картинку из прошлого. Торн Гри и отец стоят во дворе у жаровни и переворачивают котлеты для гамбургеров. Они попивают из бокалов золотистую жидкость. Эрин помнила Реба-младенца, помнила, как терпелив был с ним отец – с ними обоими. Она любила Арлингтон; оглядываясь назад, она помнила только хорошее. Ей казалось, что там всегда было тепло и солнечно. Потом вспомнила, какой шок испытала мама, узнав о том, что отец ранен в Майами, как перепугалась она сама, когда мать объяснила ей, что случилось. Потом брат с сестрой остались под присмотром няньки – Лаура уезжала на несколько недель в госпиталь к отцу.
Эрин тогда проводила мать к служебной машине управления, которая должна была доставить Лауру Мастер-сон к самолету.
– Я позвоню, как только доберусь до Майами.
Слово «Майами» уже наводило ужас на девятилетнюю девочку. «Папа поехал в Майами, и посмотрите, что получилось».
– Он умрет?
– Врачи уверяют, что папа поправится. Со временем. Он ранен в голову, но они сделают операцию, и все будет хорошо.
– Честное слово?
– Честное слово. – Лаура клятвенно перекрестилась. – Если папа сможет, он поправится и вернется домой. Это я могу тебе обещать.
Но когда почти через год отец вернулся, все изменилось. Эрин помнила его приступы ярости, помнила, каким сердитым казался он все время. Она никогда не забудет, как тряслась его левая кисть. Эрин постоянно задавала себе вопрос: остался бы отец с ними, если бы она не боялась его до такой степени? Она никому не признавалась в том, как мучит ее чувство вины, как скучает она по папе. Ей недоставало его объятий, их шумной возни и шутливых схваток, когда он швырял ее на диван или подбрасывал к потолку. И теперь, когда она наконец начала свыкаться с его затворничеством в горной хижине, он вдруг покинул горы. «Если отец больше не избегает людей и не цепляется за свое одиночество, то почему не приезжает? Если он хочет защитить нас, то почему его нет рядом?»
Эрин уверяла себя, что ей нет дела до его увечья и никогда не было. Но раз ее смущает даже общество матери, когда приходят некоторые друзья, то можно представить, что она испытывала бы в присутствии отца. Она ненавидела себя за эту мысль. «Я повзрослела, – убеждала она себя. – Теперь я справлюсь». Но справится ли? «Ох, Эрин, какая же ты дрянь!»
Мать говорила, что Пол оставил семью из-за психических отклонений, вызванных ранением в голову. Эрин верила ей, потому что так было легче. Теперь отец, очевидно, поправился, раз его привлекли к работе над таким важным заданием. «Но это значит, что и тогда мозги у него не могли совсем уж съехать набекрень», – рассудила она.
В ночь перед уходом отца родители подрались. Эрин помнила, как приходили полицейские и как мать умоляла отца успокоиться. Эрин казалось, что у матери на подбородке был синяк, но, может быть, тут она нафантазировала. Лица полицейских очень ее напугали. Они смотрели так, словно хотели сделать отцу что- то плохое.
Эрин надеялась, что еще увидится с отцом. «Когда-нибудь он все поймет, – говорила она себе, – и вернется, и снова будет любить нас». И может быть, даже верила в это.
Глава 18
Рейни принимал на ночь снотворное. Если он не пил таблетки, ему снились дети и Дорис, и он просыпался с криком, в холодном поту. Чем проходить через ад, лучше беспамятство. Довольно и того, что он живет в этом аду каждый божий день.
А тут еще Пол Мастерсон. Для человека, навлекшего на других немыслимое горе, он спал просто превосходно. Рейни понимал, что Флетчер психопат, но если бы не Пол, Мартин зациклился бы на других врагах. Разве что увечья, которыми наградили Пола дружки Флетчера, – может, он искупил вину? Бездействующая левая рука, выбитый глаз, пожизненная хромота... Вряд ли.
Пол должен был убить Флетчера, считал Рейни, или хотя бы позволить другим агентам УБН свести счеты с предателем. Но Пол отказался по своим личным соображениям. Возможно, ему просто не хватило мужества, и он трусливо переложил ответственность на закон. Флетчера отправили в тюрьму. Как будто решетки способны удержать такого человека! Черт бы вас всех побрал! Когда мысли Рейни текли по этому руслу и душу захлестывала черная ненависть, он сходил с ума от ярости, думая, что его дети погибли, а Пол Мастерсон жив. Он не раздумывая поменялся бы с Полом местами. Даже учитывая страдания, которые вынес Пол, в представлении Рейни он оставался счастливейшим человеком на свете. Когда Рейни терзали такие мысли, ему приходилось делать над собой громадное усилие, чтобы не ставить Пола и Флетчера на одну доску.
Рейни долго думал над запиской Флетчера, которую получил вечером после похорон Дорис и Джорджа. Он поехал в мотель – не хотел оставаться в пустом доме. Два агента настояли на охране его комнаты. В тот вечер Рейни позволил доктору из управления сделать ему укол, но сон все равно не шел. Прежде чем он задремал, пришел священник епископальной церкви, читавший заупокойную службу, и уговорил агентов впустить его в комнату. Он собирался поговорить с Рейни Ли о Божьем промысле. Рейни понимал, что священник пришел из лучших побуждений, но его прорвало.
– Убирайся к дьяволу, пока я тебя не прикончил! – заорал он на перепуганного служителя церкви. – Нечего говорить мне о Боге, который позволил какому-то психу расправиться с моими детьми и женой! Прочь! – Тут он схватил священника в охапку и выбросил в коридор. Врезавшись в противоположную стену, преподобный приземлился на четвереньки. Агенты, дежурившие за дверью, онемели от ужаса и застыли неподвижно, словно манекены в витрине. Струхнувший святой отец закрыл голову руками.
– Больше никаких посетителей, – ровным тоном произнес Ли. Внутри у него все кипело, в груди бушевало пламя, но иногда на пике ярости Рейни удавалось сохранять внешнее спокойствие. Будь у него оружие, он мог бы выпустить в проповедника всю обойму.
Священник больше не вернулся, охранники тоже не решились войти. Рейни подобрал Библию, которую священник уронил на кровать, и швырнул в стену.
– Верни мне мою семью или оставь меня в покое! – завопил он, задрав голову к потолку. Потом, вспомнив, как много религия и этот бедный священник значили для Дорис, разрыдался и плакал, пока не уснул, – впервые с тех пор, как Дорис и Джорджа не стало.
Позже, во сне он услышал отдаленный зов Дорис и проснулся. Дорис стояла в комнате мотеля подле кровати и плакала светящимися слезами.
– Рейни, я не могу их найти, – сказала она. – Где наши дети?
Невозможно описать, какие противоречивые чувства охватили в тот момент Рейни, но страха среди них не было. Он протянул к Дорис руки, и она приникла к нему. Огромная бездна пустоты в его душе заполнилась, и он заплакал слезами радости. Он чувствовал мокрое лицо Дорис у своей груди, он гладил ее волосы, утешал ее.
– Все будет хорошо, малышка, – говорил он сквозь слезы. – Вот увидишь, мы найдем их.
– Там ничего нет, Рейни, – плакала она. – Ничего, кроме голосов в темноте. Мне так холодно и страшно, Рейни.
– Хочешь, я пойду с тобой? Мы будем искать их, пока не найдем.
– Рейни, голоса сказали, что мы не можем быть вместе, пока круг не завершится.
– Пока что? Я не понял.
– Книга подскажет тебе. Пожалуйста, Рейни, я хочу к своим малышам.
Тут она исчезла, и он почувствовал, что обнимает пустоту. Но она была с ним. Он вдыхал запах ее духов, чувствовал ее дыхание, ее тепло. Он не спал и знал, что она ему не привиделась. Случившееся было так же реально, как и все, с чем он до сих пор сталкивался.
Рейни включил свет и увидел на полу открытую Библию. Он соскользнул с кровати и подкрался к книге. Когда он коснулся страниц, они показались ему горячими, словно угли. Рейни отдернул руку, потом снова дотронулся до книги. Страницы медленно перевернулись и остановились. Взгляд Рейни упал на строки, обведенные священником в рамочку. Он прочитал их, и кровь застыла у него в жилах.
«...убийцу должно предать смерти. Мститель за кровь может умертвить убийцу; лишь только встретит его, сам может умертвить его»[9].
