ВИЛЛИ.… Морковь… сажать одну от другой не чаще, чем на расстоянии в полсантиметра. Грядки… на расстоянии в полметра. (Отмеряет землю.) Полметра. (Кладет пакетик и продолжает мерить дальше.) Свекла. (Кладет пакетик и продолжает мерить.) Латук. (Читает надпись, кладет пакетик на землю.) Полметра…
Справа медленно приближается Бен.
ВИЛЛИ (увидев его, перестает работать). Вот какая загвоздка, понимаешь? Ай- ай-ай… Ужас, просто ужас. Она так настрадалась, Бен, эта женщина так настрадалась! Поминаешь? Человек не может уйти так же, как он пришел, человек должен что-то после себя оставить. Ты не можешь, не можешь…
БЕН приближается к нему, словно для того, чтобы его прервать.
ВИЛЛИ. Теперь разберись хорошенько. Только не спеши отвечать. Помни, тут верное дело. Двадцать тысяч долларов. Послушай, Бен, я хочу, чтобы ты вместе со мной рассмотрел все «за» и «против». Ведь мне не с кем поговорить, а Линда так настрадалась.
БЕН (стоит неподвижно, раздумывая). А что это за дело?
ВИЛЛИ. Двадцать тысяч долларов чистоганом. С гарантией, верные деньги, понимаешь?
БЕН. Смотри, не сваляй дурака. Они могут не выплатить по страховому полису.
ВИЛЛИ. Не посмеют! Разве я не работал как вол, что сделать в срок взносы? А теперь они не заплатят? Ерунда!
БЕН. Такие вещи принято называть трусостью, Вилли.
ВИЛЛИ. Почему? Разве нужно больше мужества, чтобы тянуть эту лямку до конца, зная, что ты все равно умрешь нулем без палочки?
БЕН (сдаваясь). В твоих словах, пожалуй, есть смысл, Вильям. (Прохаживается, размышляя.) А двадцать тысяч — это нечто осязаемое, это вещь!
ВИЛЛИ (теперь уже уверившись, с возрастающей силой). Ох, Бен, в том-то и прелесть! Я их вижу, они, словно алмаз, сияют передо мной в темноте, твердый, крепкий алмаз, который можно взять в руки, потрогать! Это тебе не какое-нибудь деловое свидание! Несостоявшееся свидание. Тут тебя не оставят в дураках! Двадцать тысяч — это меняет дело! Понимаешь, он думает, что я ничтожество, и поэтому топчет меня ногами. А похороны… (Выпрямляется.) Бен, похороны будут просто грандиозными! Съедутся отовсюду — из штата Мэн, из Массачусетса, из Вермонта и Нью-Гемпшира! Все ветераны с иногородними номерами на машинах… Мальчик будет просто ошарашен! Он ведь никогда не верил, что меня знают, знают повсюду. В Род-Айленде, Нью-Йорке, Нью-Джерси! Он убедится в этом собственными глазами, раз и навсегда. Увидит, кто я такой, Бен! Мой мальчик будет потрясен!
БЕН (подходя ближе). И назовет тебя трусом.
ВИЛЛИ (вдруг испугавшись). Что ты, это было бы ужасно!
БЕН. Да. И дураком.
ВИЛЛИ. Нет, нет, разве можно! Я этого не допущу! (Он в полном отчаянии.)
БЕН. Он тебя возненавидит, Вильям.
Слышна веселая музыка мальчиков.
ВИЛЛИ. Ах, Бен, если бы вернуться к прежним счастливым дням! Ведь было столько света, настоящей дружбы! Мы катались зимой на санках, и как пылали на морозе его щеки! Нас всегда ждали добрые вести, впереди всегда было что-то хорошее. Он никогда не позволял мне самому вносить в дом чемоданы и так обхаживал мою маленькую красную машину! Ну почему, почему я ничего не могу ему дать? Чтобы он меня не ненавидел…
БЕН. Нужно это обдумать. (Глядя на часы.) у меня еще есть несколько минут. Дело завидное, но ты должен быть уверен, что тебя не оставят в дураках.
Бен медленно скрывается. Слева подходит Биф.
ВИЛЛИ (почувствовав его приближение, оборачивается и смотрит на него исподлобья, потом в замешательстве начинает подбирать с земли пакетики с семенами). Где же, черт бы их побрал, эти семена? (С негодованием.) Ни дьявола не видно! Замуровали весь квартал, как в склепе!
БИФ. Людям тоже надо жить. Понимаешь?
ВИЛЛИ. Я занят. Не мешай.
БИФ (отнимая у Вилли мотыгу). Я пришел проститься, папа.
Вилли молча смотрит на него, не в силах сдвинуться с места.
БИФ. Я больше никогда не вернусь.
ВИЛЛИ. Ты не пойдешь завтра к Оливеру?!
БИФ. Он мне не назначал свидания, отец.
ВИЛЛИ. Он тебя обнял, но не назначал свидания?
БИФ. Папа, пойми же меня наконец! Всякий раз, когда я уезжал из дому, меня гнала отсюда ссора с тобой. Сегодня я кое-что понял, и мне хотелось бы тебе это объяснить, но я, наверно, недостаточно умен и не смогу тебе ничего втолковать. Какая разница, кто виноват? (Берет Вилли за руку.) Давай-ка все это забудем, ладно? Пойдем домой и скажем маме. (Тихонько тянет Вилли налево.)
ВИЛЛИ (словно окаменев, виновато). Нет, я не хочу ее видеть.
БИФ. Пойдем! (Тащит его, но Вилли вырывается.)
ВИЛЛИ (очень нервно). Нет, нет, я не хочу ее видеть!
БИФ (пытается заглянуть ему в лицо, чтобы понять, что у него на уме). Почему ты не хочешь ее видеть?
ВИЛЛИ (уже жестче). Не мешай мне, слышишь?
БИФ. Скажи, почему ты не хочешь ее видеть? Ты не хочешь, чтобы тебя звали трусом, правда? Ты ни в чем не виноват, — моя вина, что я бродяга. Пойдем домой.
Вилли пытается от него уйти.
БИФ. Ты слышишь, что я тебе говорю?
Вилли вырывается и быстро входит в дом один. Биф идет за ним.
ЛИНДА (к Вилли). Ну, ты все посадил, дружочек?
БИФ (стоя у двери). Мама, мы договорились. Я уезжаю и больше не буду писать.
ЛИНДА (подходит к Вилли). Мне кажется, родной, что так будет лучше. Нечего дольше тянуть. Для тебя это не жизнь.
Вилли не отвечает.
