пошарила у стенки. Пальцы сразу же наткнулись на искомый предмет и вытащили его на свет. Ножны. Крепкие, деревянные, украшенные искусной резьбой. Переплетения стеблей и листьев ощущались под пальцами каждым изгибом, каждым листочком, каждой тончайшей прожилкой. Казалось, что в руках вовсе и не ножны, а замысловатое переплетение ветвей. Подвесив ножны к поясу, девушка убрала меч и дружески хлопнула шенна по плечу:
— Потерпи, на обратном пути я принесу тебе плетку. Уверена, ее ты брал в руки гораздо чаще, чем настоящее оружие.
Покинув холл, Ролана поднялась по лестнице на второй этаж, прошла уже знакомый коридор и решительно распахнула первую дверь. Ничего необычного — гостевая комната с полагающимся набором мебели.
Следующая комната оказалась обставлена в соответствии с новомодным увлечением, пришедшим как в Шеран, так и на остальную территорию Эстании с восточных земель. На полу, покрытом роскошным ковром, лежало два десятка больших мягких подушек, по углам в узких изящных вазах расположились пучки восточного кустарника башьюн, засушенные ветви которого при опрыскивании водой давали восхитительный тонкий аромат, а с потолка, строго по центру, свисало хитроумное сооружение, выглядевшее сколь нелепым, столь же и красивым.
С массивного деревянного круга, размером около метра в диаметре, крепившегося к потолку при помощи внушительного крюка, свисало бесчисленное множество тончайших стеклянных и металлических палочек — спиралек. Они нависали над полом на расстоянии чуть выше человеческого роста, чтобы до них можно было дотянуться специальным приспособлением — длинной тонкой палочкой с привязанным к концу пучком перьев. Перьями полагалось проводить по спиралькам, которые в ответ на прикосновение давали долгий мелодичный перезвон. Эта странная пара носила замысловатое восточное название, которое не то что выговорить, но и запомнить было сложно. Поэтому в народе поющие спиральки прозвали ветряной музыкой, а палочку с перьями — поводилом. В данный момент поводило лежало на полу прямо под свисающими с потолка спиральками, а рядом с ним стоял главный восточный покоритель местных сердец, ради которого, собственно, и затевалась вся эта комната, — курило. Этакий симбиоз сосуда из толстого стекла с непонятными трубками, главным достоинством которого был ароматный дым, якобы безвредный для курильщиков.
Сама Ролана никогда не пробовала новинку, но часто видела, как смотрительницы собирались вокруг подобной штуки в монастыре. Исторгаемый ею дым действительно был ароматным, но реакция смотрительниц, выходивших из прокуренной комнаты с безумными глазами и отстраненными лицами, заставляла ледану сильно сомневаться в отсутствии наносимого новомодным увлечением вреда. Скорее похоже на очередной наркотик. Потеряв в очередной раз интерес к помещению, девушка закрыла дверь.
В целом поиски не принесли Ролане никакой пользы. Обшарив все помещения по коридору и захватив, как обещала, плетку в уже знакомой комнате, в которой теперь царил идеальный порядок, девушка захлопнула последнюю дверь и зло пнула ногой ни в чем не повинную стену — тупик. Потом решила не отчаиваться и поднялась по лестнице на третий этаж.
На третьем этаже располагались личные помещения почившего хозяина: спальня, кабинет и библиотека. В спальне ледана не нашла ничего важного, кроме широченной кровати под тяжелым балдахином, припрятанного кинжала под подушкой и нескольких книг фривольного содержания, валявшихся на ковре рядом с кроватью. И двухметровой деревянной статуи ящера в углу, которую поначалу, благодаря искусной окраске, приняла за настоящего зверя, лишь потом догадавшись, что неправа, и над предназначением которой некоторое время ломала голову. Все оказалось просто — в брюхе статуи открывалась небольшая дверца, а полое нутро было под завязку забито разнокалиберными бутылками со спиртными напитками, еще на аккуратной полочке стояли в ряд десяток пузатых бокалов. Вариация на тему комнатного мини-бара, только и всего. Откуда пришло в голову подобное название, Ролана решила не задумываться, списав на кратковременный проблеск памяти.
Осмотр библиотеки занял у девушки более длительное время, но, бегло просмотрев разномастные корешки книг на стеллажах и вытащив на свет несколько десятков наиболее заинтересовавших, она разочаровалась и в этом помещении.
Дверь кабинета была заперта. Ролана без колебаний высадила ее плечом и удовлетворенно оглядела заваленный бумагами массивный стол, нашпигованный ящичками и дверцами. Помимо стола здесь присутствовали еще пара кожаных диванов, стеллаж с книгами и свитками, очередной мини-бар в виде небольшого ящера, а на стене висела картина: шенн, обряженный в рыцарские доспехи, восседал на вороном жеребце, воинственно вскинув руку с тем самым мечом, который сейчас висел на поясе Роланы. Художник явно польстил натурщику, изобразив его стройным, подтянутым, без шрама и с грозным взором из-под соболиных бровей.
Насмешливо фыркнув, девушка водрузила подсвечник на стол и принялась перебирать бумаги: приказы, доносы, стратегические разработки и прочий рукописный бред. Раздосадованно тряхнув головой, отложила бумаги в сторону, не желая копаться в грязном белье власти. Обшарила стол, вытряхивая содержимое ящиков прямо на ковер. Нашла несколько флаконов с непонятным содержимым, очередной кинжал в верхнем ящике — по-видимому, шенн всерьез опасался за свою жизнь, несмотря на отряд охранявших его стражников. Остальные ящики были искусной подделкой, а дверцы насмешливо продемонстрировали девушке пустые полки.
За картиной обнаружился сейф, но, как ни старалась, открыть его Ролана не смогла. Ударопрочная дверца не пожелала раскрывать свои тайны. Придя в состояние ярости из-за неудачных поисков и обманутых надежд, ледана опрокинула стоявший в углу стеллаж. Книги и свитки разлетелись по ковру, а пустая стена бесшумно отъехала в сторону, открывая очередное помещение.
ГЛАВА 4
Взяв со стола подсвечник, Ролана безбоязненно вошла в комнату и пораженно застыла на месте, понимая, что наконец нашла то, ради чего вернулась в дом. В узком, длинном помещении без окон, напоминавшем обычный коридор, обстановка была более чем скупой: потемневший от времени и частого использования внушительный лук на подставке и прислоненный к нему колчан со стрелами. А на самой дальней стене в конце коридора висел портрет, занимая собой практически всю стену, и его поверхность была щедро испещрена стрелами, словно пресловутый дикобраз.
Крепче ухватив подсвечник онемевшими пальцами, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле вместо груди, ледана пошла к портрету.
Сквозь густо торчащие стрелы едва удалось рассмотреть остатки художественной работы: мужчина, одетый в роскошный костюм, сидел в кожаном кресле. У его ног, обутых в высокие охотничьи сапоги, застыл белоснежным изваянием самый настоящий волк. Стрелы не пощадили ни лицо мужчины, ни его грудь. Угадываемыми остались лишь детали костюма — пояс с золотой пряжкой в виде оскаленной волчьей морды и несколько пуговиц. Еще была хорошо видна рука, лежащая на голове волка: пальцы, украшенные парой перстней, доверчиво погрузились в белоснежную шерсть. Самому зверю тоже досталось: десяток стрел, прочно вошедших в холст, изрядно попортили изображение. Но было ясно видно, что главная мишень в портрете — человек. И сколько ни старалась Ролана рассмотреть его черты, так и не смогла.
Попытка вытащить стрелы тоже не привела ни к чему хорошему — пробитый холст осыпался потемневшими клочьями вслед за извлеченным острием. Отчаявшись, ледана оставила картину в покое, а потом, словно повинуясь мимолетному порыву, прижала пальцы к губам и приложила их к нарисованной руке. Оставив незнакомцу своеобразный поцелуй, ощупала, как смогла, все остальные стены. Не найдя более никаких потайных дверей, вышла из комнаты. Оглядела устроенный погром в кабинете и не удержалась от кривой усмешки: когда стражники придут утром проверить, как идут дела в доме, то испугаются не на шутку, списав устроенный в доме бардак на разгул неупокоенной души.
Вернувшись в холл, Ролана пристроила плетку в холодных пальцах мертвеца и, усевшись на полу у гроба, некоторое время провела в раздумьях, не спуская с Орниса внимательного взгляда. Единственные вопросы, которые интересовали ледану, — это кто изображен на портрете и за что шенн его так люто ненавидел. Ни на один из них ответов дать никто не мог. А тот, кто мог, был безнадежно мертв из-за собственного упрямства. Точно было известно лишь одно: на портрете изображен не Орнис. Никто не станет методично расстреливать собственный портрет, да еще и запирать его в потайной комнате. Понимая, что здесь ей больше делать нечего, девушка вернулась в кухню и покинула дом через черный вход.
Небо понемногу светлело, обещая скорый рассвет, охранники на крыльце по-прежнему резались в карты, начав неизвестно какой по счету кон, а стража за оградой оказалась вовлечена в душещипательную беседу с женщиной, державшей за руку мальчика лет четырех. Понимая, что до нее никому нет дела, Ролана без проблем спрыгнула с уже знакомого дерева и прислушалась. Стоя в кругу столпившихся стражников, женщина указывала на малыша и громко поясняла:
— Глаза раскройте! Говорю вам, Орнис и мой сын — одно лицо! И сделали мы его в этом самом доме. Так что у него есть все права на наследство, и я требую, чтобы утром меня вместе с сыном впустили в дом!
Насчет «одного лица», по мнению Роланы, женщина явно погорячилась — сравнить милую трогательную детскую мордашку с раскормленной физиономией шенна, да еще и найти между ними сходство, мог только идиот. Но охранники
