– Значит, вы следили за мной?
– Нет.
– Откуда же вам известно, куда я пошла?
– Келлог сказал мне.
– Вранье! Он с вами не знаком, никогда не разговаривал с вами.
– Договоримся, что его действия говорят за него. Сегодня утром он воспользовался своим юридическим правом, чтобы снять пятнадцать тысяч долларов с банковского счета своей жены. Из этого я заключил, кто-то предупредил, что я выслеживаю его. Вы.
По ее изумленному виду он понял, что она впервые слышит о деньгах и об юридическом праве. Он сыграл на своем преимуществе:
– Как видно, Келлог забыл упомянуть про пятнадцать тысяч? Какая у него удобная память.
– Это было... деньги были... это... не мое дело.
– Даже если он употребил их на то, чтобы смыться из города с блондинкой? Уверен, он и про блондинку забыл упомянуть.
– Вы гадкий человек, – прошептала она. – Отвратительный человек.
– Если это означает, что вы ненавидите меня, должен согласиться с вами. Если же вы хотите сказать, будто я полон ненависти, вынужден вас поправить. Я не ненавижу. Я хочу вам добра и был бы рад помочь вам.
– Почему?
– Потому что считаю вас хорошей девушкой, которая из лучших чувств поступает неправильно.
– Я не сделала ничего плохого.
– Скажем иначе: поступила опрометчиво.
Он запихал сжатые кулаки в карманы пальто, словно избегая напасть на кого-то.
– Вчера вечером вы отправились домой к Келлогу, чтобы предостеречь его. Я знаю это, так что не трудитесь отрицать. Теперь слушайте. Это важно. Вы подошли с парадного хода, и Келлог вас впустил?
– Да.
– Там длинный холл с выходящими в него комнатами. Вы прошли вдоль холла?
– Да.
– Двери этих комнат были заперты или открыты?
– Открыты.
– Где вы разговаривали с Келлогом?
– В его рабочем кабинете, в глубине дома.
– В другие комнаты заходили?
– На что вы намекаете? – пронзительно вскрикнула она. – Не подозреваете ли вы, будто он и я?..
– Отвечайте, пожалуйста.
– Я заходила в ванную комнату. Заключите из этого что-нибудь. Я зашла в ванную комнату, причесала волосы и вымыла лицо, потому что плакала. Ну, заключайте из этого что-нибудь!
Он выглядел огорченным, даже подавленным мыслью, что она плакала.
– Не стану спрашивать, почему вы плакали, мисс Бартон. Я даже знать этого не хочу. Объясните только одно. Пока вы были там, у вас не возникло впечатления, что, кроме Келлога, кто-то еще живет в доме?
– Вероятно, вы подразумеваете блондинку?
– Вы ошибаетесь. Я подразумеваю Эми.
– Эми? – Уголок ее рта дернулся кверху, словно намек на невольную улыбку. – Забавная мысль, в самом деле забавная. – Она набрала воздуха, как пловец, собирающийся нырнуть. – Нет, Эми не было в доме, мистер Додд. Во всяком случае, не было живой, прислушивающейся, способной слышать.
– Почему вы так уверены?
– Он никогда не позволил бы себе сказать то, что говорил, если бы кто-то там был. Особенно Эми.
'Значит, этот подонок занимался с нею любовью, какой-то степенью любви'. Додд поймал себя на том, что слишком напряженно гадает, какой именно степенью любви.
– Благодарю вас, мисс Бартон. Понимаю, как трудно было вам сказать...
– Не надо меня благодарить. Лучше, пожалуйста, оставьте меня одну.
– Вы собираетесь домой?
– Да.
– Я подвезу вас. Моя машина чуть ниже по улице...
– Нет. Нет, спасибо. Здесь через пять минут должен пройти автобус.
