78 тыс. до 127 тыс., а к 1678 г. — до 154 тыс. крестьянских дворов. Динамика населенности самих дворов еще более резкая. В 1627—1646 гг. был рост с 94 тыс. душ мужского пола до 341 тыс., а в 1646—1678 гг. — до 586 тыс. душ мужского пола. Вместе с женским населением это составляло около 1,2 млн человек. Важно отметить, что в общем количестве вотчин в середине и конце столетия преобладали мелкие вотчины с ничтожным количеством крестьян. В 1646 г. число владений с населением от 1 до 10 дворов составляло 65%, а в 1678 — 72%. В среднем же в каждой вотчине было около 5 дворов, а мужского населения в 1646 г. — около 13 душ мужского пола, а в 1678 г. — около 20 душ мужского пола. Возможно, многие вотчинники имели еще и поместья. Число же крупных вотчин было сравнительно невелико. В 1646 г. их было около одной тысячи при среднем размере в 78 дворов (214 душ мужского пола). В 1678 г. количество их возросло почти до 1400 вотчин, каждая из которых имела в среднем 90 дворов (около 300 душ мужского пола). Однако крупнейшие землевладельцы имели вотчины во многих уездах и резко выделялись количеством своих крепостных. Ряд знатнейших родов с середины века резко увеличили число своих крепостных (Голицыны: в 1646 г. — 3700 д.м.п., в 1678 г. — 12500 д.м.п.; Долгорукие, соответственно, 1300 и 14 тыс. д.м.п.; Хитрово: 583 и И тыс. д.м.п.; Пожарские: 3,9 тыс. и 6 тыс. д.м.п.; Пушкины: 4 тыс. и 8 тыс. д.м.п.; Прозоровские: 2 тыс. и 8 тыс. д.м.п.; Репнины: 1,7 тыс. и 6 тыс. д.м.п.; Ромодановские — 2 тыс. и 8,7 тыс. д.м.п.; Салтыковы: 5 тыс. и 12,6 тыс. д.м.п.; Шереметевы: 8,7 тыс. и 7,6 тыс. д.м.п.). Лишь немногие резко уменьшили число своих крепостных крестьян: Воротынские — с 14,6 тыс. до 5,4 тыс. д.м.п.; Одоевские — с 8,5 тыс* до 2,5 тыс. д.м.п.
Новейшее исследование обширного комплекса писцовых книг России 1620—1640-х гг. выявило существование не только юридических, но и хозяйственно-экономических различий между поместьем и вотчиной. Вотчина оказалась более устойчивым по сравнению с поместьем типом хозяйствования. В обстановке тяжелого аграрного кризиса Вотчины лучще противостояли запустению, быстрее восстанавливались, имели лучшие условия для развития крестьянского и владельческого хозяйства. Сказывались различия в организационно-хозяйственной роли вотчинника и помещика (в поместье она была почти незаметной), в уровне эксплуатации, который в поместье был выше, в обеспеченности рабочей силой. Феодал-вотчинник широко задействовал труд своих холопов и «деловых людей», активно использовал все возможные ресурсы своего хозяйства, включая систему патронирования. Более мелкие, чем поместные «дачи», вотчины были лучше населены, в них энергично расширялись пашни.
Поэтому не случайно во второй половине XVII в. происходил поворот господствующего класса к вотчинно-служилой форме феодального землевладения, дающей наибольший по сравнению с поместьем простор для хозяйственной деятельности. В то же время следует заметить, что, несмотря на явное стремление владельцев поместий превратить их в вотчины и избавиться от экономической неэффективности поместий как формы хозяйства, ярко обнаружившей себя в годы кризиса, буквально все правительства России, оберегая общество от новых потрясений, не форсировали обратного преобразования поместий в вотчины. Слишком важна была условная система землевладения для политического укрепления системы неограниченной самодержавной власти формирования дворянства как основы незыблемого государственного единства. В конечном счете обретение поместьями статуса вотчины растянулось на более чем столетний период. Во второй половине XVII в. вотчинное землевладение уже явно преобладало в центральных регионах государства. Из 10 тыс. вотчин в окраинном Черноземье к концу века было чуть более 2 тыс. В то же время огромнейшее количество поместий сосредоточивалось на периферии страны. Важно подчеркнуть, что к концу XVII в. до 80% крестьянских дворов и населения вотчинных владений числилось «по московскому списку», т. е. принадлежало столичной прослойке господствующего класса страны. (Для социума с ограниченным объемом совокупного прибавочного продукта характерна его концентрация в столице, в руках управленческой верхушки, и оттеснение провинции на третьи роли, что находило свое выражение и в особенностях структуры господствующего класса.
Формы ренты как показатель характера экономики.
Основными формами феодальной ренты были отработочная, продуктовая и денежная. Барщинные и оброчные повинности разнообразились в зависимости от природных условий, от масштаба и состава хозяйственной жизни владений. В XVII в. основными видами отработочной ренты («изделий» — барщины), как и в предшествующее время, была работа на владельческой пашне и сенокосе, в огородах и садах, по возведению и ремонту усадебных строений, мельниц, плотин, копанию и чистке прудов, сооружению приспособлений для рыбной ловли. Распространенной практикой было содержание крестьянами распределяемого между ними в принудительном порядке господского скота и птицы. Правда, подобный прием, обременяя крестьян, мало что давал для развития животноводства в хозяйстве феодала: обычными были низкая плодовитость и падеж скота. Основные барщинные работы выполнялись на крестьянских лошадях.
Как и в предыдущие столетия, в ряду разнообразных видов барщины особое место занимает полевая барщина. При очень коротком сезоне летних работ оторвать крестьянина для работы на господской пашне от его собственной пашни, с которой он едва успевал кое-как справляться, было поистине непосильной задачей. На ee решение ушло два с лишним века, но после Смуты она снова возникла в полной мере. Правда, теперь положение было кардинально иным — крестьяне стали крепостными, и проблемой был лишь вопрос о размерах пахоты на господина. В монастырских вотчинах к началу XVII в. полевая барщина прочно вошла в быт земледельцев и достигла ощутимой величины. В основной части селений Троице-Сергиева монастыря она была 1,5—2,4 десятины в трех полях на двор. В 30—40-х гг. XVII в. в селениях Покровского Суздальского монастыря господская пашня равнялась 1,4—1,5 десятины на двор в трех полях. По данным писцовых книг 20)— 30-х гг. XVII в. исследователями установлены среднеуездные размеры господской пашни в ряде районов Центральной России — Замосковном крае. В расчете на двор она составляла от 2 до 3,5 десятины в трех полях, что для крестьянина было тяжелым бременем. Особенно если учесть, что сами крестьяне этих районов обрабатывали на себя в среднем на двор 2—2,3 десятины в трех полях что совершенно недостаточнодля нормального воспроизводства жизни крестьянской семьи. А был еще и оброк деньгами, и «столовые запасы».
Во владениях крупных феодалов (Б. И. Морозова, Я. К. Черкасского, И. Д. Милославского, Н. И. Одоевского, Ю. И. Ромодановского и др.), в хозяйстве которых земледелие сочеталось с промыслами (поташным, солеваренным, винокуренным), их обслуживание также входило в барщинные работы крестьян. В целом трудно перечислить все разнообразие работ и повинностей крестьян, составлявших «изделье»: из барского хлеба крестьяне изготовляли крупы, сухари, солод, вино, из пряжи ткали холсты, из сел и деревень на центральный двор доставляли на собственных подводах «столовые запасы», сено, дрова, строительные материалы.
Барщинные работы, заставлявшие крестьянина полностью отрываться от собственного хозяйства («в пространстве и во времени»), предполагали наличие принуждения в наиболее грубой форме. Существовали различные способы разверстки барщинных повинностей — по числу дней в неделю в зависимости от экономического состояния крестьян или по размеру барской пашни, обрабатываемой пропорционально количеству тяглой земли, которая имелась во владении крестьян. Последний способ, по вытям, был предпочтительнее для зажиточных и «семьянистых» крестьян.
Продуктовая рента, включающая в себя как продукты земледелия и скотоводства, так и изделия домашней промышленности, как никакая другая, способствовала консервации натурального характера экономики. Наиболее распространенной формой оброка был 5-й сноп, т. е. помещику отдавалась пятая часть урожая. Крестьяне поставляли также «столовый запас» (мясо, масло, яйца, битая и живая птица, грибы, ягоды, орехи) и изделия домашней промышленности (холст, сукно, деревянные изделия и др.). Кроме того, в состав оброка входили продукты крестьянских промыслов, развитых в той или иной местности. Например, крестьяне нижегородских и арзамасских вотчин Б. И. Морозова изготовляли удила и седельные пряжки, деревянные блюда, братины и ложки. Крестьяне воровских владений А. И. Безобразова поставляли оси, лопаты, оглобли, лыко; его же суздальские крестьяне вносили хомуты, рогожи, кули, а кашинские крестьяне — дуги, корыта, готовые срубы.
На фоне повсеместного распространения отработочной и продуктовой денежный оброк в XVII в. за редким исключением еще не играл самостоятельной роли и чаще всего сочетался с барщинными повинностями и натуральными платежами. Лишь в некоторых тверских, вологодских, нижегородских селениях промыслового хозяйственного направления (так называемых непашенных селах), принадлежавших все тем же Б. И. Морозову, Я. К. Черкасскому, А. И. Безобразову и другим феодалам, имевшим
