Логунов всего на какую-то долю секунды задержался с ответом, но и Могутченко и Полозов почувствовали, что этот вопрос сильно напугал старика.
— Да, с ними,— выдавил старик,— с Константином то ись и с Егором.
— Скажите, Артамон Феоктистович,— спокойно и даже дружелюбно спросил Могутченко.— Зачем вы все это наврали?
— То ись, как это наврал?— растерянно замигал глазками Логунов.— Трое ведь нас было. Я и племяши. Видели, как живого.
— Не было этого, гражданин Логунов,— перебил его Могутченко,— Прохвост, пугавший народ, до вас не доходил. До вас дошли только слухи. Вот вы ими и воспользовались, чтобы спровоцировать панику. Зачем вам это надо?
— Мы видели,— после короткой паузы упрямо повторил старик.— Все трое видели, около самой проруби. За полночь дело было. Народ уже спал, значит, и доказать никто не может, что мы его не видели. К чему этот пустой разговор, гражданин хороший. Приезжайте к нам да походите ночью около проруби, может, и вы увидите.
Он явно трусил и повысил голос, чтобы подбодрить самого себя. Он даже взял с соседнего стула свою шапку, как бы собираясь кончить разговор и уйти. Но Могутченко не обратил на это внимания.
— Вы знаете, Логунов, куда вас сейчас пригласили для разговора?— спросил он старика.
— Я впервой на Узловой,— ответил Логунов, рассматривая свою шапку, словно только что увидел ее.— Мне сказали, что о здоровий жены разговор будет.
— И о здоровий вашей жены поговорим, но вначале давайте познакомимся. Моя фамилия — Могутченко. Слыхали про такого?
Логунов уронил шапку на пол, но даже не заметил этого. Румянец сразу исчез с его щек. Он молчал, уставясь в пол.
— Вы мою фамилию слыхали?— повторил Могутченко.
— Как не слыхать,— сразу осевшим голосом проговорил Логунов.— Тихой сапой, значит, меня взяли. Чтоб никто и не узнал, куда девался Артамон Феоктистович.
— Ну, что вы,— усмехнулся Могутченко.— Когда надо, мы не боимся арестовывать в открытую. Просто мы не хотели, чтобы про такого пожилого, как вы, человека говорили, что он враг советской власти. А вдруг, думаем, он не враг советской власти. С чего ему быть врагом? Он уже стар, живет спокойно, дом — полная чаша, хозяйство богатое, молодая жена даже надорвалась в уходе за скотом.
Могутченко говорил вежливо, даже с улыбкой, но в его взгляде и тоне голоса была неприкрытая насмешка и злость к этому съежившемуся старику, похожему на попавшего в ловушку хорька.
— Хозяйством корить нечего,— окрысился Логунов.— Для власти тоже выгодно, когда мужик богат. С богатого мужика и шерсти больше настричь можно.
— По этому вопросу тоже можно поговорить, но позже,— еще шире улыбнулся Могутченко.— Сейчас главное выяснить, враг вы советской власти или нет.
— Никогда я властям врагом не был,— хмуро глядя в пол, ответил Логунов.— Всякая власть от бога, свыше нам дается то ись.
— Ну, раз советская власть от бога, то зачем вы ей вредите? По чьему заданию вы пустили слух, что мертвый Когут ходит по лесосекам? Кто поручил вам сорвать лесозаготовки?
Логунов даже при своем мизерном росте стал еще меньше, как будто усох. Его глаза перестали шарить по кабинету, а полные страха и ненависти уставились на Могутченко.
— По злобе под статью подводите, гражданин начальник,— хриплым голосом ответил он.— Никогда я против советской власти не злоумышличал. Нет у вас для этого доказательств.
— Зря запираешься,— перехватив разрешающий взгляд Могутченко и отложив в сторону газету, вступил в разговор Полозов.— Напомнить тебе прошлые дела? Рассказать, кто, кроме меня, об этих делах знает?
Пожалуй, Полозов, увидев ночью идущего к домику Данилу Романовича, был не так напуган, как перепугался Логунов, узнав своего бывшего батрака.
— Ва-ва-нятка?!— еле выговорил он.— А ведь говорили...
— Многое говорят,— усмехнулся Иван и, взяв стул, подошел поближе к Логунову.— Не перестал, значит, гадить советской власти, хозяин,— со злостью спросил он старика.— Все надеешься на перемены? Надеешься, что вернут тебе и паровую мельницу, и маслобойку и лесопилку? Сыновей загнал в контрреволюцию, погубил их, сейчас за племянников принялся. И Флегонт, братец твой, не просто умер, а расстрелян за организацию контрреволюционного мятежа на Черновке. Забыл, что ли?
Артамон Феоктистович молчал. Он только судорожно ловил воздух пересохшими серыми губами.
— Ну так вот, Артамон Феоктистович, я и подумал, стоит ли арестовывать старика, сажать его под замок и за решетку? Сдается мне, что вы во многом раскаиваетесь,— спокойно, словно не заметив вступление Полозова в разговор, продолжал Могутченко.— Сейчас, наверное, уже жалеете, что с меньшевиками и эсерами из Богородского спутались. Зачем вам это? Ведь все равно ничего не выйдет. Контрреволюция у нас вот где сидит,— Могутченко сжал свой огромный, словно чугунный кулак.— И пикнуть не дадим. А вам одно нужно — дожить спокойно, сколько там еще осталось, да напоследок богатым хозяйством потешиться, поскольку ситуация пока что этому благоприятствует. А о меньшевиках и о бандгруппе, которую вы к весне готовите, нам и племянники расскажут, если вы не захотите.— И, неожиданно сменив дружелюбный тон на суровый, Могутченко закончил:— Ну так как, Логунов, добром договоримся или крутить будешь?
Несколько секунд стояла напряженная тишина. Вдруг Логунов, мешком свалившись со стула, распластался на полу, звонко стукнув лбом о половицу.
— Помилуйте!— сквозь всхлипывания и вздохи визгливо выкрикнул он, подползая к столу Могутченко.— Бес попутал! Ни в жизнь больше и пальцем не пошевельну! Только отпустите умереть на спокое!
Иван поднял Логунова с пола и довольно бесцеремонно бросил его на стул.
— Значит, поговорим без дуриков, в открытую,— удовлетворенно подытожил Могутченко.— Только запомните, гражданин Логунов, о нашем с вами разговоре ваши друзья в Богородском и лесосеке знать не должны. Ни одна душа чтоб не пронюхала. Поняли? Поэтому мы вас сюда через служебный ход провели.
Когда после долгого разговора с Логуновым Могутченко и Полозов остались одни, начальник отдела сказал:
— Картина по меньшевистскому гнезду проясняется, но Логунова с короткого повода спускать нельзя. У него до самой смерти камень за пазухой будет. Не придумаю, кому это дело поручить?
— Вот те на?— удивился Полозов.— А я думал...
— Думал, что это новое задание для тебя,— закончил за него Могутченко.— Ты бы это дело лучше всех провернул, да тебе ехать надо.
— Куда?— удивился Иван.
— В Сибирь. Золото, которое ты разыскал, выкопать. Ну и бумажки эти...
— Ты это всерьез?— не поверил Полозов.
— Конечно, всерьез, а что?
— Я оперативник. Мое дело бандитов ловить,— обиделся Иван.— Золото пусть выкапывают эти самые, как их там, технологи, что ли?
— Геологи, грамотей,— укоризненно покачав головой, поправил Ивана Могутченко.— Учиться тебе, Иван, надо, позарез надо. Осенью на учебу. А пока, раз золото тебя не интересует, займись меньшевиками. Может, среди них будут и те, кто подлые бумаги рядом с золотом закапывал. А осенью поедешь учиться.
— Ну, до осени еще времени уйма,— повеселел Иван и, вытянувшись перед Могутченко по-уставному, подчеркнуто официально отрапортовал:— Сотрудник Иван Полозов вполне здоров и готов к выполнению любого задания.
