Почти одновременно с ними рухнули, стиснув ладонями головы, остальные офицеры штаба. Лишь связист, на миг оторвавшийся от своего радио, увидев жутковатую картину, успел крикнуть в микрофон:
— Врача на КП-1! Срочно! Срочно! Первому нужна помощь!
И сразу упал, и покатился по бетону блиндажа, издавая страшные, нечеловеческие звуки.
Но медики беспомощно приникли к земле, им самим нужна была помощь.
Впрочем, там помощь уже никому не была нужна.
Поредели и цепи пехоты, прошедшей лишь малое расстояние от своих окопов до зловещего излучателя.
А «Аист» продолжал упорно метать смертоносное оранжевое пламя в сторону обезумевших от боли солдат. Многие из них падали, чтобы не подняться уже никогда.
В кабинете начальника Генерального штаба зазвенел аппарат спецсвязи. Голос солдата телефониста сообщил:
— Товарищ маршал, вас «по уколу» полигон «Гарант».
— Слушаю, — откликнулся маршал.
Голос в аппарате сбивчиво доложил:
— Товарищ маршал, докладывает начальник особого отдела полигона «Гарант» полковник Стрелецкий. Установка «Аист» вошла в нештатную ситуацию. Среди личного состава имеются жертвы. Генерал Калягин погиб. Установка самоуничтожилась.
Помрачневший маршал не задал ни одного вопроса. С минуту помолчав, он приказал:
— Полигон надёжно оцепить. Систему энергопитания ввести в дежурный режим. Создать комиссию из числа офицеров полигона. Я пришлю своих представителей. Все.
Маршал опустил трубку на аппарат и нервно закурил.
Глава 6
Свадьба Маруси, как все и предвещало, произвела на меня гнетущее впечатление. Радовало только одно: Женька с Юлькой не выглядели голубками. Как Юлька ни старалась, как ни вешалась на него, он вёл себя благородно и сохранял к ней щадящие меня холодность и отстраненность.
Юлька скрипела зубами, но и мне было нелегко — душа кровью обливалась, а перед глазами стоял изувеченный «Мерседес». Да и с часами ничего не вышло, — не дарить же черепки. Да и вид у меня был неважный. Да и бриллиантов моих не заметил никто. В общем, все, что я задумала, не состоялось.
Непонятно зачем я вообще попёрлась на дурацкую свадьбу эту?
Впрочем, альтернативы не было. На эту свадьбу даже Тамарка пришла, которая не разговаривала с Марусей лет эдак двадцать, не меньше.
Да-а, почти двадцать лет Маруся и Тамарка ненавидят друг друга лютой ненавистью, но при этом Тамарка кто угодно, но только не клятвоотступница. Потому она на свадьбу и пришла, что ещё на детсадовском горшке Марусе нашей страшной клятвой поклялась придти на её первую свадьбу. Чтобы ни случилось, но придти. Мы все в этом поклялись, потому такая огромная свадьба и получилась.
Огромная и бестолковая. Настоящий бедлам. И посередине этого бедлама смущённый Ваня и счастливая Маруся.
Я сидела как дура, вроде тоже «горько» кричала, а в голове всего две мысли: бедный «Мерседес» и сволочь Женька!
Остальное вариации на все ту же тему. Не мозги, а дикий рой.
Кошмар!
В такой обстановке подходяще было бы напиться, как сделали это Тося, Роза, Люба, Лариса, Маруся, Юлька и Тамарка. Да и все остальные.
Но и напиться я не могла, потому что решила держать хвост пистолетом и не давать друзьям повода обсуждать тяготы моего одиночества. Горе-то действительно огромное и запить тут есть от чего. Все от меня этого и ждут, особенно Юлька.
Вот поэтому и приехала я на «Мерседесе», чтобы случайно не забыться и лишний бокальчик шампанского не пропустить. Стоит выпить хоть чуть-чуть, остальное добавит молва. А тут уже и разговоры: ах, Мархалева тоскует, ах, Мархалева спивается, похожа стала на крокодила…
Кстати, этого-то я и боюсь больше всего. Уж не знаю почему, может это патология, но внешность моя всегда чрезвычайно занимала меня. Как только к зеркалу подхожу, так сразу на себя смотрю, но речь не о том. Нет уж, решила я, собираясь на свадьбу, пить буду только лимонад.
И пила, потому и заснуть никак не могла из-за страшной головной боли, чего не случилось бы, пей я шампанское без ограничений. После шампанского заснула бы прямо на ходу, если бы, конечно, идти смогла б.
В общем, долго мучалась я, вернувшись со свадьбы домой, вздыхала, ворочалась… Перед глазами стояли то разбитый «Мерседес», то мужественное Женькино лицо, почему-то совсем родное, несмотря на обиды, несмотря на стерву-Юльку. Так в мучениях незаметно и заснула.
Заснуть-то заснула, но недолго проспала. В пять утра раздался телефонный звонок. Сняла трубку и услышала невероятный рёв:
— Старушка-ааа! Срочно приезжа-аай! Он меня броси-ииил! Прямо всю взял и броси-иил!
— Как? Уже? — поразилась я.
Вы сразу поняли, это была Маруся.
— Почему — уже? — удивилась она.
— Почему? — переспросила я. — Потому! Не думала, что это произойдёт так скоро.
Маруся ответила мне нечеловеческим рёвом.
— О-оочень скоро, о-оочень скоро, практически мгновенно-оо, — сквозь этот рёв приговаривала она. — Срочно, срочно приезжай.
Я с изумлением заметила, что речь её как-то шепелява и невнятна.
— Маруся, что с тобой? — испугалась я. — Надеюсь он зубы тебе не выбил?
— Не-еет, зубы на месте, я ими колбасу жую-юю!
Это невероятно! Умирает от горя, ревёт белугой и одновременно жуёт колбасу. Вот это аппетит! Вот это Маруся! Порой мне кажется, она и в гробу будет жевать, если только когда-нибудь вообще (не дай бог) умрёт. Уж я-то этого не увижу, так сильно сокращает мне жизнь она.
— Хорошо, — сказала я, — Маруся, у тебя горе, это нормально, но почему ты мне звонишь? И почему именно я должна нестись к тебе среди ночи? Что, не нашла никого другого? Вспомни, у тебя же полный город друзей. Позвони хотя бы Розе, а ещё лучше — Тамарке, раз уж вы с ней на брудершафт весь вечер пили. Да, позвони Тамарке, освежи вашу дружбу, а то она проспится и забудет, что с тобой помирилась.
— Не-её, Тамарке звонить нельзя, и Розе нельзя, им всем нельзя, — просветила меня Маруся.
— Эт-то ещё почему? — возмутилась я.
— Потому, что они счастливые, и все остальные счастливые, только мы с тобой брошенки.
Я очень гордый человек — мне сразу захотелось её убить.
— Еду! — воскликнула я.
Видимо слишком воинственно воскликнула, потому что Маруся поспешила оправдаться:
— И потому, что ты единственная пила лимонад. Остальные пьяны влежку.
— Я надеялась, что и ты пьяна.
— Так и было, — всхлипнула Маруся, — но после того, что я ляпнула Ване, сразу протрезвела.
И тут же она зарыдала пуще прежнего:
— Старушка-аа! Приезжа-аай! Прямо вся приезжай! Поскорей! Поскорей!
Я поехала, а куда деваться?
— У меня сердце болит! У меня голова болит! У меня все болит и только потому, что ты внезапно меня разбудила! — закричала я Марусе с порога.
Она, стоя в шлёпанцах и в свадебном платье, ответила мне рёвом, причём старалась заглушить, но заглушить меня не просто. Я продолжила с ещё большим энтузиазмом.
— Что, ты, болезнетворная, такое страшное сказанула бедному нашему Ване в первую брачную ночь, что он убёг, несчастный, утра не дождамшись? — грозно вопросила я.
— Сказала только, что он иждивенец и ничтожество-ооо! — скорбно проревела Маруся.
