дверь, ведущую из спорт-комплекса на улицу, — и кивнул в сторону припаркованной на служебной стоянке черной «БМВ-525», может, не новенькой, но блестящей. — Тебе куда, Юля?
— О, спасибо, я на своей. — Я показала на «гольф», скромно притулившийся невдалеке. — Так вам понравилась идея по поводу снимка? И интервью насчет Улитина обещаете?
— Не, не понравилась — и интервью о нем не надо. — Тон был категоричным, и я посмотрела на него удивленно и чуть обиженно, как ребенок, с которым взрослый только что был нежен и ласков и вдруг на него озлобился без видимой на то причины. — Я тебе другой снимок дам — или созвонимся, фотографа подошлешь, здесь поснимает, в зале…
— Но почему? — Я понимала, что надоела ему уже и он, наверное, в душе проклинает мою привязчивость и вообще тот момент, когда согласился на интервью, — и следующее даст очень не скоро. Но у меня не было выхода — потому что было очевидно, что если он ничего не скажет сейчас, потом из него точно слова не вытянешь на эту тему, даже если он выразит горячее желание со мной переспать и я на это соглашусь. — Нет, правда — почему?
— Да гнилой он потому что. — Мой собеседник наконец-то проявил эмоции, клюнув на закинутую приманку. — И врал он, что много на спорт дает, — скупой был. И слово не держал — мужчина, а не отвечал за слова. Я ему один раз так помог — сильно помог. А потом звоню через пару недель, он нам сборы оплатить обещал, — а он мне рассказывает, что сейчас денег нет. То кричал, что друзья, заплатить предлагал за помощь — а на сборы денег нет. Я ему говорю — ты же слово давал, Андрей. А он вертит- крутит, по ушам ездит. Гнилой был, скользкий…
— Вот это да — а я думала, такой персонаж положительный, — произнесла растерянно. — А вы ему помогли — спасли от бандитов, да?
— От милиции спас. — Реваз усмехнулся, словно то, что он вспомнил, показалось ему забавным. — Это между нами только, поняла, Юля? Ерунда история, из меня тут героя делать не надо. Осенью прошлой на турнир его позвали большой, почетным гостем, а я не боролся сам, травма была, не хотел, чтоб хуже стало. Он приехал к финалам, посидел, сам скучный — я к нему телевидение послал, все равно им платим, пусть и его снимут. Он довольный стал — едем в ресторан отмечать, бери победителей, я уже позвонил, заказал, за все плачу. Я ему говорю — тебе, Андрей, спасибо, но мы ресторан сами оплатить можем, давай мы тебя пригласим. Понимаешь, неудобно только победителей — те, кто «серебро» и «бронзу» взял, тоже боролись, тоже люди, и тренеров еще брать надо, без тренера какой спортсмен? А он такой был — ему только звезды нужны. И как купец, знаешь, — раз довольный, все гуляем. Я ребятам говорю — ехать надо, нехорошо получится, ведь спонсор наш. Говорю — пока сам поеду, а там пусть еще человек десять приедут, ненадолго, с ним посидим, потом сами в другое место поедем.
— И что? — Пауза затянулась, и так как он снова посмотрел на часы, я просто не могла ее не прервать. Понимая, что вряд ли он пригласит меня куда-нибудь теперь, — но не сомневаясь, что эту потерю я смогу пережить. — Что-то случилось?
— Он охрану отпустил — всегда как президент ездил, на бронированном «шестисотом», и три джипа с ним, а тут на «порше» своем приехал и охрану отослал. Раз с нами — решил, что охрана не нужна. И поехали — он впереди летит, я за ним. Уже из Москвы выезжали, я от него отстал — а там место тихое, не случайно все там случилось. Смотрю, эти, «маски-шоу», с автоматами, человек десять. И «порш» впереди стоит. Думаю, может, стреляли в него или авария — а в масках эти дорогу перекрыли, подъехать к нему не дают. Вылез, а они мне — давай в объезд, а то самого обшмонаем и ласты загнем. Наглые твари — автомат в руки взял, маску надел, думает, хамить можно, все слушать его будут и не найдут потом. Я им говорю — э, вы, я чемпион мира, я на Олимпиаде был в призерах, чемпион страны многократный, а вы кто? Говорю, раз крутые такие, я начальников ваших знаю, им позвоню, выясню, кто тут рот раскрывает, лично разберемся. Ну не мог терпеть, понимаешь, — козлы хамят, сопляки. Они мне стволы в лицо тыкать — а я им визитку их министра из кармана, была у меня, лично дал. Визитку им пихнул — и сам вперед иду. Вижу, Андрей среди этих, белый весь, а те, кто рядом с ним, меня заметили — чуть не целятся уже. И тут один, что около Андрюхи стоит, им команду дает — отставить. И ко мне — Резо, ты тут чего? Голос слышу — близкий человек один, офицер, сам спортсмен, в сауне вместе сидели много раз, вопросы решали всякие…
Он посмотрел на меня внимательно — словно что-то лишнее сказал, — но я сделала вид, что не заострила внимание на последней фразе. В том, что мой собеседник связан с криминальными структурами, я и так не сомневалась — и какие вопросы он мог решать с представителем правоохранительных органов, я тоже понимала. Но меня не беспокоило сейчас, за чье освобождение он хлопотал, кого вытаскивал из СИЗО и сколько за это платил, — мне был интересен только Улитин.
— Я ему и сказал — что за дела, брат? У нас турнир сегодня, хороший турнир, вот со спонсором в ресторан едем, за нами остальные наши, победу лучших едем отмечать, телевидение тоже едет и пресса — а вы спонсора сборной России тормозите. Он банкир, говорю, человек уважаемый, спорту помогает — в чем виноват? А Андрей белый весь — так крутой и смелый, когда охрана кругом, а тут прижали и сразу скис. И мне кричит — Резо, помоги, наркоту в машину подложили, кокаин, слушать ничего не хотят. И этим давай гнать — я тому позвоню, этому позвоню, чуть не президенту позвоню, понимаешь? А ему — рот закрой! Смотрю — закрыл, как пацан сопливый закрыл, только глаза бегают. Я своего близкого в сторону отвел — говорю, не наркота это, понимаешь, сахар, может, или лекарство какое, понимаешь? А там вопрос решим — я за него отвечаю, что решим. Сколько скажешь-решим…
Даже я поняла, что он снова ляпнул лишнее, — но лицо мое ничего не выдавало, я, слава Богу, давно научилась индифферентное выражение на нем держать.
— Отпустили его, понимаешь? — Он скомкал рассказ, но это было не важно — детали улитинского освобождения и точная сумма, которую за это освобождение потребовали заплатить, не имели ключевого значения. — Не знаю, его наркота была, не его — сам клялся мамой, что подкинули. Я говорю — кто тебе подкинуть мог, скажи? Ничего не сказал — только попросил, чтоб до дома его проводил. Даже в ресторан не поехал — гуляйте, говорит, без меня, не то поеду, опять кто налетит. Разобраться, говорит, надо, кто меня заказал. Я его до дома довез, он при мне охрану вызвал — дождись, говорит, . пока не приедут. А потом с концами пропал. Я с него еле вырвал то, что он пообещал, — то любые деньги был готов заплатить, а тут сумма небольшая, десятка, а тянул две недели. Я уже свои отдал, а он мне потом с человеком прислал, не сам, даже вернул. А потом звоню насчет сборов — а он мне говорит, что денег у него нет…
Реваз сплюнул символически, безо всякой слюны — выражая свое отношение к покойному.
— Вот это да! — Мне, кажется, удалось изобразить потрясение. — Знаете, я, наверное, тогда писать о нем не буду — я-.то думала, он такой чистый весь и порядочный, а тут… А как вы думаете, почему с ним такое сделали — и кто?
— Может, навел кто — кто знал, что он при наркоте. — Реваз уже переминался с ноги на ногу — ему явно пора было уезжать. — А этим ментам, им чего — они и не знали, может, кто такой. Сказали, что наркоту возит — и когда лучше брать, чтоб без охраны. Вот и загнули ласты. Если бы не я рядом приняли бы, подержали бы, может, ночь, а потом отпустили. А его наркота или нет — не знаю я. Он гульнуть любил. Мне на Олимпиаде в 96-м его показали, он туда летал — отрывался там по полной. Рестораны, все такое — а за наркоту я не слышал…
Он в очередной раз посмотрел на часы, решительно шагнув к машине.
— Опаздываю я, Юля, — завтра созвонимся, договорились? Фото с меня — у меня много, сама выберешь. — Он повернулся ко мне спиной, огибая машину. — И давай про банкира не будем больше, зачем про мертвых говорить? А то в ресторан пойдем, а ты опять про него начнешь — не хочу…
— О, журналисты такие любопытные — а я к тому же еще и женщина, — произнесла кокетливо, пытаясь загладить произведенное мной впечатление — не ради завтрашней встречи, которая, кажется, не нужна была уже нам обоим, но просто чтобы он забыл побыстрее об этом разговоре. — Мне жаль, что я вас утомила…
Странно, но он ничего не ответил, молча сев в машину. Невежливо себя повел, в общем, — хотя до этого был максимально вежлив. И я сказала себе, что, судя по всему, завтра ни в какой ресторан мы не пойдем. И возможно, я вообще до него не дозвонюсь — и встретиться с ним даже для того, чтобы показать ему статью, мне не удастся. Потому что он пришлет кого-нибудь отдать мне фотографии — кого-нибудь, кто объяснит мне, что Реваз ужасно хотел со мной пообщаться и очень сожалеет, что из-за внезапно навалившихся на него проблем наше общение придется отложить.
Что ж, хотя он мне и понравился, я не собиралась сокрушаться по поводу нашего расставания навсегда.
