– Странно, мне казалось, тебе нравится более романтичная музыка.
– Из тех, что в самолетах играет, да? – Я оборачиваюсь к Даше и пристально смотрю ей в глаза. – Говорят, больше шансов выжить при падении у тех, кто в хвосте. Как думаешь?
Дашины зрачки расширяются. Она пытается что-то ответить, но лишь судорожно ловит ртом воздух. Нам приносят поднос с напитками. Я хватаю стаканчик с шампанским и в три глотка приканчиваю его.
– Ты же... я же... – разводит руками Даша.
– Так бывает! – Я сминаю стаканчик и кидаю его на поднос. – Давай обнимемся у трапа!
«Экипаж готовится к взлету. Просим пассажиров и бортпроводников занять свои места. Капитан корабля включил табло “Пристегните ремни!”».
– Он мое шампанское выпил! – Даша пытается вернуть стюардессу. – Вы можете еще принести?
– После того как наберем высоту, девушка! – мило улыбается в ответ стюардесса.
Я показываю ей большой палец, поворачиваюсь к Олегу и стучу его по голове. Олег приоткрывает глаза и снимает наушники.
– Можешь дать послушать? Уши сильно закладывает, хоть музыкой перебью.
– Бери. – Он нехотя расстается с айподом. – Я все равно усну.
– А я все равно нет! – Я надеваю наушники и закрываю глаза. Самолет начинает разгон. Краем глаза вижу, как Даша судорожно вжимается в кресло. Чувствую ее потную ладонь на своем запястье.
Самолет отрывается от земли. «Чертов город, – думаю я, – давно мы не виделись!». В наушниках звучит сирена машины «скорой помощи», начинает играть
«...Гугу-ку, гугу-ку, гугу-ку», – монотонно бухтел уличный голубь. Вообще-то эта птица не голубь, а горлинка, ну или.... короче, не знаю, как она называется. Знаете, такие крупные сизые твари с большими загнутыми клювами желтого цвета? Обычно они водятся в приморских городах и кряхтят по-особенному, не так, как наши. Помоему все-таки горлинка, хотя какая, к черту, разница?
Пока я размышлял, как называется птица, ее бухтение достало меня окончательно. Я встал и закрыл окно. На часах было около трех утра. Спать не хотелось совершенно. Не спать, в общем, тоже. Я выбрал промежуточное решение – информационного транса – пошел на кухню и включил все имеющиеся в доме средства связи с сатанинским миром: телевизор, компьютер и, зачем-то, мобильный телефон. Хотя допустить, что кто-то наберет тебя в три ночи по среднеевропейскому невозможно.
Завтра мы сдадим вечерние новости, и я поеду ужинать к родителям Хелен. Там будут папа и мама, младший брат Томас, который второй год пытается поступить в университет (не уверен). И родители расскажут о том, как планируют летний отдых в Испании. В этот раз они поедут вдвоем, а не с этими тупицами Ван Бросхортами, и хорошо бы еще взять Томаса, но у него вроде экзамены, так, может, вы с Хелен заедете на несколько дней? Рядом с нашими апартаментами есть отличная недорогая гостиница, три звезды. Там прилично кормят и варят отличный кофе, правда, Тео?
И папа утвердительно кивнет, чуть поморщившись, потому что накануне одолжил Томасу триста евро, которых сыну не хватало на поездку с девчонкой в Италию, взяв с него, в качестве обеспечения, слово, что сын пойдет осенью учиться ХОТЬ КУДА-НИБУДЬ! А я поверну голову к окну, чтобы они не увидели моей улыбки, потому как мне-то отлично известно, что ни в какую Италию Том не едет, что едет он на Ибицу, как и в прошлом году, а триста евро, если уж быть до конца честным, нужны ему для того, чтобы зависнуть на грядущих, следующих и следующих за следующими выходных в Роттердаме, Двельфте и Кельне и основательно изучить творчество мастеров фламандской школы... Тиесто, Ван Дайка и Майло.
А в субботу мы с Хелен и друзьями поедем на пляж, в воскресенье на... Стоп! Разве завтра уже пятница?
Дррр-дррр, дрррр-дррр, подтверждает мои опасения Скайп. Anton calling. Answer/Ignor. Значит, четверг. Антон всегда звонит в четверг. Отвечаю. На экране оживает московская квартира. Черно-белая фотография во всю стену. На фотографии старик с лицом, изборожденным морщинами, затягивающийся предположительно сигаретой. За спиной старика контуры моря. Обложка альбома The Cure
– Ну чё? – спрашивает Антон так, будто мы расстались двадцать минут назад.
– Ничё, – пожимаю я плечами.
– Чё не спишь, у тебя же три ночи?
– А у тебя пять утра, и что с того? Ты как семейный доктор, звонишь узнать, как моя ветрянка?
– Слушай, я все-таки бросил Шохину!
– Кого?
– Ну Светку, помнишь, я тебе рассказывал? Из страхования. Ща, погоди!
Антон посылает мне файл с фотографией стройной шатенки лет двадцати пяти, призывно изогнувшейся на фоне какого-то мраморного парапета.
– Прикольная девчонка, ты мне ее показывал! – резюмирую я, хотя совершенно не могу ее вспомнить.
– Ага. Понимаешь, я больше не мог, – Антон принимается энергично жестикулировать. – Она... она меня достала. Постоянный базар о том, чтобы переехать ко мне «насовсем». Можешь себе представить, она так и говорила: НАСОВСЕМ! Причем голосом судьи, который вписывает тебе пятерик за распространение. И еще, – Антон отворачивается от экрана, чтобы чихнуть, – еще она стала называть меня «милый»! Вот твоя Хелен называет тебя «милый»?
– Неа, она же голландка. Она таких слов не знает.
– Ну а... honey?
– Honey? – Я задумываюсь. – Пожалуй, да.
– Honey – это еще куда ни шло, – кивает Антон. – Это еще куда ни шло. И потом, у Светы интеллектуальный уровень... Мы любим старые советские песни и считаем, что Луи Армстронг – это боксер, зато утверждаем, что разбираемся в морском праве. В общем, сплошное хеджирование рисков головного мозга.
– Хед... чего головного мозга?
– Забей! Какие новости вообще?
– Бонг разбил. – Я закусываю нижнюю губу.
– Да? И что?
– В смысле? Новый купил.
– Жалко. Хороший был бонг.
– Новый такой же. Даже еще лучше... наверное, – неуверенно добавляю я.
– Ясно. Как Хелен?
– Спит.
– Передавай привет.
– Передам как проснется.
– Чего на работе?
– Я на серфинг встал. Вчера катался почти до сумерек, все тело ломит, будто вагоны разгружал.
– Ты никогда не разгружал вагоны. – Антон прикуривает и выпускает дым в экран.
– Ты, можно подумать, разгружал! – огрызаюсь я и машинально открываю ящик стола, чтобы найти, чем занять руки. Первым попадается пластиковый пакет.
– Ну так как у тебя на работе?
– Нормально. Завтра едем снимать в Зиланд, там рыбаки митинг собрали, мутят. Галдят за какие-то льготы. Или не за льготы. – Я чешу в затылке, пытаясь вспомнить, против чего все-таки митингуют рыбаки.
– Как интересно! – хмыкает Антон. – А у нас большие перемены.
