– Это я виновата,– сказала она.– Да простит меня Пресвятая Дева, я рассказала Рэйчел всю правду о Джонасе Уилксе.
Гриффин рассердился – Рэйчел ощутила, как ярость напружинила его тело. Но в словах, которые он произнес, была одна только нежность:
– Молли, будь добра, давай поужинаем.
Когда Молли вышла, Рэйчел подняла глаза на Гриффина:
– Он придет за мной, да? Джонас придет за мной? Гриффин не отвел глаз.
– Да,– сказал он.– Думаю, придет. Рэйчел, выходи за меня замуж – сегодня же вечером.
Рэйчел испытующе посмотрела ему в лицо и поняла, что Афина лгала. «Гриффин любит меня, – подумала Рэйчел,– и относится ко мне со всей серьезностью». Она знала также, что не сможет сказать «да», хотя всей душой хотела этого. Если она ответит согласием, Джонас наверняка убьет его. Она отвернулась, чтобы он не увидел боли в ее глазах.
– Я не могу, – проговорила она.
Молчание было ужасным, бесконечным. Гриффин прервал его, бросив отрывисто:
– Почему?
Рэйчел вскинула голову, не позволяя себе ни на секунду забывать о жестокой, трагической правде.
– Я не люблю тебя, – солгала она, молясь про себя, чтобы он поверил ей и не задавал никаких вопросов.
Но глаза Гриффина сверкнули, что-то изменилось в его лице, он резко повернул Рэйчел к себе и крепко сжал ее подбородок.
– Повтори это, русалочка,– потребовал он.
Она не смогла бы, но внезапно перед глазами у нее возникло видение: Гриффин лежит на земле, мертвый. Все, что угодно – стать женой Джонаса Уилкса, даже быть проданной капитаном Фразьером – только не это.
– Я не люблю тебя, – ровным, спокойным голосом отчеканила Рэйчел.
Его лицо исказилось страданием; на мгновение он прикрыл глаза. Рэйчел воспользовалась этим, чтобы унять собственную боль, от которой сжималось сердце и к глазам подступали слезы.
Будто почувствовав что-то, он еще раз взглянул на нее, но тут же отпустил ее плечи и стремительно вышел из кабинета. Стук входной двери дал ей понять, что можно больше не притворяться, и Рэйчел опустилась в кресло, закрыла лицо руками и снова разрыдалась.
Ей хотелось плакать вечно, но была в ее натуре какая-то сила, которая не желала сдаваться, даже когда это казалось единственно разумным выходом. Понимая, что нужно торопиться, Рэйчел Маккиннон проглотила слезы и опять бросилась вон из дома Гриффина Флетчера.
Бредя сквозь лес, потом сквозь палаточный городок, она пыталась смириться с одной печальной истиной – на этот раз Гриффин не придет за ней.
Когда входная дверь отворилась, было уже поздно, но Молли Брэйди услышала звук поворачиваемой ручки и тихий щелчок замка. Она выпрямилась в кресле перед огромным камином и про себя горячо помолилась, чтобы на этот раз обошлось без припадка бешенства.
Гриффин вошел в тускло освещенную комнату. В приглушенном, мерцающем свете его лицо казалось загнанным, изможденным. В нем что-то сломалось: казалось, его душу вытащили из тела и долго истязали. Его темные глаза были пусты.
Молли мысленно отреклась от своей молитвы. Даже неконтролируемая вспышка его гнева была предпочтительнее странного, безжизненного состояния, в котором Гриффин находился сейчас.
– Где Рэйчел? – осмелилась спросить она.
Он подошел к камину, вцепился руками в каминную полку, опустил голову:
– В доме Бекки.
Молли встала. Она не решилась прикоснуться к нему, хотя ей очень хотелось утешить его так же, как она иногда утешала Билли.
– Я все слышала из коридора, Гриффин,– призналась она.
Гриффин слегка поморщился, но ничего не ответил. Слезы выступили на глазах Молли, слезы слышались в ее голосе, но она не стыдилась этого.
– О, Гриффин, глупый, неужели вы не поняли, что она солгала вам? И неужели не знаете зачем?
Он резко, презрительно хмыкнул:
– О, думаю, я все прекрасно понял.
Все желание утешить его исчезло; вместо этого Молли ощутила неодолимую потребность измолотить эту могучую, непробиваемую спину кулаками.
– Рэйчел старается защитить вас!
Лицо Гриффина, когда он резко обернулся к ней от камина, было столь ужасно, что Молли отшатнулась на несколько шагов.
– Рэйчел просто идет по стопам своей матери! – гневно бросил он, пронесся мимо возмущенной остолбеневшей экономки и вылетел из кабинета.
Каблуки его сапог загремели по лестнице.
