текло тонкой струйкой или даже отдельными каплями в зависимости от эпохи и времени года. Некогда, давным-давно, движение было шестирядным и управлялось автоматически. Затем движение прекратилось, покрытие растрескалось, и только редкая трава прорастала в трещинах после случайного дождя. Пыль покрывала его. Жители пустыни выкапывали его разбитые бетонные плиты для строительства то лачуг, то баррикад. Эррозия превратила его в пустынную дорогу, пересекающую дикие безлюдные места. Но теперь, как и прежде, движение по шоссе было шестирядным и с автоматическим регулированием.
— Движение к вечеру оживилось, — сказал аббат, когда они вышли в сумерках из ворот старого аббатства. — Давайте пересечем шоссе поверху. После пылевой бури в тоннеле может быть очень душно. Или вы не хотите увертываться от машин?
— Давайте пойдем, — согласился брат Джошуа.
Приземистые грузовики с притушенными фарами (фары использовались только как предупреждающая сигнализация) проносились мимо них, ревя турбинами и жалобно скрипя шинами. Они следили за дорогой с помощью тарельчатых антенн, а магнитными датчиками ощупывали стальные ленты в дорожном полотне, которые направляли их, когда они мчались по красноватой, поблескивающей реке замасленного бетона. Материализованные эритроциты в артериях Человечества, эти бегемоты бездумно перли на двух монахов, а те, увертываясь от них, перебегали от полосы к полосе. Если один из грузовиков собьет человека, то другие будут переезжать и переезжать его до тех пор, пока машина службы безопасности не обнаружит плоский отпечаток человеческого тела на покрытии и не остановится, чтобы очистить шоссе. Чувствительный механизм автомата гораздо лучше реагировал на металлическую массу, чем на тело из мяса и костей.
— Это было ошибкой, — сказал Джошуа, когда они достигли разделительной полосы и остановились перевести дух. — Посмотрите, кто там стоит.
Аббат мгновение всматривался, а затем хлопнул себя по лбу.
— Миссис Грейлес! Я совершенно забыл: у нее сегодня свободный вечер, и она подстерегает меня. Она продала свои помидоры в трапезную для сестер и теперь снова пришла по мою душу.
— По вашу? Она была здесь прошлым вечером и позапрошлым вечером тоже. Я думал, что она ожидает попутную машину. Что ей от вас нужно?
— О, ничего особенного. Она только что обжулила сестер на цене своих помидор и теперь положит неправедный доход в мою кружку для бедных. Этакий небольшой ритуал. Против ритуала я не возражаю. Плохо то, что бывает потом. Сами увидите.
— Может, вернемся назад?
— И оскорбим ее чувства? Чепуха. Она уже заметила нас. Пойдемте.
И они снова побежали между грузовиками.
Двухголовоя женщина с пустой корзинкой и шестиногой собакой поджидала возле входа в новую трапезную, что-то тихо напевая собаке. Четыре ноги у собаки были здоровыми, но две лишних бесполезно мотались по бокам. И у женщины одна из голов выглядела такой же ненужной, как и лишние ноги собаки. Это была маленькая головка херувимчика, а глаза у нее всегда были закрыты. Но было заметно, что она дышала или размышляла. Она беспомощно склонилась на одно плечо, глухая, немая, живущая чисто растительной жизнью. Вероятно, в ней не было мозга, ибо она не являла никаких признаков независимого сознания или индивидуальности. Собственное лицо старухи было изборождено морщинами, но лишняя голова сохраняла детские черты, хотя кожа ее стала жесткой от пыльных ветров и потемнела от солнца пустыни.
Старуха чуть присела при их приближении, а собака с рычанием отступила назад.
— Доброго вечера, отец Зерчи, — проговорила она, растягивая слова. — Самого приятного вечера вам… и вам тоже, брат.
— Привет, миссис Грейлес.
Собака зарычала, ощетинилась и начала неистовый танец, маневрируя по направлению к лодыжке аббата с оскаленными клыками. Миссис Грейлес проворно ударила свою любимицу овощной корзинкой. Собака зубами схватила корзинку и завертелась вокруг своей хозяйки. Миссис Грейлес отшвырнула собаку вместе с корзиной и, получив несколько звучных шлепков, та отступила и с ворчанием уселась в проходе ворот.
— У Присцилды такое прекрасное настроение, — вежливо заметил Зерчи. — У нее будут щенки?
— Да простятся мои грехи, ваше преподобие, — сказала миссис Грейлес, — но это не материнские чувства делают ее такой, а дьявол ее мучит! Это все мой муж виноват: он заколдовал бедную собачку, заколдовал ее просто из любви к колдовству, и теперь она всего боится. Прошу, ваше преподобие, прощения за ее шалости.
— Все в порядке. Ладно, доброй ночи, миссис Грейлес.
Но убежать оказалось не так легко. Старуха схватила аббата за рукав и улыбнулась своей неотразимой беззубой улыбкой.
— Минутку, отец, одну только минутку для старой торговки помидорами, если только она у вас есть.
— Ну конечно! Я буду рад. — Джошуа криво усмехнулся аббату и отправился договариваться с собакой о праве прохода. Присцилла смотрела на него с явным презрением.
— Сейчас, отец мой, сейчас, — говорила миссис Грейлес. — Возьмите кое-что для вашей кружки. Сейчас… — Пока Зерчи протестовал, она гремела монетами. — Нет, обязательно возьмите их, — настаивала она. — О, я знаю, вы всегда говорите со мной с каким-то раздражением! Но я не так бедна, как вы можете обо мне подумать. И вы делаете доброе дело. А если вы не возьмете денег, они достанутся этому нехорошему человеку, моему мужу, и он будет делать на них свое дьявольское дело. Здесь я продала свои помидоры и получила хорошую цену; я купила себе еды на неделю и даже хорошенькую игрушку для Рэчел. Я хочу, чтобы вы взяли их.
— Это очень хорошо…
— Гррампф! — донеслось властное рычание со стороны ворот. — Гррампф! Рауф! Рррррраууфф! — последовало быстрое чередование лая и тявканья, а затем Присцилла заскулила, капитулируя.
Джошуа вернулся, держа руки в рукавах.
— Вы ранены?
— Гррумпф! — проговорил монах.
— Что такого вы с нею сделали?
— Гррумпф! — повторил брат Джошуа. — Рауф! Рауф! ррррррауф! — и затем пояснил. — Присцилла верит в оборотней. Это она визжала. Теперь мы можем пройти через ворота.
Собака исчезла, но миссис Грейлес снова вцепилась в рукав аббата.
— Еще только одну минуту, святой отец, я не буду вас больше задерживать. Это из-за маленькой Рэчел я так хотела повидать вас. Надо подумать о крещении, я и хотела бы попросить вас… не окажете ли вы честь…
— Миссис Грейлес, — мягко прервал ее аббат, — обратитесь к вашему приходскому священнику. Это он должен выполнять такие обряды, а не я. У меня не приход, а только аббатство. Поговорите с отцом Село из церкви святого Михаила. В нашем храме даже нет купели. И женщинам там запрещено бывать, разве что на балконе.
— В капелле сестер есть купель, и женщины могут…
— Это дело отца Село, а не мое. Метрику должны вписать в вашем собственном приходе. Только в случае крайней необходимости я мог бы…
— Ой, ой, я знаю это, но я уже была у отца Село. Я принесла Рэчел к нему в церковь, но этот глупый человек не захотел даже прикоснуться к ней.
— Он отказался крестить Рэчел?
— Да, отказался, глупый он человек.
— Тот, с кем вы говорили, священник, а вовсе не глупый человек, миссис Грейлес, и я его хорошо знаю. У него, должно быть, есть веские причины для отказа. Если вы не соглашаетесь с его доводами, то
