несмотря на все усилия итальянской докторши представить это перед охранником как недоразумение. Повлиять я уже ни на что не могла, мне оставалось только ждать. Еще неизвестно, удастся ли мне избежать наказания. Я была мысленно готова и к этому. Любой риск чреват либо наградой, либо расплатой. Я вышла из палаты и сказала, что готова ехать.
Мы выходили из больницы, наверное, через запасной вход. Машина стояла метрах в двадцати с лишним от выхода, и пока я шла, успела окинуть взглядом здание, в котором находилась больница.
Это была высотка, скорее всего, больница занимала только ее часть. Остальные этажи, должно быть, сдавались под офисы.
Пока автомобиль медленно двигался по городским улицам, эти двое хранили молчание. Мы смотрели в окно. Я не решилась спросить, почему за мной так быстро приехали. Мысли сумбурно вертелись у меня в голове всю дорогу до дворца.
Машина остановилась перед главным входом. Я ждала, что кто-то откроет дверцу, поправляя правую туфлю, и когда двери открылись, меня окатила волна раскаленного воздуха. На улице было невыносимо жарко, а в салоне – кондиционер. Выходя из машины, я увидела Хафеза. Он стоял в паре метров от автомобиля.
Я медленно пошла к входу, но не могла миновать Хафеза, который просто перегородил мне дорогу. Я поздоровалась с ним, а он только кивнул в ответ, но не сдвинулся с места, так что мне пришлось остановиться.
– Вы выздоровели? Как вы себя чувствуете? Есть какие-то остаточные явления?.. – обратился он ко мне.
– У меня все еще немного кружится голова, немного тошнит, но мне намного лучше, чем было, – сказала я, избегая его взгляда.
Хафез отошел в сторону и жестом показал, чтобы я шла дальше. В его поведении были заметны натянутость и неискренность, он говорил не то, что думал. Я была абсолютно убеждена в том, что он в курсе произошедшего в больнице. Может, он не знал все подробности, но то, что я нарушила правила, что мне пытались помочь, точно знал. Я уже это проходила, а за время жизни в гареме у меня выработался определенный защитный механизм, отстраненное отношение к тому, что происходит. Поэтому ощущение страха медленно сменялось бесстрастным любопытством.
Мы вошли в главный холл, и Хафез попросил меня сесть. Охранники, стоявшие у входа, по его знаку моментально исчезли. Мы остались наедине. Несколько мгновений Хафез смотрел на пачку сигарет, которую он вертел в руке, а потом смерил меня взглядом и сказал:
– Бессмысленно отпираться. Я знаю, что происходило в больнице в течение двух последних дней. Естественно, всех деталей я не знаю и ожидаю, что вы поможете мне – проясните эти детали. Я располагаю информацией, что одно лицо пыталось вступить с вами в контакт, пока вы были в больнице. Понятно, это означает, что вы до того вступили с ним в контакт. У меня есть способы заставить вас говорить. Думаю, вы представляете какие именно. Но некоторые обстоятельства вынуждают меня в этот раз действовать иначе, а именно попросить вас о сотрудничестве. Итак, кто пытался навестить вас в больнице и как вы вышли на этого человека?
Я молчала. Значит, он знал про этого официанта, но, проанализировав его реплику, я сделала вывод, что Хафез не в курсе о враче из Италии и о ее попытках мне помочь. Меня это немного воодушевило, потому что я была уверена, что она пойдет в югославское посольство и сделает что-то, чтобы я могла выбраться из гарема. Пока я все это обдумывала, глядя в пол, послышался голос Хафеза:
– Повторяю, скажите мне, кто хотел с вами увидеться в больнице и как вы установили контакт с этим человеком?
– Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня нет никаких возможностей, чтобы устанавливать с кем-то контакт, вы же это отлично знаете, и я не думаю, что меня кто-то на самом деле искал в больнице. Единственные люди, с которыми я общалась, – это доктор и медсестра. Иногда я видела охранника у входа в палату, – ответила я, надеясь, что это правильный выход из сложившейся ситуации.
«Как Хафез мог узнать, что обо мне кто-то спрашивал в больнице?» – думала я. Было очевидно, что вопреки тому, что врач сказала о шефе безопасности больницы, мой охранник из больницы знает правду. То есть шеф службы безопасности сказал ему эту правду. Я продолжала смотреть в пол, немного побаиваясь поднять глаза на Хафеза. Он вертел в руках пачку сигарет.
– Хорошо, узнаем завтра, когда получим основную информацию. Выспитесь, желаю вам спокойной ночи. И пожалуйста, подумайте еще раз, есть ли смысл кормить нас байками, которым мы все равно не поверим. То, что вы говорите, нелогично, а я, дорогая моя, знаю, что такое логика, – проговорил Хафез и дал знак охраннику, чтобы тот проводил меня.
Я опять оказалась в своем номере, где прошли не дни, не месяцы, а годы моей жизни. За эти два дня, проведенные в больнице, я поняла, как свыклась с этими комнатами, как мне их не хватает. Этот номер стал для меня вторым домом. Может, потому что никто, кроме меня, не входил в него, не считая охранника и пожилого «горничного», убиравшего в нем. «Горничный» приходил, только когда я была внутри – быстро делал свою работу и исчезал. Сейчас я была рада вновь оказаться здесь. Я легла на широкую кровать и долго-долго смотрела в одну точку, размышляя о том, что случилось, и о возможных последствиях. Мне действительно было все как-то безразлично. Все, что выбивалось из ритма повседневности, выходило за рамки скучного однообразия этой жизни, все, что происходило за стенами гарема, казалось новым и волнующим. А человек так устроен, что поневоле тянется к тому, что оживляет его жизнь, делает ее интереснее.
Я надеялась, что наше посольство предпримет что-то, я думала, что итальянка вместе с тем югославом пошла в югославское посольство. Для меня было очень важно чувствовать, знать, что кто-то для меня что- то делает. У меня в голове проносились картинки, я представляла себе, как наши люди приходят во дворец и забирают меня отсюда, как они разговаривают с Хафезом. И все завершается моим избавлением.
Я надолго задумалась и лежала так несколько часов, а потом в дверь позвонили. Я думала, что это, наверное, охранник. Это был не он. В двери стоял австриец, тот самый, кто ввел меня в курс дела, когда я только очутилась в гареме, рассказал правила поведения и посулил перспективу после четырехлетнего нахождения в гареме получить квартиру в любом уголке мира. Я с удивлением смотрела на него. Он поздоровался и попросил позволения войти.
– У нас с вами есть серьезная тема для разговора, – сказал он.
Он сел на диванчик, а я на чудесное кресло, обитое светло-желтой кожей, на котором я любила отдыхать.
