подошел к лошади, что-то ласково говоря ей, поймал болтающиеся поводья, схватил ее за гриву и в мгновенье ока очутился у нее на спине.
Джейси стала слезать с ограды с криком протеста, но Крис остановил ее, положив руку на плечо.
— Тебя могут затоптать, если ты пойдешь туда, — совершенно разумно предостерег ребенок.
Джейси сглотнула слюну и замерла, наблюдая, как лошадь изо всех сил пытается сбросить Йэна на землю. Другие пять лошадей, такие же дикие, пребывали в панике, сгрудившись в другом углу загона. Джейси как наяву видела летящего туда Йэна и топчущих его животных. На какую-то секунду ей показалось, что, к ее стыду, ее сейчас вырвет на глазах у всех.
Йэн изображал из себя неустрашимого ковбоя и не видел, что его жена приросла к ограде, ни жива ни мертва от ужаса. Лошадь брыкалась и вставала на дыбы, пока силы ее не иссякли, после этого она просто стала в центре загона, бока у нее ходили ходуном, ноги дрожали, шкура была мокрой и скользкой.
Мужчины, так и сидевшие на своих лошадях, засвистели и одобрительно закричали, а Йэн перенес правую ногу через шею лошади и грациозно соскочил на землю. Заметив Джейси, он расплылся в довольной улыбке, дотронулся рукой до шляпы и направился к ней и Крису.
Крис был в восторге от спектакля, показанного отцом, но он был ребенком и не слишком хорошо представлял себе всю опасность происходившего. Джейси же, будучи взрослой женщиной, слишком хорошо сознавала все возможные последствия.
Йэн сдвинул шляпу на затылок и усмехнулся:
— А я уж думал, ты будешь спать целый день.
Джейси прикусила язык. Она хотела сказать Йэну, что он по-дурацки рискует жизнью, но не стала делать этого перед Крисом.
Йэн натянул кожаные перчатки, такие же изношенные, как и его страшная шляпа, улыбка задержалась в уголке его рта. Теперь Крис соскочил с ограды и побежал в конюшню, вероятно для того, чтобы оседлать свою лошадку.
Джейси махнула рукой в сторону лошадей, которые, прижав уши и выкатив глаза, забились в дальний угол загона. Ей удалось даже не повысить голоса:
— Воображаешь себя ковбоем?
Йэн только рассмеялся в ответ. Он наслаждался ее злостью, и это распалило ее еще больше.
— Я даже не собираюсь взывать к твоему разуму, Йэн Ярбро, потому что это было бы напрасной тратой моего драгоценного времени. Я скажу только одно: ты идиот!
Он изогнул темную бровь, уперев руки в бока. Он был в поту и в грязи с головы до ног, и Джейси подумала, что никогда он не выглядел так притягательно.
— Тебе не нравится, что я приручаю диких лошадей, дорогая? — невинно поинтересовался он.
Джейси слезла с ограды и подошла к нему поближе.
— По правде говоря, нет, Йэн, мне это не нравится. Для меня это словно смотреть, как ты без парашюта выпрыгиваешь из самолета Колли. Но я не позволю тебе втянуть меня в новый спор. Если хочешь сломать себе шею — вперед!
С этими словами она резко повернулась, но Йэн поймал ее за руку и вернул назад.
К ее удивлению, он совсем не рассердился.
— Это мой хлеб, Джейси, — спокойно сказал он. — Я веду это хозяйство. Развожу овец. Стригу их, купаю в дезинфицирующем растворе, чтобы мухи не съели их заживо. А еще приручаю диких лошадей и продаю их фермерам всей Южной Австралии.
Джейси он не успокоил, но она поняла, что этого мужчину ей не изменить, да она и не уверена, что хочет, чтобы он изменился. Работа у Йэна тяжелая, и чем она опаснее, тем больше ему по душе.
Она глубоко вздохнула.
— Хорошо, Йэн. Я понимаю, это твоя работа. Она тоже уперла руки в бока и наклонила голову набок. — Вопрос вот в чем: способен ли ты так же понять меня? Потому что преподавание — это моя работа.
11
— Хозяйственный двор не место для выяснения отношений, — заметил Йэн.
Джейси протяжно вздохнула. Конечно, он прав.
— Прекрасно. Поспорим позже. А сейчас у меня есть чем заняться.
Она повернулась и пошла прочь. На этот раз она не стала лезть через ограду, а вышла через ворота загона и направилась к дому.
Наскоро приняв душ, Джейси надела светло-голубое полотняное платье, колготки и босоножки и накрасилась. Когда она укладывала волосы, в спальню вошел Йэн. У него был такой вид, словно его проволокли по земле.
— Выглядишь мило, — недовольно сказал он.
В зеркале Джейси были видны его прищуренные глаза и плотно сжатые челюсти.
Джейси ощутила прилив удовольствия: Йэн ревнует. Ей захотелось прыгать от радости, устроить фейерверк, закатить вечеринку.
— Спасибо.
Она смотрела на его отражение в зеркале, держа в руке тюбик губной помады.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу вернуть тебе комплимент.
Йэн шагнул к ней, остановился, нахмурился сильнее.
— Куда это ты так нарядилась?
Наконец она повернулась.
— Йэн, — терпеливо начала она, — я говорила тебе. Я собираюсь объехать семьи своих учеников, чтобы известить о занятиях в понедельник.
Хотя его голос остался спокойным, глаза метали молнии.
— И, полагаю, начнешь с Шифлетов?
— Да, — ответила она. — Начинать надо с самого трудного. Ты, вероятно, тоже сначала принимаешься за самых диких лошадей.
Йэн сглотнул:
— Это совсем другое дело.
Повернувшись к нему спиной, Джейси бросила на себя в зеркало последний взгляд — выглядела она как картинка — и взяла сумочку.
— Нет, — сказала она.
Она стояла перед ним, и все зависело от того, загородит он ей дорогу или отойдет в сторону.
Он ругнулся:
— Подожди, я умоюсь и поеду с тобой.
Джейси покачала головой, хотя ее охватило ликование. Выходит, для них обоих есть надежда.
— Нет. Я думала об этом и решила, что не стоит. В конце концов, ты же не просишь у меня помощи, когда объезжаешь лошадей.
Он открыл рот, словно снова собирался сказать «это совсем другое дело», но Джейси остановила его, приложив к его губам палец.
— Это то же самое, — мягко произнесла она. — А теперь скажи, где живут Шифлеты?
Йэн упрямо молчал.
— Хорошо, — сказала наконец Джейси. Она прошла мимо мужа и остановилась, взявшись за дверную ручку. — Я спрошу у миссис Виггет или у Нэнси. Или у Брэма Маккалли.
— Они живут на старой ферме к югу от Иоланды. Мы с тобой как-то останавливались на пикник…
Джейси закрыла глаза, припоминая. Они с Йэном представляли, что этот старый, обветшалый дом их собственный, что они живут в нем, но никаких пикников в его окрестностях они не устраивали. Под сенью кривых акаций они не занимались ничем, кроме любви.
