Не знаю, как объяснить, но ее интерес к моему заднему проходу пробуждает такой же у меня. Передо мной отличный образец женской задницы, мясистой и волосатой. А главное, эта черная дыра, похоже, отвечает всем требованиям имеющегося у меня в отношении ее плана. Раздвигаю пухлые щечки и заглядываю в нее. Можно подумать, раньше не видел… Тутс глупо хихикает.
Черт, эта штука шевелится. Она живая! Она подрагивает, как будто дышит! Пожалуй, из нее получился бы любопытный объект для исследования. Понятно, что разгадку тайны вселенной вы там не отыщете, но это все же куда занимательнее, чем разглядывать собственный пуп.
Инструкции не нужны, с извращениями, пусть и в мягкой форме, Тутс знакома неплохо. По крайней мере лично я в задницу ее уже трахал, так что она знает, чего ожидать и как к этому готовиться. Переворачивается на живот и открывает мне полный доступ — мол, вот оно, бери, угощайся. Занимаю исходную позицию и даю моему приятелю команду взять след. Его долго упрашивать не надо, раз — и ввинтился. Тутс начинает постанывать.
В этот заход я устраиваю ей настоящую вздрючку. А она и довольна… Одно плохо — двух рук слишком мало, чтобы полностью ее ублажить. Пизду ей почеши, с сиськами поиграй, там ущипни, здесь потри — и все это сразу. В конце концов недостаток ловкости с моей стороны восполнятся ее собственными усилиями. Какие способности! Мало того, она еще и грызет уголок подушки.
Поджарив с одной стороны, переворачиваю, чтобы уделить внимание и другой. Тутс взвывает. Да, она хочет, чтобы я ее трахнул, но при этом намерена получить полный комплект услуг. К сожалению, я не демон из рассказов Александры и заткнуть все дырки одновременно не в состоянии. Выход находит сама Тутс. На бюро валяется щетка с круглой гладкой ручкой. Ее-то она и хочет.
В конце концов передаю ей щетку. Я уже давно понял: получить хороший трах можно двумя способами. Первый — взять все в свои руки и никаких послаблений, второй — позволить сучке делать все, что только взбредет ей в голову. Выбираю второй вариант. Она поворачивается на бочок, поднимает ногу и — есть! Засаживает на всю длину, вплоть до чертовых щетинок!
Спешу вставить шланг… боюсь, что кончит без меня — вон как ловко у нее получается. Теперь мы работаем на пару — я закачиваю в пизду, она с остервенением тычет себе в задницу щеткой.
Туте разогрелась так — и в прямом, и в переносном смысле, — что ее энергии хватило бы на добрых три часа работы всей системы метро. Кожа становится скользкой, а учитывая, что она вообще любит повертеться, мы скоро оказываемся в позе свернувшихся в тесном гнездышке угрей. И все же я шпарю и шпарю, пока мы не кончаем вместе.
— Это было чудесно… — начинает она, но дальше не идет.
Щетка осталась в заднице, и Тутс дрожащей рукой двигает ее туда-сюда. Протягиваю руку, запихиваю инструмент едва ли не полностью и быстро доделываю за друга его работу.
Кто бы мог подумать, что одна сучка способна поднять такой шум! Еще пара минут, и сюда сбежится весь квартал. Бросаю ей на голову подушку и продолжаю орудовать щеткой. Она этого не вынесет… умрет… я ее убиваю… и т. д. Надо отдать должное, в последовательности ей не откажешь… каждый раз, когда я загоняю щетку, Тутс выдает одну и ту же реплику. Но тон постепенно меняется, и вот он-то ее и выдает. Сучка получает удовольствие… наверное, представляет, как ее насилуют… что ж, имеет право. Выполняю договоренность по всем пунктам, и когда она наконец кончает, сомнений нет никаких — получилось как надо.
Сижу на ее спине и смотрю на раскинувшуюся передо мной задницу. Тутс расслабилась, размякла, и эти два розовых жирных кругляша — слишком большой соблазн. Хлопаю по ним тем концом, где щетина. Тутс вздрагивает, но не кричит… потом — 'О!' и вздыхает.
— Сделай это еще раз, — шепчет она.
Повторяю… потом еще… и еще… Сначала она просто шепчет 'еще… еще', потом начинает подвывать… ей больно, но и приятно. Ягодицы розовеют, щетинки оставляют на коже красные точечки. Силы покидают ее… она уже ничего не шепчет, а только вздыхает.
Отбрасываю щетку и кладу ладонь на попку — горит. Завтра у нее будут синяки. Выхожу из спальни, беру бутылку вина и возвращаюсь. Тутс лежит в той же позе. Молча выпиваем по стакану… потом она так же молча одевается. Уже у двери, взявшись за ручку, поворачивается ко мне и страстно целует.
— Спасибо. Спасибо тебе. Спасибо! Прощай, Тутс.
Эрнест все устроил, обо всем договорился. Последние пару недель бедняга просто места себе не находил, все беспокоился из-за того чокнутого изобретателя. Точнее, не из-за него самого, а из-за его женщин, жены и дочери. Выяснив, что старику абсолютно наплевать, кто и почему их трахает, Эрнест впал в отчаяние. Что-то не так, твердит он. Должно быть, подхватили триппер или еще что-нибудь. Или, может, старый хрен расставил повсюду детективов, чтобы те, получив в нужный момент сигнал, выскочили из засады, засняли все на пленку и предоставили ему необходимые для развода доказательства. Когда я указываю, что старику нет нужды разводиться с дочерью, Эрнест еще больше проникается убеждением, что там творится нечто подозрительное. Заявляет, что хочет трахнуть обеих сучек, но черта с два станет подыгрывать этому мудаку Шницграссу. Даже имя звучит как-то неестественно. Спрашивает, слышал ли я, чтобы кого-то так звали. Шницграсс… явная фальшивка… и вообще дело темное…
Впрочем, как я уже сказал, Эрнест все устроил и обо всем договорился. Просит, чтобы я пошел с ним и провел разведку на местности. Может, пока один уведет Фицберга или как его там на прогулку полюбоваться Орионом, другой успеет дернуть ту из козочек, у которой горит сильнее. В общем, ему удается сделать так, что нас обоих приглашают на обед.
Цель моего визита — собрать материал для статьи под названием 'Куда ведет нас наука?'. Эрнест верит в силу прессы так же сильно, как любая парижанка.
Муцборг — оказывается, фамилия хозяина звучит именно так — маленький, похожий на сверчка человечек с клочковатой рыжей бороденкой, которую он использует в качестве вытирашки для ручки, салфетки, бархотки для монокля и вообще ловилки для всего. Поскольку мы прибываем не просто так, а якобы по серьезному делу, то вначале нас знакомят с его изобретениями, а уж потом с пиздовыводком. Первые хранятся в подвале, причем все пребывают в нерабочем состоянии — деталей постоянно не хватает, некоторые он вынужден снимать с уже готовых машин для использования на тех, что еще находятся в стадии разработки. Сами изобретения представляют собой по большей части усовершенствованные картофелечистки и устройства, соединяющие в себе достоинства нескольких полезных штучек. Пожалуй, единственная стоящая вещица на всей этой выставке — улучшенный сверхлегкий цемент, изделие из которого обращается в прах при первом же к нему прикосновении. В общем, жуткая куча мусора, не пробуждающая ни малейшего вдохновения. Тем не менее Муцборг оживляется, жестикулирует и несет какую-то чушь… даже жаль, что я не собираюсь писать статью — он действительно верит тому, что говорит.
Жена и дочка производят куда более приятное впечатление. Девчонке лет семнадцать или восемнадцать, мамаше где-то между тридцатью пятью и сорока. Эрнест сообщает, что деньги как раз у супруги. Почему такая приятная во всех отношениях дамочка со счетом в банке связалась с ничтожеством, с бородатым насекомым? Ответ на этот вопрос находится за гранью моего понимания. Может быть, все дело в том, что он так небрежно носит рога.
За обедом все чинно и пристойно, ничего такого, никаких вольностей. Послушав Эрнеста, я уже представлял, что эта троица в промежутках между блюдами балуется сольными играми, но нет… разговор идет о международном положении, климате Южной Италии и чудесах Америки.
Веселье начинается после обеда. Муцборг застенчиво признается, что утаил от нас кое-что… есть одно маленькое изобретение, которое мы еще не видели. Приносит бутылку и предлагает нам полюбоваться содержимым. Вижу какую-то мутновато-черную жидкость, которая может быть и чернилами, и жидкой взрывчаткой. Второе предположение не так уж далеко от истины. Напиток, объясняет Муцборг, получен путем дистилляции сложного состава из зерна, полыни, определенных полевых трав и еще бог знает чего. Испытав на себе его действие, я бы пополнил список ингредиентов еще и маленькими зелеными шпанскими мушками.
Глава семьи разливает напиток по крошечным, с наперсток, рюмочкам для ликера. Вкус примерно тот же, что и у поддельного американского джина, — отдает сырой древесиной и чем-то еще, столь же малоприятным. Но эффект… Ничего подобного я еще не пробовал. Муцборг, только что признавшийся, что никогда не позволял себе больше одной капельки, предлагает повторить и тут же принимается петь. Голоса
