По моему распоряжению, Тун Чжи должен был брать уроки верховой езды у Жун Лу, но Нюгуру выискивала разные предлоги, чтобы мой сын их пропускал Вместо того чтобы ездить на настоящих лошадях, он ездил верхом на евнухах. Более тридцати евнухов должны были бегать на четвереньках по всему саду, чтобы Тун Чжи чувствовал себя счастливым. Его любимой «лошадью» стал Ань Дэхай. Таков был детский способ мести, потому что я велела Ань Дэхаю приучать ребенка к дисциплине. Тун Чжи стегал его и заставлял бегать до тех пор, пока у того не начинали кровоточить коленки.
Но еще худшим было обращение мальчика с семидесятилетним евнухом по имени Старый Вэй: он заставил его съесть собственные экскременты. Когда я спросила Тун Чжи, зачем он это сделал, он ответил:
— Просто я хотел проверить, правду ли говорит Старый Вэй.
— Какую правду?
— Он сказал, что я могу приказать все, что захочу. Я просто попросил его это доказать.
Я с ужасом смотрела на хорошенькое личико своего сына и не могла понять, откуда в нем такая жестокость. Он был разумным ребенком и всегда понимал, кого можно наказывать, а кого награждать. Стоило Ань Дэхаю совершить какую-нибудь провинность, и он тут же готов был выполнить любое желание Тун Чжи. Однажды мой сын сообщил, что знает, какие у Нюгуру любимые блюда. Сперва я даже не поняла, что он имеет в виду, и похвалила его за то, что он отослал Нюгуру ее любимые круглые пирожки. Мне показалось, что это вполне естественный способ выражения сыновней почтительности, и даже порадовалась за своего сына. Но потом Тун Чжи похвастался, что Нюгуру поощряет его пропускать школьные занятия. Она ему говорила, что в истории Китая было множество императоров, которые ни дня не провели в классной комнате, и тем не менее это не помешало им привести свою страну к процветанию.
Я отправилась к Нюгуру и выразила свои опасения по поводу такого непослушания ребенка. Она ответила, что я преувеличиваю.
— Ему всего пять лет! Когда мы вернемся в Пекин, он там продолжит нормальные школьные занятия, и все будет хорошо. Играть — это в натуре ребенка, и мы не должны идти поперек Небесных установлений. Вчера он просил попугая, а Ань Дэхай, как нарочно, ни одного с собой не привез. Бедный Тун Чжи, он всего лишь просил попугая!
На этот раз я решила не сдаваться. Я настояла на том, чтобы он продолжил посещать занятия, и сказала Нюгуру, что сама буду проверять выполнение им домашних заданий. Но меня постигло разочарование. Главный наставник обратился ко мне с просьбой освободить его от занятий с Тун Чжи.
— Его Юное Величество кидается на уроках шариками из бумаги и разбил мои очки, — жаловался этот человек с заячьей губой. — Кроме того, он ничего не слушает! Вчера он заставил меня съесть очень странного вкуса пирожок, а потом сознался, что окунул этот пирожок в свою мочу.
Я была в ужасе от такого поведения Тун Чжи. Но еще больше меня беспокоил его интерес к магическим книгам Нюгуру. Он готов был допоздна слушать истории о загробном мире и так пугался, что ночью писался в постели. Тем не менее он настолько пристрастился к этим историям, что стал едва ли не наркотически зависимым от них. Когда я вмешивалась и уносила от него эти страшные книги, он начинал со мной драться.
Постепенно Тун Чжи научился использовать любую возможность, чтобы меня провести. Сперва, чтобы не посещать уроки, он притворялся больным. Когда я его уличила, на его защиту встала Нюгуру. Она даже тайно приказала доктору Сан Баотяню лгать, что мальчика действительно лихорадит. Я размышляла о том, что если таковы способы воспитания будущего императора, то династия точно обречена. И поэтому решила взять воспитание ребенка полностью в свои руки. Мне казалось, что это дело государственной важности. Кроме того, я почему-то была уверена, что мое время подходит к концу.
Каждый день я провожала своего сына в классную комнату, а потом ждала его перед дверями до тех пор, когда занятия не заканчивались. Нюгуру пеняла мне за то, что я ей не доверяю, но ее чувства меня уже мало беспокоили. Я решила кардинальным образом взяться за Tун Чжи, пока не стало слишком поздно.
В ответ на это Тун Чжи нашел способ, как стравить нас с Нюгуру. Он знал, что я не могу запретить ему с ней видеться, и поэтому ходил к ней как можно чаще, считая, что я начну его ревновать. Его расчеты оказались правильными, потому что, к сожалению, я попалась на его удочку. Он продолжал издеваться над своими наставниками. Однажды он выдернул из бровей учителя с заячьей губой два самых длинных волоса, прекрасно зная, что он считает эти волосы «знаком своего долголетия». Учитель был настолько огорчен, что его хватил удар, и он был отправлен домой на поправку. Нюгуру расценила этот инцидент как комедию. Я с ней не согласилась и наказала своего ребенка за жестокость.
Двор решил приставить к царственному ученику нового наставника, более молодого, но Тун Чжи ухитрился расправиться с ним в первый же день. Он сослался на то, что наставник во время уроков портит воздух, и обвинил его в том, что он «не оказывает должного уважения Сыну Неба». Наставника высекли. Услышав это, Нюгуру похвалила Тун Чжи за то, что он «ведет себя как настоящий государь». А я была совершенно раздавлена.
Чем более я его принуждала, тем большую строптивость он проявлял. Но вместо того чтобы поддержать меня, двор поддержал Нюгуру, дав ей наказ «сдерживать мою жестокость». Я понимала, что за этим стоит Су Шунь. Теперь Тун Чжи без всякой опаски дерзил мне прямо в лицо перед евнухами и служанками. За словом в карман он не лез. Иногда для пятилетнего мальчика он выражался даже слишком замысловато. Например, он говорил: «Как это низко с твоей стороны отрицать мою истинную природу!», или «Я — одаренное животное!», или «Укладывая меня спать, когда я хочу играть, ты поступаешь безрассудно».
Почти то же самое я слышала от Нюгуру: «Госпожа Ехонала, разрешите Тун Чжи совершать его земное путешествие самому!», или: «Он путешественник, который понимает всю вселенную. Он думает не о себе, а о путешествии, о своих снах и о сути буддийской духовности!», или: «Выбросите все ключи в окно, оставьте клетку открытой!».
С некоторых пор я начала сомневаться в чистоте ее помыслов. Мне всегда казалось, что в ее обращении с Тун Чжи есть что-то извращенное. Неважно, что он делал, но она всегда выступала на его стороне и демонстрировала к нему только любовь. Я понимала, что если не остановить Нюгуру, то невозможно будет остановить и Тун Чжи. Теперь наше соперничество переросло для меня в борьбу за своего сына. Я целыми днями размышляла над тем, как бы с ней поговорить. Мне хотелось ясно сформулировать свои намерения и при этом не задеть ее гордости. Мне хотелось, чтобы она поняла, что я глубоко ценю ее привязанность к Тун Чжи, но считаю, что дисциплина должна быть на первом месте.
К моему удивлению, Нюгуру пришла ко мне первой. Она была одета в платье цвета слоновой кости и в качестве подарка принесла мне цветок лотоса. Она пожаловалась на мои указания относительно питания Тун Чжи. Ей казалось, что мальчик слишком худой. Я ответила, что не вижу никаких проблем с количеством съедаемой им пищи, но считаю, что его питание должно быть здоровым. Тун Чжи часами сидит на горшке без всяких результатов, потому что у него трудности со стулом.
— Ну и что такого? — возразила Нюгуру. — Детям очень нравится подолгу сидеть на горшке.
— Но у крестьянских детей никогда нет трудностей со стулом, — не сдавалась я. — И все потому, что они едят много грубой пищи.
— Но Тун Чжи не крестьянский ребенок! Такое сравнение его унижает. — Выражение лица Нюгуру стало отчужденным и высокомерным. — Я считаю правильным, что Тун Чжи питается как принц.
Я специально наняла повара, который должен был готовить мальчику здоровую пищу, но Тун Чжи жаловался Нюгуру, что повар кормит его протухшими креветками, которые вызывают у него спазмы. Никто, кроме Нюгуру, этой лжи не поверил. Тем не менее, чтобы ублажить Тун Чжи, повара казнили.
Я едва сдерживала себя, чтобы не вступить с Нюгуру в открытую борьбу. Для начала я решила полностью сконцентрироваться на учебе Тун Чжи. Каждое утро я брала в руки кнут и провожала своего сына в классную комнату.
Сейчас он изучал карту звездного неба. Я попросила наставника скопировать для меня текст учебника и сказала Тун Чжи, что буду сама проверять, как он усваивает заданные уроки.
Как я и ожидала, после уроков Тун Чжи не мог вспомнить ни слова из того, что ему только что рассказывали. Мы сидели в столовой и собирались обедать, но я велела слугам убрать наши тарелки, взяла за руку своего сына и повела его в сарай в дальнем конце сада. Там я сказала Тун Чжи, что он просидит
