А потом он пропал — как-то в один момент, сразу и бесследно. А я, несколько раз безрезультатно набрав его телефонный номер — он один жил в крошечной однокомнатной квартирке, — даже не удосужилась съездить в зал и поинтересоваться, куда он, собственно, делся. Решив, что, если ему надо, он позвонит мне сам.
И он позвонил — правда, еще через три года. Которые, как оказалось, провел в тюрьме, куда попал за вымогательство — заключавшееся в том, что один знакомый попросил его помочь вернуть долг. А на квартире у должника их ждали милиционеры в гражданском, двое из которых в результате задержания оказались в больнице, а остальные спаслись только потому, что один из них, догадавшийся, что в больнице окажутся все, выхватил пистолет и всадил в Кисина две пули в упор. Не убив — но остановив.
Естественно, позже выяснилось, что милиционерам были обещаны неплохие деньги и находились они там во внерабочее время и по личной, так сказать, инициативе — так что вместо внушительного срока он отделался двумя с половиной годами тюрьмы. Потому что когда дело наконец дошло до суда, ему дали ровно столько, сколько он уже отсидел — за превышение пределов необходимой самообороны, — чтобы не вышло, что сидел он ни за что. И тут же отпустили.
Насчет тюрьмы я догадалась сама — он на вопрос, куда пропал, просто отшутился, сказав что-то вроде того, что ездил на заработки. Это было похоже на правду — он был куда лучше одет, чем три года назад, и пригласил меня в хороший ресторан, и приехал туда на старенькой, но «БМВ». Но вот наколка на пальце его выдала — наколка, которую он позже свел каким-то образом. Но которая в тот день заставила меня заметить, что, насколько мне известно, в тех местах, где он был, платят совсем не много. И услышать наконец всю правду — точнее, малую ее часть.
Не знаю, с кем он уж там скорешился в тюрьме — но этот кто-то все эти два с половиной года оплачивал адвоката и свое собственное расследование, этот кто-то его приблизил и поднял, так что вышел он уже в авторитете. И с новой профессией — бандит. Может, потому и отказался от статьи, которую я предложила написать, — о его злоключениях. Сказал, что все равно все позади уже — а правда никому не нужна.
В зал он по-прежнему ездил регулярно — но уже не пропадал в нем целыми днями, занимаясь несколько иными делами. К которым, видимо, у него были не меньшие способности, чем к карате, — потому он и поднялся так быстро и круто.
О том, какой вес он имеет в криминальном мире, я, в общем, случайно узнала. Где-то через полгода после того, как он объявился — конец 96-го был, слякотная и мерзкая зима, так хорошо мне запомнившаяся, — попав на ровном месте в идиотскую и очень неприятную ситуацию. Я тогда достаточно безобидный материал написала про одного деятеля — молодого махинатора, влезшего в доверие к артистической тусовке и кинувшего пяток — десяток кино-и театральных звезд на приличные деньги.
Не помню уж, чем он их там собирался обеспечить — то ли иномарками по заграничным ценам и безо всякой растаможки, то ли необычайно дешевыми квартирами в элитном доме, к строительству которого не имел никакого отношения, то ли почти бесплатными дачами по соседству с президентской. Но в любом случае на него подали в суд, так что история уже, так или иначе, получила огласку — и моя статья ничего для него не меняла. Разве что ославила на всю страну.
А он обиделся. Сначала главному звонил и требовал опровержения, ссылался на якобы имеющихся влиятельных знакомых, способных закрыть газету, — а когда не вышло ничего, потому что Сережа угроз не любил и связями был куда богаче, начал звонить мне, каким-то образом узнав домашний телефон. Предлагая заплатить за новую статью, в которой я выставлю его честным бизнесменом, а тех, кого он кинул, — жадными до халявы и неблагодарными тварями.
А потом начались угрозы — не от него уже, от каких-то уродов, звонивших мне и предлагавших сделать то, что велят. Но так как я все это проходила не раз, то страха никакого не было — а когда звонки не утихли и через неделю, сказала звонившему четко и ясно, что записываю все разговоры и если он объявится еще раз, я посвящу его хозяину новую статью, после которой ему станет куда хуже, чем сейчас.
Звонков и вправду больше не было — зато дней через пять я, выйдя из дома, обнаружила что у моего «фольксвагена» выбиты все стекла и проколоты все шины. Я в жутком шоке была — но почему-то с той историей это не связала, подумав, что это пьянь какая-нибудь развлекалась. А еще через три дня произошло то, чего я уж никак не ждала.
Совершенно неожиданно произошло, утром, я только из дома вышла, направляясь на работу. Грустно посмотрела на то место, где еще совсем недавно стоял мой «гольф», я, наведавшись в шиномонтаж и вставив стекла, его от греха подальше отогнала на платную стоянку, где он скучал без меня, — и пошла сквозь двор. Не сразу заметив в самом его конце, у выхода на улицу, старенькую иномарку, в которой копались какие-то парни. И даже не сообразив, что происходит, когда, поравнявшись с ними, почувствовала, как меня дернули за руку — а в следующую минуту обнаружила, что сижу в салоне двинувшейся с места машины.
Такое точно было в первый раз — и мне повезло, что я просто не успела испугаться, иначе это и вправду кончилось бы печально. Потому что они как шакалы были, эти трое молодых быков, — и увидь они страх, они бы меня постарались раздавить. А так я плохо достаточно соображала, когда обнаружила, что сижу в салоне, зажатая между двумя уродами — естественно, молодыми, естественно, накачанными, естественно, коротко стриженными и облаченными в кожаные куртки с меховыми воротниками. Плюс пустые глаза и мат через слово.
Классика жанра, так сказать. Типичное рядовое бычье, отмороженное, как говорится, на всю голову.
Испугайся я, они хотя бы одну свою угрозу в исполнение привели. А обещали мне много чего — отвезти на квартиру и изнасиловать, порезать лицо, затолкать в разные отверстия пустые бутылки. Не знаю, было ли у них чем меня насиловать — до этого не дошло, к счастью, хотя руками меня похватали вдоволь, хорошо еще, что я юбок не ношу. А вот нож мне демонстрировали, даже по лицу им проводили и чудом не выкололи глаз, когда машина затормозила резко.
Во мне нет ничего геройского и никогда не было — я просто не могла понять, что происходит, веря, что меня с кем-то спутали и сейчас отпустят, как только я покажу удостоверение. А когда поняла наконец, кто их послал, — они, идиоты, этого и не скрывали, просто выражались очень бессвязно, вот я и не поняла сразу, — пугаться было поздно, я ведь уже сидела там, и слушала все это, и нож видела. И я только кивала тупо, когда мне говорили, что моя статья, которая вышла, нанесла финансовый ущерб одному хорошему человеку, так что я попала на большие деньги и мне придется переписать на них квартиру. А если этого не хватит, то меня продадут, кавказцам в рабство — тем блондинки нравятся — и я буду отрабатывать долг в койке. А если скажу кому-то хоть слово, то меня убьют просто, для начала со мной позабавившись.
И единственный для меня выход из ситуации — это в течение недели написать другой материал, в котором пострадавший от меня будет выведен как крайне положительный персонаж. И тогда, может быть, меня простят. Но если через неделю статьи не будет, меня ставят на счетчик и вдобавок будут иметь каждый день всем кагалом. А если ее не будет через две…
Все длилось достаточно недолго — минут двадцать, я думаю. Потому что высадили меня в районе «Белорусской» — от моего дома каких-то пять минут езды.
Но день был будний, пробки кругом, и, видно, им не хотелось торчать со мной в машине в этих пробках — вот и высадили, не доехав до Тверской. Живи я где-нибудь на окраине, да даже на Ленинском или Кутузовском, где движение посвободнее, возможно, все кончилось бы для меня хуже и меня таки отвезли бы куда-нибудь, дабы преподать первый урок, — а тут просто высадили. Сказав, что через неделю мы поговорим по-другому.
Они все еще торчали в пробке, проползая по метру в минуту, а я стояла на тротуаре и смотрела им вслед. Все еще не веря, что это произошло со мной — со мной, великим журналистом, спецкорреспондентом популярнейшей газеты. Я о таких людях писала, с которыми этот мошенник рядом не стоял, — и писала похуже, чем о нем, и ничего, максимум намеками на возможные последствия дело ограничивалось. А тут, на пустом, можно сказать, месте, в абсолютно стандартной ситуации, от которой и не ждала-то ничего, — и на тебе.
Только когда потрепанный темно-синий «опель» скрылся из виду, меня передернуло всю — сильно так, словно ток под огромным напряжением через меня пропустили. Все, что накопилось за время, так сказать, общения с этими уродами, выплеснулось сразу — и так меня тряхнуло, что проходивший мимо мужик
