Уоллеса, попытались доказать, что, проведя во вторник акцию протеста, Кинг проявил неуважение к суду и его решению. На перекрестном допросе Кинг сказал: «Очень важно... донести до общественности штата и страны законные чаяния и стремления граждан получить право голоса и покончить с затянувшимся мрачным периодом полицейской жестокости». Марш, который он возглавлял, был необходим, чтобы «люди дали выход своему чувству обиды и возмущения». Что же касается Лероя Коллинза, заметил Кинг, то «вместо попыток отговорить нас от марша, ему следовало бы убедить полицейских покончить с жестокостью».
Многие члены ККСНС отказались от участия в демонстрациях, прошедших в среду. Одна из этих демонстраций была организована монашками из Сент-Луиса; они шли во главе колонны из 500 человек, в которой были и негры и белые. Затем под покровом темноты около 300 чернокожих подростков провели стихийную демонстрацию, выйдя из Первой баптистской церкви. Согласно сообщению газеты «Нью-Йорк тайме», «полицейские штата легкими тычками дубинок убедили их быстро разойтись». В других отчетах указывалось, что упоминавшиеся «легкие тычки» привели к тому, что у некоторых подростков были выбиты зубы, а у других ― в кровь разбиты головы. Несколько священников, выходивших в это время из часовни Брауна, взялись за руки и встали между молодежью и полицейскими, предотвратив тем самым массовое побоище. Уговорами им удалось оттеснить подростков с улицы.
С понедельника демонстрации в поддержку борцов за гражданские права в Селме стали проводиться во многих населенных пунктах страны, а когда пришло сообщение о смерти Джеймса Риба, десятки тысяч американцев вышли на улицы городов Америки ― от океана до океана, с общим требованием федерального вмешательства. Они протестовали против «кровавого воскресенья» и подчеркивали важность и своевременность законопроекта об избирательных правах. В пятницу 12 марта более 4000 религиозных деятелей собрались в Вашингтоне, чтобы оказать необходимое давление на законодателей, как они сделали это год назад во время обсуждения Билля о гражданских правах. Священники, поддерживая образцовый порядок, выставили пикеты вокруг Белого дома, тогда как темнокожие активисты устроили сидячую демонстрацию и голодную забастовку в коридоре приемной администрации президента. Аналогичные акции были проведены воинствующими радикалами из ККСНС и КЗРР в зданиях федеральных органов власти в других городах. В течение некоторого времени демонстрации в поддержку кампании в Селме проходили повсеместно, но только не в самой Селме, где полиция перекрыла Силван-стрит неподалеку от церквей, где собирались участники правозащитного движения. Так продолжалось вплоть до понедельника, когда федеральный суд отменил запрет на проведение демонстраций в этом городе.
Поняв, что в Селме добиться успеха из-за противодействия местной полиции трудно, а кроме того, разочаровавшись в тактике, избранной сотрудниками КЮХР и духовенством, Джеймс Формен и другие лидеры ККСНС, отправились в Монтгомери с отрядом в несколько сотен студентов и школьников. Тем временем Мартин Лютер Кинг вернулся в Селму, где и встретился с Уолтером Рейтером. Они обсудили предстоящую в среду встречу всех руководителей Движения в Вашингтоне с точки зрения возможностей организации еще одного массового шествия, подобного тому, что состоялось в августе 1963 года. Затем они вместе присоединились к архиепископу Яковосу, главе греческой православной церкви в обеих Америках. С двухтысячной черно-белой колонной они прошли по улицам Селмы процессией, призванной почтить память Джеймса Риба. Со ступеней здания Городского суда Кинг произнес очень прочувствованную речь, в которой назвал Риба «мучеником за гражданские права». «Почему хорошие люди должны умирать просто потому, что они хорошие?» ― задал он вопрос. Держа в руках венок из живых цветов, он продолжил: «Мы собрались здесь, чтобы вновь продемонстрировать нашу веру и наше убеждение в том, что расовая сегрегация ― это зло. Наша нация никогда не достигнет нравственной зрелости, пока не избавится от нее. Такой человек, как Риб, поможет нам мрак прошлого превратить в светлое будущее». Присутствующие спели «Мы победим», и Кинг возложил венок к дверям суда, где он и оставался до тех пор, пока процессия не ушла. Только потом, уже в темноте кто-то из тех, кто находился внутри здания, потихоньку убрал венок.
В тот же вечер президент Джонсон выступил перед телевизионными камерами, обратившись к нации с речью, с какой ни один из президентов до него еще не обращался. Мартин Лютер Кинг едва ли надеялся, что он когда-нибудь услышит нечто подобное из Белого дома: «То, что случилось в Селме, ― лишь малая толика большого движения, развернувшегося в каждом регионе, в каждом штате Америки. Движение это порождено стремлением американских негров обеспечить себе доступ ко всем дарам американской жизни.
Их дело должно стать также и нашим делом. Потому что не только неграм, но и каждому из нас необходимо побороть в себе уродливое наследие лицемерия и несправедливости.
И мы победим.
Действительный герой этой борьбы ― американский негр. Его действия и протесты, то мужество, с которым он жертвует личной безопасностью, а то и своей жизнью, разбудили совесть этой нации. Его демонстрации были рассчитаны на то, чтобы привлечь внимание общества к несправедливости существующих порядков, вызвать в нем потребность в переменах, подготовить реформы.
Он обращался к нам с призывами заняться реализацией тех ожиданий, которые очень многие связывают с Америкой».
Затем президент охарактеризовал Билль об избирательном праве, который он предложит на рассмотрение Конгресса в среду, и в совершенно определенных и весьма сильных выражениях дал понять, что считает прохождение этого законопроекта первоочередной задачей. Это выступление произвело на Мартина Кинга огромное впечатление. Джонсон, сказал он, «обнаружил просто поразительное понимание глубины... проблемы расовой несправедливости. Его голос и манера говорить были обезоруживающе искренними... Мы были счастливы узнать, что наша борьба в Селме инициировала выдвижение вопроса об избирательных правах на передний план общественного сознания нации». Однако Кинг не только не призвал приостановить митинговую деятельность, но и заявил журналистам: «Мы должны напоминать нации, сколь животрепещущей и сколь необходимой является эта тема, до тех пор, пока билль не превратится в закон».
Кинг едва успел произнести эти слова, как один из помощников ворвался в помещение с рассказом о событиях в Монтгомери. Днем, в начале второго, Джемс Формен во главе группы из 600 демонстрантов попытался пройти к зданию окружного суда. Пятеро полицейских штата и десять кавалеристов из отряда шерифа набросились на толпу и нанесли травмы восьми участникам. Формен пришел в ярость и объявил, что вечером состоится массовый митинг. Кинг уважал Формена. Он восхищался его мужеством, граничащим с дерзостью. Однако он знал, что лидер ККСНС способен поступать безрассудно. Поэтому Кинг срочно выехал в Монтгомери. В баптистской церкви Бьюла Формен выступал перед аудиторией в 1200 человек. Его речь была пламенной: «Действительно ли президент Джонсон сказал то, что думает?» На этот счет у Формена имелись сомнения. Особенно в свете того, что сегодня произошло в Монтгомери. Он призвал приступить к массовым прямым действиям, чтобы проверить искренность Джонсона. Необходимо «перекрыть все улицы, остановить движение каждого автобуса, используя все виданные и невиданные приемы и методы гражданского неповиновения, потому что я устал смотреть, как избивают людей».
Формен закончил выступление. На кафедру поднялся Кинг. Он сказал: «Неграм их жизнь видится как длинный, пустой коридор, из которого нет выхода даже в самом конце. Чаша терпения уже переполнена». Вся его речь была выдержана в этом духе. Используя свое пасторское красноречие, он постарался облечь в слова то чувство ярости, которым были охвачены его слушатели. И лишь затем, ощутив, что овладел ситуацией, он начал подчеркивать необходимость оставаться в рамках ненасилия и предложил организовать «всеобщее» мирное шествие ко Дворцу правосудия. Формен успокоился и принял предложение Кинга.
Девять лет тому назад, почти день в день Мартин Кинг и Ралф Эйбернети шли на судебное заседание в Монтгомери. Это был первый их суд, открывший длинную череду судебных процессов, без которых была невозможна борьба за свободу. «Ну что, Мартин, ― сказал Эйбернети, ― мы опять идем сюда?» ― «Да-а-а-а», ― ответил Кинг, с улыбкой сильно растянув это короткое слово. Они сцепили руки с Форменом и Джоном Льюисом ― заслуженными ветеранами освободительного движения, которые в первые годы великого похода за свободу были юнцами. За это время, однако, изменились не только они. Сама жизнь хотя бы отчасти стала другой. В качестве доброжелательного жеста управление полиции Монтгомери, обескураженное вчерашней стычкой, выделило 100 человек на охрану демонстрации и поставило четырех чернокожих полицейских на первый же перекресток, к которому подошла колонна из 1600 участников. Они остановились у Дворца правосудия, и, взяв микрофон, Кинг обратился к
