– «Визажнуться»?
– Ну, тетя Валь! Это же элементарно! «Визажнуться» – это значит подкраситься, припудриться, причесаться…
– Совсем недавно, насколько я помню, все это называлось «наштукатуриться»! – заметила Глушенкова.
– Устарело! – махнула рукой Людмила. – Сейчас уже никто так не говорит.
– Постараюсь намотать на ус… Чай будешь?
– Лучше кофе…
После того как бармен принес девочке кофе и «Сникерс», Валентина Андреевна начала разговор:
– Я слышала, что ты достаточно хорошо знала Вику Добровольскую, – это правда?
– От кого вы это слышали?
– Источник информации не разглашается! – загадочно отозвалась Валентина Андреевна.
На самом деле она вовсе не знала, а только лишь предполагала, что Людмила Панфилова в меру своей суперобщительности и суперкоммуникабельности должна хорошо знать девочку Вику из параллельного класса. Учитывая то, что собеседнице, кроме всех вышеперечисленных достоинств, была присуща еще и суперлюбознательность, Валентина Андреевна не без оснований полагала, что разговор может оказаться довольно продуктивным.
– Это Пряник, что ли, наболтал? – спросила Людмила. – Ну, я устрою ему!.. Ладно. Так что вас конкретно интересует про Викушку?
– Все, что ты знаешь о ней.
– Викушка была девчонка тихая, незаметная. С девчонками почти не общалась, да и с мальчишками тоже, хотя на вид вроде была вполне нормальной. Комплексов никаких за ней не наблюдалось. Да и чего ей, собственно, комплексовать-то? Матер с фатером у нее вроде нормальные – не пьяницы и не шизы, материально обеспеченные, старший брудер тоже ничего пацан. Он раньше частенько Викушку в школу провожал…
– Может, мальчики на нее внимания не обращали?
– Очень даже обращали. Один чувак из старшего класса, Ванька Бугорников, к ней подъезжал с ухаживаниями. Она его отшила, дурочка. А ведь он пацан ничего. Я бы лично с таким стала ходить. Опять же Петька Пряник. Он по ней вообще с ума сходил. Даже стихи стал писать. Я, правда, сама не читала, мне он их не показывал, а вот Вовка Кощей их слышал и говорил, что они классные…
– А сама лично ты с ней общалась?
– Много раз! А что?
– Как тебе кажется, из-за чего она покончила с собою?
Ответом собеседницы было очень выразительное пожимание плечами.
– А что говорят девчонки из ее класса?
– Теряются в догадках, – отрезала Людмила.
«Плохо, очень плохо, – подумала Валентина Андреевна. – Если бы молодежный вариант „сарафанного радио“ что-либо знал о кавалере на „Пассате“, то, несомненно, родилась бы и версия самоубийства, связанная с ним. Нет ни малейшего сомнения, что эта версия была бы услышана чуткими ушами Людки Людоедки! Человек на „Фольксвагене“ с номером три семерки по-прежнему остается загадкой».
– А скажи-ка мне, Люда, вот что! – произнесла вслух инспектор. – Ты допускаешь такую мысль, что Вика Добровольская могла встречаться со взрослым парнем или с мужчиной?
– Вы хотите сказать, что Викушка с кем-то трах… Ой, простите! – поправилось юное создание. – Вы хотите сказать, что эта тихоня жила с каким-то взрослым мужиком?
– Я вовсе этого не говорила, – поспешно возразила Валентина Андреевна, представив, сколько разговоров может возникнуть завтра в школе, где училась Людмила. – Я просто спросила тебя. В принципе такое возможно?
– Да вы что, тетя Валь! – категорично заявила Людмила. – Да я скорее способна представить пингвина на велосипеде, чем Викушку в объятиях мужчины.
– А могла Вика сесть в машину к какому-то незнакомому человеку? Или это исключено?
Юное создание погрузилось в глубокую думу. Валентина Андреевна терпеливо ожидала, надеясь на то, что в голове у Людмилы за время молчания созреет идея, представляющая интерес для следствия. Но Людмила наконец произнесла:
– Так, значит, ее изнасиловали!
– С чего ты это решила?
– После ваших вопросов даже клинический идиот догадается, в чем дело!
– Ты не скажешь, кто из знакомых Вики способен сделать такое?
Задавая этот вопрос, Валентина Андреевна почти была уверена, что не получит на него ответа.
– Скажу, – вдруг злобно прошипела Людмила. – Один чокнутый художник! Он частенько пасется возле школы и приглашает девчонок-старшеклассниц в свою студию позировать!
– И кто-то соглашался? – не очень веря сказанному, спросила Валентина Андреевна.
Девочка бросила на нее снисходительный взгляд:
– Тетя Валь! Этот художник, между прочим, хорошие деньги дает за позирование. А деньги в наше время нужны всем, особенно молодым.
– И много он платит?
– Таксы я не знаю. Те девчонки, что у него побывали, не колются. Слышала только, что тем, кто позирует полностью в обнаженном виде, он платит побольше, а те, что в полуобнаженном, поменьше.
– Но как можно…
– Если вы, тетя Валь, насчет женского достоинства, то совершенно напрасно… Оно у нашего поколения имеется. Просто изменилось отношение к собственному телу… Сейчас оно рассматривается как дополнительное средство для зарабатывания денег. Ведь в том, что девчонки позируют голыми, нет ничего аморального. Они ведь не занимаются с этим художником сексом за деньги, а только позволяют рисовать себя…
Последнее утверждение вызывало у Валентины Андреевны большие сомнения. Да и сама концепция «тела как средства для зарабатывания денег» казалась ей ужасной. В будущем она обязательно как следует поспорит со своей юной оппоненткой на эту тему, а пока ее интересовали более конкретные вещи.
– Сколько лет тем девочкам, которым художник предлагал позировать?
– Старшеклассницы… В основном.
– А не в основном?
– В последнее время он стал предлагать позировать девчонкам помоложе… Мне, например, как-то предлагал. Но больше всех он приставал к Викушке. Он сулил ей просто золотые горы за позирование!
– Но почему именно к ней? – спросила Валентина Андреевна, вспомнив совсем еще детское тело- сложение Виктории Добровольской.
– Мы, помню, с девчонками тоже поинтересовались как-то – зачем ему нужна такая плоская доска?
– И что он сказал?
– Сказал, для того чтобы изобразить образ невинности и беззащитности. Мы еще тогда посмеялись над тем, как точно он попал со своим «образом»!
– А где живет этот художник?
– Сама не знаю, но могу спросить у девчонок! – ответило юное создание.
– Узнай, пожалуйста, побыстрее, – попросила инспектор Глушенкова. – И как только узнаешь, то сразу же звони.
– Заметано!
– Кстати, Люда! Ты не знаешь, случайно, у этого художника есть машина?
– Не знаю. Но я обязательно выясню это…
Три недели назад. – Привет, Байт…
– Здравствуй, Фил, – оторвавшись от монитора, произнес «компьютерный гений». – Говори…
Открыв свой блокнот, Фил стал диктовать:
– На сегодня мы имеем две тысячи «акций» – Москва, тысяча – Питер, тысяча – Самара, пятьсот – Владикавказ, пятьсот – Ярославль, триста – Владимир, сто – Калуга. На импорт заказов нет.
