаивал ее, утверждая, что знает настоящую дружбу не понаслышке, а потому очень ей сочувствует.
Пока они друг другу сочувствовали, я каменела в стенном шкафу, с ужасом представляя себе, что было бы со мной в том, в кухонном, в котором я томилась при Клавдии.
Короче, они не ушли, пока не доели все закуски и не допили весь ликер. Два литра! Кошмар! Что за люди?!
Когда за гостями захлопнулась дверь и Маруся крикнула: «Выходи!» — я выбралась из шкафа и с тоской уставилась на опустевший стол.
— Маруся, что это? — не веря глазам, спросила я.
— Ну, помянули тебя немножко, — смущаясь, робко пояснила она.
Хорошо, хоть не всю совесть потеряла.
— Помянули? — возмутилась я. — Да просто смели все подчистую, как говорится, до шпента. Мне что же теперь, ложиться голодной? Почему ты не выгнала эту предательницу?
— Было неудобно, она не одна, — виновато мямлила Маруся.
— Конечно, не одна, а с убийцей. Ты не обратила внимание на имя молодого человека?
— Нет, а что?
— А то, что это он. Сибирцев, лез в мой дом и угрожал пистолетом!
Маруся где стояла, там и села.
— Не может быть, — простонала она.
— Выходит, что может. И какова наглость — ввалиться в квартиру, где я… где ты… где мы…
Я была вне себя от ярости. Слова буквально застревали в моем горле.
— И главное, сожрать всю закуску, — наконец нашла я точные слова. — И осквернить обо мне всю память.
— Бог их за это накажет, — пообещала Маруся.
— Ну конечно, накажет, да я-то осталась без ликера и без ужина. Зато Алиска произвела разведку.
Зачем она приходила? Думаешь, просто так?
— Теперь уже так не думаю, — вздохнула Маруся и с сожалением посмотрела на опустевший стол.
— А я точно знаю — она хотела удостовериться, что меня здесь нет. Видимо, не только Нина Аркадьевна, но и Алиска хочет видеть свидетельство о моей смерти. А ты приваживаешь ее, подлую, к нашему дому. Увидела молодого мужика и сомлела, и отдала все. Все! И свое, и мое! И ликер в придачу! Ты бы еще распахнула шкаф и показала меня, приросшую к стене: нате, мол, убивайте…
Долго я бушевала, да и было от чего. Маруся спряталась за чувство вины. Она сидела, опустив голову, и молчала. Потом со вздохом поднялась и принялась мыть посуду. Пустые тарелки из-под закуски.
Качественно отругав Марусю, я удалилась в спальню, чтобы в такой знаменательный день заснуть голодной.
Маруся еще долго топталась по комнатам, охала и вздыхала, но позвать меня, дура, не решалась.
Не помню, как я погрузилась в тревожный сон, но зато на всю жизнь запомнила пробуждение. Проснулась я от странных трубных звуков, доносящихся из гостиной. Мгновенно вскочила с кровати и выбежала посмотреть, нет ли там умирающего слона. Тут же выяснилось, что звуки издавала Маруся. Она сидела на полу и, прижимая к уху телефонную трубку, стонала, точно тяжелобольной слон.
— Что случилось? — спросила я, чувствуя, что на мой позвоночник ложится иней.
Маруся сердито отмахнулась и всхлипнула:
— Какой ужас! Я прямо вся упала!
Так вот почему она на полу.
Ни секунды не медля, я выхватила трубку из ее руки и прижала к своему уху. Оказалось, что ужасами пичкает Марусю Нелли.
— В чем дело? — закричала я. — Почему Маруся стонет, как одинокая роженица?
— Мне только что из Питера позвонила Ольга и сообщила, что Алиса при смерти, — выпалила Нелли. Я издала стон, не уступающий Марусиному.
— Она что, уже успела смотаться в Питер? — тем не менее поинтересовалась я.
— Нет, она здесь, в Москве. Ольга просила, чтобы я отправилась в больницу и узнала обо всем подробно, но у меня с утра прием. Может, Маруся сможет?
Вот они, родственники! Родная сестра, называется! Алиса при смерти, а Ольга, вместо того чтобы, бросив Кирю, мчаться в Москву, звонит черт-те кому и просит черт-те о чем. Я всегда знала, что с Алискиной Ольгой любая игра лишь в одни ворота.
— Да что же случилось-то с Алиской? — уже с сомнением спросила я. — Еще вчера она сидела у нас на кухне, обжиралась балыком и тискалась со своим хахалем. Не он же затискал ее до смерти.
Нелли всхлипнула. Подумать только. Ей уже жаль эту убийцу.
— Я звонила в больницу, — сказала Нелли. — Алиса в реанимации в очень критическом состоянии. Она отравилась каким-то ореховым ликером.
— Не каким-то, милочка, а твоим, — все еще не веря в серьезность обстановки, заметила я. — Я тоже намеревалась попробовать этого ликера.
— Что ты мелешь? — рассердилась Нелли. — Чувствую, вы там пьете беспробудно. Совсем спятили. Не знаю никакого орехового ликера.
— Как это не знаешь, когда сама принесла его вчера и оставила Марусиной соседке.
— Ничего я не приносила!
И тут у меня ноги подкосились.
— А кто же тогда его принес? — упавшим голосом спросила я.
Маруся, внимательно слушавшая наш разговор, сорвалась с места и понеслась в прихожую. Я, забыв о том, что покойница, понеслась за ней.
Допрос соседки добил нас. Я, стоя на лестничной площадке босиком и в ночной рубашке, долго не хотела верить, что Нелли — высокая, стройная, кареглазая блондинка.
— Нет, — утверждала я, — она маленькая, толстенькая, голубоглазая брюнетка.
Но соседка стояла на своем, и нам с Марусей пришлось убедиться в том, что ликер принесла не наша Нелли, а какая-то другая, не знакомая нам.
— Вообще-то описания слишком напоминают саму Алиску, — входя в квартиру, сказала Маруся.
— Не думаю, что Алиска стала бы травить себя и своего хахаля. Ведь он тоже пил ликер. Конечно, насколько мне было видно из шкафа.
— Пил, пил, — подтвердила Маруся. — Еще как пил. Он-то его весь и высосал, Алиска так, чуть пригубила, бедняжка.
