— Уехал, уехал твой посланец,— первым делом сообщил начальник отдела.— Чуть не сутки ждал меня, но все-таки дождался. С твоими наметками согласен. Действуй.
Иван доложил о происшествии сегодняшнего вечера. Выслушав Полозова, Могутченко довольно долго молчал.
— А больше ничего не было?— донесся до уже начинавшего терять терпение Ивана голос начальника.
— Ничего,— подтвердил Иван.— На склад они не прорвались.
— Сдается мне, что они и не пытались прорваться на склад,— ответил Могутченко.— Мост крепко держишь?
— Посты усилил. Люди предупреждены. Не подпустят.
— Сдается мне, что все-таки не в складе тут дело,— окончательно сформулировал свою мысль Могутченко.— Тут какая-то другая подлость готовится. Ты, конечно, со склада глаз не спускай, но и на мосту держи ушки на макушке. К утру сам приеду, посмотрю. Кстати, я договорился с железнодорожным начальством. Все твои посты будут связаны с казармой телефонами. За день-два сделают.
Повесив трубку, Иван попытался разобраться в обстановке. Начальник отдела подозревает, что неизвестные напали на пост для того, чтобы отвлечь внимание охраны от чего-то другого. От чего же? От моста? На первый взгляд похоже на правду, но только на первый взгляд. А на самом деле все выглядит очень наивно. Конечно, обстрелянный пост находится верстах в трех от моста. Ясно, что охрана кинется к месту перестрелки. Но ведь посты-то с моста все равно не будут сняты, а наоборот их усилят. Значит, попытка отвлечь внимание охраны от моста заранее обречена на провал. Не дураки же налетчики, должны же они понимать что нападение на любой пост насторожит охрану всех объектов. Тем более такое наглое, открытое нападение. Значит, дело не в складе и не в мосте. Могутченко прав. Они хотели отвлечь внимание от чего-то другого. От чего же?
В мозгу Ивана возникло подозрение, в котором он не сразу признался даже себе. Неужели этим «другим» является домик Когутов? Если так, то их замысел удался. В суматохе Полозов совсем забыл о Когуте, о бане и даже о посланном в дозор Старостине. Но поднимать такой переполох для того, чтобы помешать командиру взвода охраны прийти в дом путевого обходчика, это же стрельба из пушки по воробьям. Впрочем, по воробьям ли? Может быть, в домике Когута скрыто что-то такое, из-за чего стоит идти на любой риск. Так неужели все дело в Когуте? А если не в нем, то в чем же?
Глубоко задумавшийся Полозов не заметил, как в комнату вошел Козаринов.
— Товарищ командир,— с нескрываемой тревогой в голосе доложил отделком,— боец Старостин пропал.
— Как пропал?!— поразился Полозов.— Он вам докладывал, куда идет?
— Так точно, докладывал. Сорок минут тому назад я с двумя бойцами пошел подменить Старостина, но его нигде не оказалось.
— Что за чепуха?! Может быть, он у Когута. Я приказал ему зайти к ним, если потребуют обстоятельства.
— К Когуту мы не заходили, товарищ командир, но с насыпи через окна видно, что в домике Старостина нет. Там только один Данило Романович. Старик чаевничать собирается, самовар на стол ставил.
— Куда же мог пойти Старостин?— озадаченно проговорил Полозов, чувствуя сердцем, что произошло что-то страшное и непоправимое.— Кроме, как у Когута, ему быть негде.
Он встал и подошел к телефону. Данило Романович, пожалуй, единственный, кто мог сказать хоть что-нибудь о Старостине.
Но сколько Полозов ни крутил ручку, шестьсот вторая верста не отвечала. «Куда они там подевались? Поезда все прошли, на линии Даниле Романовичу делать нечего. Да и Галя должна быть всегда дома. Неужели до сих пор в бане? А может, и на самом деле наше ЧП связано с Когутом? Но где же тогда Старостин?»— с нараставшим беспокойством думал Иван, настойчиво крутя ручку аппарата.
Через перегородку из общего помещения казармы доносились веселые голоса только что сменившихся с постов часовых. Намерзшиеся бойцы, довольные теплом казармы и ожидавшим их четырехчасовым отдыхом, оживленно болтали, смеялись, шутливо переругивались. Но вдруг хлопнула ведущая на улицу дверь, и веселую разноголосицу словно водой залило. В казарме установилась тишина. Полозов удивленно оторвался от телефона. Что там случилось? Может быть, Старостин вернулся? Раздалось торопливое постукивание деревяшки, распахнулась дверь, и в комнату не вошел, а ворвался старый Когут.
В нижней рубашке, с широко распахнутым воротом, смерзшимися на морозе волосами, он был страшен и одновременно жалок.
— Галку-то мою... Галку... убили...— растерянно глядя на Полозова, прохрипел Данило Романович и вдруг рухнул грудью на стол, вцепился пальцами в волосы и зашелся в диком зверином вое:— Галю-у-у! Галю-у-у... Галочку мою-у-у!..
С трудом удалось Полозову прекратить страшную в своем неистовстве истерику старика. Имевшийся во взводной аптечке флакончик валерьянки опустел больше чем наполовину, пока Данило Романович смог более или менее внятно рассказать о случившемся.
В этот вечер Когуты долго ждали Ивана Полозова. Данило Романович никак не хотел идти париться без него. Лишь прождав понапрасну до девяти часов вечера, раздосадованный Данило Романович вместе с Галей отправился в баню. Обратно старый Когут вернулся один, распаренный и умиротворенный. Галя задержалась, чтобы простирнуть кое-что из белья, благо горячей воды оставалось еще много.
— Поставь там самовар,— наказала она мужу.— Да смотри новую бутылку не распочинай. Для гостя приготовлена. Хватит тебе и того, что от прошлого раза осталось.
Во время возни с самоваром Даниле Романовичу показалось, что его кто-то окрикнул с полотна железной дороги. Но когда самовар разгорелся и Данило Романович выглянул в сенную дверь, на полотне никого не было. Старик решил, что ему это просто показалось.
Вот вскипел самовар, Данило Романович собрал на стол, а Гали все не было. Прошло больше часа. Недовольный задержкой жены, Когут, как был в нательной рубахе и портах, вышел на крылечко и покричал. В бане горел свет, но Галя не отзывалась. Думая, что занявшись стиркой, жена не слышит его зова, Данило Романович, недовольно ворча, заковылял к бане. Дверь из предбанника в мыльню была открыта. Предчувствуя недоброе, Данило Романович вошел в баню и увидел, что лежащая на полу Галя мертва. В отчаянии старик с плачем и воплями обежал вокруг бани, пытаясь найти следы убийц, а затем, не одеваясь, забыв про морозную ночь, побежал за помощью к Полозову.
Не успокоив, а по существу оглушив почти потерявшего разум старика слоновьей дозой валерьянки, Иван позвонил на Узловую в отдел. Могутченко там уже не было. Полозову ответил Сазонов — помощник Могутченко. Ивану даже показалось, что в отделе ждали этого его звонка. Сазонов, выслушав сообщение Полозова, не раздумывая, ответил:
— Прими меры, чтобы все сохранилось, как было. С запасным паровозом к тебе выезжают судебный врач и следователь.
— Вот те на!— удивился Иван.— А следователь-то на черта нужен?! Сам справлюсь.
— Тише, Ваня, не кипятись,— осадил его Сазонов.— Так Могутченко приказал. Он как в воду смотрел. Видимо, ждал, что у тебя какая-то катавасия будет. И, видимо, еще чего-то ждет. Вот тебе его приказ. Держись в рамках командира взвода охраны. Свой чекистский опыт нe выказывай. В общем с виду будь простым «Ванькой-взводным» и никаких гвоздей. А смотри между тем в оба, как чекист, зорко смотри. За это с тебя спросится. Понял?
— Ни черта я не понял,— недовольно ругнулся Полозов.— Мудрите вы что-то.
— Ну, а как же,— добродушно согласился Сазонов.— Конечно, мудрим. На то мы и начальство, чтобы мудрить. А ты главное, смотри в оба.
— Скоро ваши спецы приедут?— не скрывая раздражения, спросил Иван, чувствуя, что его все еще отводят от оперативной работы.
— Не позднее чем через час двадцать. Договорюсь — дадут зеленую улицу.
— Ладно. Жду.
— Главное — смотри, чтобы следы не затоптали.
