приятного времяпрепровождения:
– Робин! Привет! Ты не в курсе, что с Дейном? Он как меня увидел, тут же ушел!
Робин обернулся, красные огоньки в глазницах странно замерцали алым светом.
– Здравствуй, во-первых! А во-вторых, если хорошо подумаешь и проявишь свою женскую интуицию, то и сама догадаешься. Желаю удачи!
Закончив свою загадочную речь, Робин повернулся к своей спутнице:
– Пойдемте, дорогая, потанцуем! Помню, в свое время я весьма неплохо двигался под чарующие звуки музыки.
Оставшись одна, я разочарованно вздохнула и, остановив пробегающего слугу с подносом напитков, взяла один бокал. Медленно попивая белое сладкое вино, я старательно раздумывала, пытаясь проявить пресловутую женскую интуицию. Получалось, честно говоря, не очень.
Мои тяжелые раздумья прервал Талейн, который, пробравшись сквозь толпу, схватил меня за руку:
– Лиса, как я рад тебя видеть! Жаль, что ты все же отвергла платье, но и костюм тебе очень идет. Пойдем быстрее на балкон, народ желает видеть спасительницу!
«Ой! – мысленно запаниковала я. – Может, не надо? Я не люблю повышенного внимания!»
Едва поспевая за быстрыми шагами Талейна, я почти бегом следовала за ним, боясь вывихнуть руку. Когда же мы вышли на балкон, мое сердце замерло. Площадь перед дворцом была полна народу, который при моем появлении восторженно зашумел. В воздух полетели шапки, некоторые женщины, держа на руках детей, указывали своим чадам на меня, бесцеремонно тыча пальцем в моем направлении. На некоторых высоких зданиях я рассмотрела плакаты со своим изображением. Когда только успели!
«Вот она – слава!» – глубокомысленно изрек внутренний голос.
«Слушай, заткнись, а?» – внутренне скривилась я.
Затем на площадь, расталкивая толпу собравшихся, выкатили с десяток бочек, и началась великая попойка.
Народ, мгновенно забывший обо мне, плотной толпой окружил каждую бочку. Началась толкотня и давка. Одну заветную деревянную толстушку придавили слишком сильно. Бочка не выдержала и лопнула. Всех стоящих рядом щедро окатило красным вином. Мокрый и хмельной от винных испарений народ поспешил занять очереди у других, еще целых бочек. При этом некоторые особо находчивые личности умудрялись обсасывать свои рукава и подолы, дабы драгоценная жидкость не пропала даром, а парочка смельчаков опустилась на колени посреди винной лужи и, ничуть не смущаясь и не боясь быть раздавленными, пила прямо с земли. Я покатывалась со смеху, стоя на балконе и старательно прикрывая ладонью рот. Талейн изо всех сил старался сохранить серьезный вид (правитель все-таки), но в итоге, не сдержавшись, сполз на пол от смеха. Успокоившись, мы поспешили покинуть балкон.
– Лайса, может, ты хочешь взглянуть на свой дом? – предложил Талейн. – Тот, который я подарил.
Подумав и вспомнив странное поведение Дейна, я согласилась.
– Только ключ возьму, – сообщила я, спускаясь на второй этаж.
Я не заметила, что Талейн идет следом и, закрывая дверь в комнату, сильно ее захлопнула, ударив не ожидавшего подобного коварства Талейна по носу. Услышав сзади сдавленный вздох, я недоуменно обернулась и, узрев стоящего на пороге Талейна, зажимающего ладонью пострадавшую часть лица, бросилась ему на помощь.
– Что случилось? Извини, я тебя не заметила! – покаянно воскликнула я. – Как ты?
– Ничего страшного, жить буду! – ответил он, улыбаясь и потирая нос.
Я приподнялась на цыпочки, чтобы рассмотреть поближе последствия ушиба, и наши глаза встретились. Талейн замер. Зеленый цвет утонул в серо-голубом. То, что я увидела в глубине его глаз, потрясло меня до глубины души. Мои руки, тянувшиеся к его лицу, застыли на половине пути, я же почувствовала, как его руки бережно обняли мою талию. Его губы приоткрылись и потянулись к моим. Удивленная и растерянная, я потянулась в ответ. Едва я ощутила его поцелуй, как мир вокруг перестал существовать. Исчезло все, остались лишь его теплые, мягкие губы, жадно целующие мои. Краем сознания я ощутила, как он сильнее сжал меня в объятиях. Мои же руки нашли приют на его плечах, царапаясь о серебряные нашивки одежды. Забыв обо всем, мы страстно целовались, и Бог знает, чем бы это все могло закончиться, но грубо прозвучавший голос заставил нас отпрянуть друг от друга.
– Совсем распустились! Хоть бы в комнату зашли!
Я выглянула из-за спины Талейна и увидела Дейна, лицо которого было белым от ярости. Казалось, еще секунда, и он набросится на нас.
– Дейн! – рванулась я к нему, желая немедленно узнать причины его странного поведения. – Подожди!
– Не надо, Лайса! – остановил меня Талейн. – Пусть идет! Вы поговорите потом, когда он остынет, а сейчас разговора у вас не получится.
– Поговорить? О чем мы можем с ним поговорить! – воскликнула я. – Он так странно себя ведет, будто его подменили. Я совершенно ничего не понимаю!
– Лайса, но ведь все ясно как Божий день. Дейн просто ревнует тебя!
– Просто ревнует! Что значит «просто ревнует»? – Тут до меня дошел смысл сказанных слов, и я притихла, округлив глаза.
«Приехали!» – ехидно ухмыльнулся внутренний голос.
Талейн пару секунд понаблюдал за мной, затем, поняв, что я не способна в данный момент адекватно мыслить, взял за руку и потянул в комнату.
Там, посмотрев по сторонам и безошибочно пошарив под подушкой, он извлек черный мешочек с ключом и вновь потянул меня за руку, на сей раз из комнаты.
Глава 31
Золотые слова твои
Подхватил и унес теплый вечер.
Ты сказал, не таясь, о любви,
Но не знаю, что я отвечу.
Праздничный город вместе с ликующими горожанами с высоты конского седла смотрелся непривычно, смешно и весело. Люди упились до разной степени опьянения и выглядели в большинстве случаев забавно, в некоторых случаях агрессивно, а некоторым можно было даже посочувствовать.
Мы посетили конюшню и вывели коней, прихватив с собою Робина. По пути нам встретился Тимошка, в честь праздника щеголявший золотым ошейником, украшенным изумрудами. Его мы тоже взяли с собой. Теперь он восседал на моих руках, слегка покачиваясь под неторопливый шаг Карата. Рядом ехал Талейн на белом жеребце. Кстати, по случаю праздника Талейн был одет в белое, поэтому верхом на белом коне он смотрелся потрясающе. Робин скромно ехал на Серой, изредка махая рукой некоторым особо восторженным горожанам.
Я отложила на потом все размышления и сердечные терзания и откровенно наслаждалась видом вокруг. Радовали гирлянды на деревьях, большие пестрые клумбы. В некоторых клумбах встречались спящие горожане, которые, видимо не успев дойти домой, уснули там, где смогли.
Также я увидела пьяного мужичка, заплетающимся языком признававшегося в любви раскидистому дереву. Пьяного повара (определила по колпаку), тащившего тяжелую крышку от канализационного люка и убеждающего то ли окружающих, то ли самого себя, что наутро он испечет на этом замечательном противне большой торт и подаст его величеству к завтраку.
Посмотрев на вздрогнувшего от услышанной перспективы Талейна, я согнулась от хохота, едва не свалившись с коня и не выронив Тимошу. К тому же тяжеленный люк постоянно перевешивал, и повар ежеминутно плюхался на мостовую пятой точкой, роняя колпак. Затем он поднимался, надевал несчастный колпак, по цвету практически сравнявшийся с пыльной дорогой, поднимал крышку, и все повторялось вновь. Боясь помереть от смеха, я тронула поводья и поскорее миновала эту забавную картину.
Дальше открылся пейзаж попроще: кто спал на лавке, кто под лавкой, кто возле фонтана, кто прямо на мостовой. Кто пел песни, кто водил хороводы, кто ругался. В общем, город веселился как умел!
Наконец мы свернули на очередную улочку и остановились перед большим домом.
– Приехали, Лайса, – тихо сказал Талейн, наклонившись ко мне. – Познакомься, это твой дом.
Я посмотрела перед собой. Высокий дом в три этажа с серебристо-серыми стенами смотрел
