Глеб не понимал, почему бабушка Таня, смелая и громкая, оробела перед этим старичком, а дедушка Вася сгорбился, будто хотел стать с ним одного роста, но, конечно, это ему не удалось.
Сухой старичок, которого все называли Кириллом Петровичем, снял плащ, поздоровался, прошелся по комнатам, зачем-то пощупал обои, расставил у дедушки Васи на столе пепельницу, чернильницу, бокал для карандашей так, что они выравнялись, как солдаты на параде, и только после этого сел и начал говорить своим погребным голосом.
Глебу стало скучно, и он сказал:
– Бабушка, можно я пойду поиграю с Альмой?
– Собака? – опросил Кирилл Петрович. – Сколько лет? Порода? – Он спрашивал так, будто после каждого слова стоял не знак вопроса, а точка.
– Иди, иди, Глеба, – разрешила бабушка. – Мы позовем тебя к чаю.
Глеб побежал с Альмой до самого озера и обратно и услышал голос бабушки во дворе:
– Глеб, иди пить чай.
Когда Глеб открыл калитку, бабушка, понизив голос, сказала:
– Альму оставь во дворе.
– Почему? – не понял Глеб. – Я хочу, чтобы она познакомилась с Кириллом Петровичем.
– Не нужно, – сказала бабушка. – Познакомится завтра.
И Альма, лизнув Глеба в губы, завертела своим хвостом-колечком, словно говоря: «Иди, иди!.. Не очень-то хочу знакомиться с этим стариком, которого я уже успела облаять по заслугам».
– Завтра нельзя, – сказал Глеб. – Завтра я иду. На день рождения. К Петьке Троице. Завтра его день рождения.
Совсем не нарочно Глеб заговорил тоже с точками-гвоздиками, как Кирилл Петрович. Бабушка Таня побледнела, дедушка Вася стал чихать. Кирилл Петрович, казалось, перерезал пополам Глеба своими глазками-ножичками и сказал, будто держал во рту кусок льда:
– Ребенок не должен. Я утверждаю. Ребенок не имеет права.
– Простите, Кирилл Петрович, – засуетилась бабушка, – он еще маленький. Иди спать, Глебушка, тебе пора.
Глеб очень охотно, хотя и не любил рано ложиться, ушел в комнату, где они жили с дедушкой Васей, разделся, лег в постель, укрылся с головой и уснул.
Во сне он видел молодого, красивого адмирала в мундире с широким белым поясом и золотыми погонами на плечах. Почему-то этот адмирал говорил выстроившимся перед ним матросам таким простуженным голосом, словно он съел сто порций мороженого:
– Ребенок. Не должен. Ребенок не имеет права.
А матросы – вот что было уж совсем непонятно – дружно кричали «ура!».
Рано утром Глеба разбудила бабушка. Она была в праздничном платье и очень красиво причесана.
– Вставай, скорее вставай, Глебушка! – торопила она Глеба. – Умывайся, позавтракаем и поедем.
Во время завтрака бабушка тоже очень спешила. Альма тревожно поскуливала - так же, как скулила, чувствуя приближение грозы.
Бабушка надела на Глеба самый красивый костюмчик, матроску и бескозырку с надписью «Отважный», смочила и причесала ему волосы и, взяв за руку, шепотом произнесла: «Идем».
Шли они с бабушкой очень быстро. То и дело бабушка боязливо оглядывалась назад. Альма бежала впереди, я Глеб спросил:
– Баб, Альму возьмем?..
– Нет, – строго сказала бабушка, – с собаками туда нельзя.
В электричке бабушка объяснила Глебу: они едут в милицию, где Глеба пропишут. Это означает, что его имя, отчество и фамилию занесут в домовую книгу. Так поступают со всеми мальчиками, и пусть Глеб не боится милиции и ведет себя там прилично, не болтает ногами, не задает лишних вопросов. Смешная бабушка! Вот еще! Станет Глеб бояться милиции. Ничего в ней нет страшного. Комаровский милиционер, усатый Александр Степанович, дружил с дедушкой Васей, сидел на скамеечке у них в саду и рассказывал, как в Ленинграде он ловил бандитов, грабивших магазины и кравших у граждан личные вещи, как ему прострелили правую руку, а он левой сбил с ног опасного преступника и задержал его.
– А у нас в Комарове нет опасных преступников? – спрашивал Глеб.
– Нет, – с тайным сожалением отвечал Василий Егорович, – у нас одни пьяницы.
И уговаривал, когда Глеб вырастет, пойти служить в милицию, а Глеб отвечал:
– Нет, я буду космонавтом.
– Вот, – дергал себя за ус милиционер, – все они в небо рвутся, а на земле кому же?
В Ленинграде, прежде чем пойти в милицию, бабушка Таня и Глеб направились к маме на работу. Бабушка усадила Глеба на стул рядом с вешалкой, где на крючках висели пальто, шляпы, береты и одна- единственная кепка. И все это сторожила крепко спавшая толстая тетенька.
Пока бабушка звонила по телефону, Глеб наблюдал за толстой тетенькой и ждал, что вот сейчас появится бандит, украдет пальто с вешалки, и очень жаль, что здесь нет усатого Александра Степановича. Интересно бы посмотреть, как он стукнет бандита левой рукой в живот и тот, согнувшись пополам, упадет на пол.
Появилась мама. Какие-то матерчатые чехольчики закрывали ее руки до локтей.
– Мам, – спросил Глеб, – почему у тебя такие руки, а у бабушки другие?
Бабушка была в платье с рукавами до локтей.
– Не задавай глупых вопросов, – сухо ответила мама, одернула куртку, вздувшуюся у Глеба на животе, и стала разговаривать с бабушкой.
Глеб не слушал их, продолжал смотреть на спящую у вешалки тетку и вдруг задрожал, увидев, как худой длинный парень со злым лицом спустился по лестнице, снял пальто и кепку с одного из крючков и быстро зашагал к выходу.
– Мам, бандит! – закричал Глеб, подбегая к маме.
– Где? – не поняла мама.
– Вон, – показал Глеб на длинного парня, выходившего на улицу. – Он украл с вешалки пальто и кепку, я видел.
– Бандит?! – засмеялась мама. – Что ты, Глебка, это наш главный бухгалтер. Он очень честный.
Бабушка и мама закончили разговор. И бабушка, которая все перепутала, вместо того чтобы идти в магазин игрушек покупать подарок Петьке Троице, потащила Глеба покупать торт.
– Баб, – ныл Глеб, – зачем торт?.. Петька не любит...
– Кроме Пети есть еще и его мама, – сказала бабушка.
– Так не она же сегодня родилась, а Петька, – объяснил Глеб, но бабушка сказала:
– Без мамы не было бы и Пети.
С этим Глеб не спорил. Он знал, что без Альмы не было бы щенков, которые теперь взрослые собаки, живут в разных местах, и Альма их знать не хочет. У собак все было не так, как у людей.
Глеб терпеливо ждал, пока бабушка выстояла очередь, а затем повел ее в игрушечный магазин. Там у него глаза разбежались.
– Баб!.. Купим железную дорогу... Не, лучше «Ракету». Не... «Восток-два».
Но бабушка остудила его:
– Нет, Глеба, у нас нет столько денег.
Купили они автоматический пистолет.
У самого здания милиции бабушка остановилась и сказала:
– Глебушка, если они спросят, где ты живешь, скажи – в Ленинграде, с мамой, на Московском проспекте.
– Значит, соврать?
Бабушка покраснела. Вот уж чего Глеб от нее не ожидал.
– Нет, нет, это не ложь... Там же твой дом, ты будешь жить там. Но скажи, что сейчас уже живешь, давно, пять лет.
– Ладно, – сказал Глеб, – это тебя Кирилл Петрович научил? Он такой...
– Нет, – решительно сказала бабушка.– И не смей о нем плохо думать. Он твой дедушка.
