что на лучшие машины наворовали, от нас нос воротят. Им моделей подавай – ногастых да худющих. Если уж только кому приспичит сильно, а модель вызвать – деньги кончились. Таких, кстати, мы называем толстолобики, рыба такая есть, знаете?..
Пораженная обилием информации, Валентина Андреевна только кивнула в ответ.
– Дальше идут уже те, кто в клиенты попадает довольно редко – коммерсанты всякие, банкиры, крупные чиновники… Их называют тузами. Девчонки говорили, что им попадались неплохие тузы. Алка Леденец рассказывала, что недавно подкатил к ней один такой на «Ауди»-"сотке", попросил всего-навсего, чтобы она его любименьким папулей назвала несколько раз да поцеловала в щечку, а потом поговорил с ней по душам и дал после этого сто баксов… Я бы, если честно, в такое не поверила, но Алка мне сто баксов эти показала, вроде как в доказательство. Алка девка импульсивная – деньги тратит моментально! Без крупного фарта ей сто баксов накопить все равно, что до Луны долететь. Кстати, потратила она их просто феноменально – купила себе пальто коротенькое с накладным цигейковым воротником. Я ей говорю: «Алла, ты посмотри на свои ноги! Тебе не короткое пальто носить надо, а монашескую тогу, чтобы их не видно было». Да к тому же зиму обещали холодную. А ей хоть бы что – нацепила его и ходит. Представляю, каково в нем в такую-то погодку!.. И последняя категория клиентов – моталы. Это те, кто мотается на своих разнокалиберных тачках по городу в поисках приключений, а когда оно им подворачивается, то с удовольствием в него бросаются. Такие могут принадлежать к разным группам, кроме землероек, которым в принципе чужд дух романтики и приключений. Моталы – народ самый интересный и поэтому непредсказуемый. От них можно ждать чего угодно, как бабок охапку, так и по фейсу кулаком. Мне лично чаще доставалось первое. Три моих самых крутых дневных заработка были получены от этих самых мотал. Но самое интересное, что двое из них просто болтали со мной и катали меня по городу. Один даже пивом хорошим напоил вдоволь. Представляете, какие чудаки?..
– А каков был твой самый большой заработок в день?
– Тысяча триста, – не задумываясь, ответила Мотылесса, но тут же, вздохнув, добавила: – Но то был ломовой денек.
– А самый маленький?..
– Самый маленький – это баранка!
– То есть ноль?
– Он самый.
Возникла небольшая пауза. Валентина Андреевна обдумывала, что ей делать с сидевшей напротив девушкой. Закон требовал оповестить о роде ее занятий родителей и взять с них административный штраф. Но Глушенкова немного знала сурового отца Ирины, который может попросту прибить дочь. Мотылесса, словно что-то почувствовав, жалобно произнесла:
– Валентина Андреевна, только вы родителям не сообщайте. Пожалуйста. Папуля у меня сами знаете какой, стукнет один раз своим кулачищем – второго удара уже не понадобится!
– А может, это как раз то, что нужно?
– Вы что, поощряете телесные наказания?
– В исключительных случаях.
– Ну, пожалуйста, ну не надо! – взмолилось юное создание. – Ну не говорите родителям…
Инспектор Глушенкова и в самом деле не хотела сообщать о задержании дочери супругам Малаховым, но закон есть закон.
– Я обязана сообщить все твоим родителям, ты это прекрасно знаешь, – сказала она. – Единственное, что я могу сделать, так это подержать тебя здесь, в отделении некоторое время, чтобы твой отец немного поостыл.
– Значит, мне снова надо будет убегать из дома, так получается?..
Это был явный шантаж, на который инспектор Глушенкова никогда не поддавалась.
– Это твое дело, – ответила она. – Можешь убегать, если тебе так хочется. Но можно поступить по- другому: взяться наконец за ум, вернуться в школу. Все остальное ты уже много раз от меня слышала.
– А я-то думала, что вы не такая! – разобиделась девушка. – А вы, оказывается, вон какая!..
– А что ты от меня хотела, Ира? Ты думала, что я, узнав о твоем занятии проституцией, скажу: «Ах, какая она бедняжка, до чего ее довела жизнь, нужно ее пожалеть, погладить по головке и отпустить…» А потом, спустя год или полтора, твое тело найдут в вонючей сточной канаве, после какого-нибудь бандитского «субботника» или после передозировки… Именно такой конец тебя ожидает, увы, я не сомневаюсь в этом. Или вы, безмозглые мотыльки, насмотревшись всяких там «Красоток» и «Стриптизерок», считаете, что можно совершить прыжок из проституток в царевны! Черта с два! Все это бывает только в кино! Сточная канава, а в лучшем случае дешевый бордель – вот ваш истинный конец!..
Ирина была поражена речью Валентины Андреевны. Обычно Валентина Андреевна говорила сдержанно, иногда с юмором. В таком тоне беседа не велась никогда. Мотылесса даже слегка прослезилась.
– Может быть, я тебя чем-то обидела, ты уж извини, – спокойным и ровным голосом проговорила Глушенкова. – Это оттого, что мне небезразлично твое будущее. Я не могу смотреть спокойно на то, как страшно вы растрачиваете свою юность. И я не в состоянии вам помочь. У меня нет денег, чтобы выплачивать вам всем стипендии.
– Вы думаете, дело только в деньгах?
– А в чем же?..
– В основном, конечно же, всеми нами движет денежный интерес, – произнесла девушка. – Но не только. Вот вы, когда тут кричали на меня, упомянули про то, что каждая самая последняя шлюха мечтает когда-нибудь превратиться в прекрасную царевну! Так оно и есть, представьте себе! Не знаю, как там у взрослых давалок, но спросите у любой моей ровесницы – о чем она мечтает больше всего на свете?.. Она мечтает о том, что когда-нибудь к ней подъедет шикарный лимузин, из него выйдет красивый парень и скажет: «Девушка, вы так прекрасны, что я не мог проехать мимо вас. Давайте проведем этот вечер вместе: поужинаем в хорошем ресторане, послушаем приятную музыку, сходим в театр или в оперу, а ночью… Ночью мы с вами займемся самой настоящей любовью! Настоящей! Без всякой фальши! А наутро будет кофе в постель и теплая ванна с густой пеной…» Но реально надеяться на такое могут только настоящие красавицы! Удел таких страхолюдин, как я, – обочина дороги возле гаражей да всякие уроды… И с этим ничего не поделаешь!..
Мотылесса и вправду не отличалась особой привлекательностью – угловатая фигура, близко посаженные глаза и тонкие губы… Все это, безусловно, не могло поразить в самое сердце парня на лимузине.
– Ни рожи, ни кожи, правда? – спросила девушка, увидев, что Глушенкова рассматривает ее.
– Это дело вкуса…
– Да ладно вам! Что я, в зеркало не смотрюсь? Вурдалак, и тот покозырней, чем я, выглядит! Но на вкус того быдла, с которым мы имеем дело, все мотыльки – настоящие красавицы, потому что сами они еще ужасней… Поневоле почувствуешь себя нужной кому-то, а может быть, даже и любимой…
В кабинете тишина. Нарушить ее долгое время никто из собеседниц не решался. Между тем за дверью находилось еще несколько таких же, как Ирина Малахова, мотыльков.
– Все, иди, – произнесла Валентина Андреевна. – Завтра придешь ко мне ровно в одиннадцать с мамой. Отца можешь с собой не брать и ничего ему пока не рассказывать…
Мороз был таким сильным, что пробирало буквально насквозь. Клиентуры не было. Вот уже больше часа промерзшая Мотылесса ходила от одного столба к другому, проклиная небесную канцелярию. Еще одним поводом для проклятий были ее родители. После разговора с инспектором Глушенковой мать выставила Ирину из дома. Сначала она, правда, долго на нее кричала, грозила рассказать обо всем отцу, и эта угроза больше всего испугала Иру. Собрав свои вещи, она решила никогда больше не возвращаться домой. Ей уже приходилось ненадолго исчезать из дома. Кантовалась у подружек, а то и просто в подъездах. Сейчас же у нее был отапливаемый гаражик, работа с неплохим стабильным доходом и небольшая заначка, надежно спрятанная в гараже, составляющая триста двадцать долларов. Ира спрятала деньги в банку из-под растворимого кофе в специально выдолбленном углублении в полу. Она надеялась, что эти деньги помогут ей начать самостоятельную жизнь. Ведь не все же ей стоять на обочине в ожидании клиента!
Сделав еще несколько пробежек от одного столба к другому, Мотылесса собралась уже отправиться в
