сказал, что только что закончил составлять декрет с обращением к нации по поводу перенесения гроба Сянь Фэна в Пекин, и ему требуется запечатать этот декрет нашими печатями
Притворившись обескураженной, я вытащила из кармана платок и вытерла со лба пот.
— Каждая из наших печатей имеет такую же силу, как и обе вместе, — слабым голосом сказала я.
Услышав мой ответ, Су Шунь едва не подпрыгнул от радости. От волнения морщины у него на лице заиграли, вены на шее вздулись.
— А где находятся печати Сянь Фэна? — спросил он.
Мы с Нюгуру извинились, словно внезапно почувствовали себя больными, и потребовали тут же закончить аудиенцию.
Но Су Шунь уже шел напролом. Он заставил меня признаться, что Ань Дэхай потерял печать. Евнуха тут же арестовали и поволокли в тюрьму, а он кричал по пути и умолял о пощаде. Ему присудили наказание — тысячу розог.
Я очень боялась, что Ань Дэхай не выдержит страданий. Но, к счастью, ему повезло — у него и правда везде были друзья. Когда через некоторое время его снова вернули в зал, одежда на нем висела клочьями, и он был весь в крови.
Я понимала, что Су Шунь за мной наблюдает, и поэтому во время всей процедуры я сидела, как вкопанная, и даже произнесла безжалостным голосом:
— Евнух свое заслужил.
В лицо Ань Дэхаю брызнули водой, и он пришел в себя. Перед всем двором мы с Нюгуру отдали приказ отправить его в пекинскую тюрьму.
Су Шунь не желал выпускать Ань Дэхая из своих рук, но и Нюгуру, и я настаивали на том, что хотим подальше услать неблагодарную тварь. Су Шунь возражал, но мы сказали, что имеем право наказывать своих евнухов по своему усмотрению. Мы подошли к гробу Сянь Фэна в глубине зала и громко заплакали.
Под влиянием некоторых сановников, которые убеждали оставить нас в покое, Су Шунь сдался. Он настоял только на том, что в Пекин виновного отвезут его люди.
Мы согласились, и Ань Дэхай пустился в путь. Между стельками в его туфлях лежал написанный мной указ.
В Пекине жандармы Су Шуня доставили Ань Дэхая к министру правосудия, Бао Юну, причем с секретным предписанием — я узнала об этом позже — забить узника до смерти. Не будучи в курсе происходящего, Бао Юнь приготовился исполнить предписание своего начальника. Но прежде чем плети были пущены в ход, Ань Дэхай попросил разрешения сообщить кое-что министру в частном порядке.
Министр разрешил, и Ань Дэхай вытащил из укромного места мой указ.
Бао Юнь был ошеломлен. Не мешкая ни минуты он связался с принцем Гуном.
Прочитав указ, принц собрал всех своих советников. Они выслушали доклад Ань Дэхая о ситуации в Ехоле и полночи разрабатывали план действий. Их решение было единогласным: сбросить Су Шуня.
Принц Гун понимал, что стоит ему помедлить с предоставлением помощи Нюгуру и мне, и власть может очень быстро перейти в руки Су Шуня. И тогда уже вернуть потерянное будет очень трудно, почти невозможно, тем более что и он, и принц Чунь из императорского завещания были исключены.
Прежде всего, принц Гун решил избрать человека, который сможет изложить его соображения двору в самой логичной и законной форме. Выбор пал на заведующего императорскими кадрами. Гун попросил его выступить с предложением объявить Нюгуру и меня главными, фактически единственными регентами Тун Чжи, сместить Су Шуня и передать всю власть в государстве нам троим (то есть Нюгуру, мне и принцу Гуну).
После формулирования этих предложений был избран надежный чиновник из провинции для осуществления задуманного плана на практике. Идея была в том, чтобы создать впечатление, будто все эти требования исходят из самой глубины общества, так чтобы Су Шунь не смог отмахнуться от них без рассмотрения. В любом случае в обществе возникнут сомнения, потому что предложения будут тщательно рассмотрены всеми китайскими правителями еще до того, как они достигнут места своего назначения, то есть канцелярии Су Шуня.
25 сентября с ног до головы задрапированный в траурный белый хлопок в Ехол прибыл принц Гун. Он направился прямиком в зал, где стоял гроб, однако в дверях был остановлен гвардейцами, которые велели ему подождать прихода Су Шуня. Когда тот пришел (мне об этом рассказали позже), вместе с ним явились и другие члены «банды восьми».
Не успел принц Гун открыть рот, как Су Шунь велел его арестовать по обвинению в невыполнении указа.
— Но я здесь, потому что меня вызвали другим указом, — спокойно объяснил принц Гун.
— Неужели? В таком случае предъявите его! — Су Шунь нагло улыбался.
— Какой еще может быть указ без нашей визы? — поддержали его другие члены «банды».
Принц Гун достал из внутреннего кармана указ, который доставил ему Ань Дэхай.
Маленький шелковый желтый свиток с двумя печатями — Нюгуру и моей — потряс всех членов «банды», не исключая Су Шуня. Они словно безмолвно задавали друг другу один и тот же вопрос: как такое могло случиться?
Воспользовавшись их замешательством, принц Гун больше не стал тратить слов и, распихав охранников, вошел в зал.
При виде гроба самообладание его покинуло. Он упал на землю и заплакал как ребенок. Никто еще не видел столько искреннего горя по поводу смерти Его Усопшего Величества. Гун причитал, что не может понять, почему обожаемый брат Сянь Фэн не дал ему возможности хотя бы попрощаться с собой.
Слезы текли по его щекам. Очевидно, ему очень хотелось, чтобы Сянь Фэн понял свою ошибку. Принц Гун знал нечто, чего ни я, ни Нюгуру не знали, а именно, что Су Шунь уже предпринял одну попытку сбросить Тун Чжи в самый день его инаугурации, однако эта попытка не удалась. Великий канцлер послал одного из членов «банды восьми», Чао Юиня, к генералам Шэн Бао и Цзэнь Гофаню, однако произошла утечка информации, и Су Шунь дал секретные предписания отменить покушение.
Я припудрила щеки и облачилась в траурное платье. У Нюгуру сегодня тоже был не самый блестящий вид: ее роскошная кожа казалась серой, из глаз, не просыхая, текли слезы, оставляя на щеках две извилистые блестящие дорожки.
Мы жаждали встретиться с принцем Гуном, однако прекрасно знали, что ему вряд ли удастся проскользнуть мимо главного евнуха Сыма, который процитировал наизусть императорский закон о том, что во время траурной церемонии императорским вдовам неприлично встречаться с родственниками мужского пола приблизительно того же возраста, что и они сами.
Принц Гун встал на колени и попросил Су Шуня разрешить ему повидаться со своим племянником Тун Чжи.
В это время мы одели Тун Чжи и все втроем отправились в траурную часть зала. Из-за перегородки мы слышали все, что происходило в другой части зала. Су Шунь настаивал, что он действует в интересах императора Сянь Фэна. Принц Гун впал в ярость и начал чертыхаться.
— Тот, кто считает себя вечно подгоняемым попутным ветром, стоит не больше, чем изъеденное жуками бревно!
Темперамент принца Гуна меня очень беспокоил. Стоило ему разозлить Су Шуня окончательно, и тот обвинит его в неуважении к последней воле покойного императора
— У меня на это есть прирожденное право, Су Шунь! — кричал между тем принц Гун.
В ответ Су Шунь рассмеялся. Он знал силу своей позиции и не преминул на этот раз ею воспользоваться.
— Нет, принц, дело не в том, имеете ли вы на это право как член правящей семьи. Дело в том, что завещание императора Сянь Фэна оставляет в народе впечатление, что вы — негодная курица, несущая яйца со слабой скорлупой! Не знаю, чего именно вам не хватает, однако дефект налицо!
Придворные рассмеялись вслед за Су Шунем. Некоторые высшие чиновники топнули ногой.
— А что такое яйцо со слабой скорлупой? — продолжал Су Шунь. — Сквозь тонюсенькую, как бумага
