имевшихся у Тухачевского бонапартистских настроениях стали поступать в органы НКВД в декабре 1925 года от агента Овсянникова.
«В настоящее время, — сообщал он, — среди кадрового офицерства и генералитета наиболее выявилось 2 течения: монархическое и бонапартистское, концентрация которого происходит вокруг М.Н. Тухачевского».
Далее в «Справке» пояснялось: «В связи с тем, что в последующих сообщениях Овсянников называл ряд военнослужащих Красной Армии из бывших офицеров царской армии, которые якобы входили в кружок Тухачевского, то органы НКВД привлекли к негласному сотрудничеству и некоторых сослуживцев Тухачевского и направили их на разработку этого кружка, называя его «бонапартистским».
Однако никто из них, в том числе и Овсянников, не сообщали о какой-либо антисоветской деятельности Тухачевского. Будучи арестованным в 1938 году, Овсянников показал, что органы ОГПУ давали ему задание по разработке Тухачевского, но никаких компрометирующих его материалов установить ему, Овсянникову, не удалось».
Учитывая осведомленность агента Овсянникова, можно полагать, что он находился в достаточно близком окружении Тухачевского уже к 1925 г. И этим человеком мог быть именно бывший штабс-капитан, сокурсник Тухачевского по Александровскому военному училищу П.И. Овсянников, сотрудник Военно- исторического отдела Штаба РККА.
Из приведенных выше сведений и размышлений по их поводу в контексте рассматриваемой проблемы лишний раз подтверждаются соображения, высказанные в начале настоящей книги: даже при удачном осуществлении «дворцового переворота» военным заговорщикам следовало подумать о том, кто же будет управлять государством, причем в условиях, осложнившихся ожиданием близкой большой войны. Исторический опыт показывает, что даже генерал Бонапарт, при всех своих несомненных и разносторонних способностях, с учетом его эпохи, выросшей из Века Просвещения, создавал и преобразовывал свою Империю все равно главным образом в милитарном направлении. «Перманентная война» определяла вектор движения «имперской Франции». Конечно, История предоставляет нам вроде бы и иные примеры: генерала Ш. де Голля, генералиссимусов Ф. Франко, Чан Кайши. Однако следует заметить, что ни один из названных генералов не являлся выдающимся полководцем. Все они, даже весьма способный в военном отношении де Голль, оказавшись перед выбором — быть генералом или быть политиком, — волей, быть может, объективных обстоятельств, выбрали второе.
Все названные советские генералы, включая Тухачевского, Уборевича, Якира и др., были людьми, что называется, «до мозга костей» военными, прославленными на полководческом поприще, особенно первые, самые выдающиеся из советской военной элиты. При всем своем хорошем общем культурном развитии, в частности Тухачевский, они выросли не из Века Просвещения, а из Первой мировой войны и из Века Декаданса европейской культуры. Они прекрасно понимали, что в любом случае им понадобятся хорошие хозяйственники, умеющие управлять и государством в целом, и отдельными его, невоенными, отраслями. Мало того, все они, конечно же, не собирались менять вектор социально-экономического развития страны, особенно ввиду надвигавшейся войны. Все они, независимо от субъективных симпатий или антипатий, были за социализм, но с несомненной, по крайней мере на данном этапе, оборонной доминантой. Вот почему Тухачевский так сожалел о гибели Пятакова, на которого, во всяком случае, он лично, очевидно, делал большую ставку как на будущего «премьера». Мне думается, что «отстрел» бывших известных и малоизвестных «вождей» в 1936–1938 гг. в значительной мере был обусловлен именно этим обстоятельством — лишить любых заговорщиков надежд на то, что им удастся найти кого-либо, кто мог бы заменить у руля государства Сталина и его команду. В таком контексте, на мой взгляд, становится более понятна логика физического уничтожения не только некогда популярных «вождей большевизма» Зиновьева, Каменева, Пятакова, Рыкова, Бухарина и др., но также и Рудзутака, Розенгольца и им подобных.
«Призраки» из «завещания Ленина»
Несмотря на то что первым претендентом в очереди на ленинское наследие является Сталин, фон Лампе, исходя из убеждений, что Советская России чревата взрывом антисемитизма, летом 1923 г. считал, что «наследником» Ленина среди большевистских вождей будет не Сталин. «Хороша картинка! — записал он в дневнике. — В заместители ищут непременно русского, и проходит, по-видимому, Георгий Пятаков, известный по Киеву, потом ставивший свою подпись на кредитках!»
Примечательно, что сам, без преувеличения сказать, творец «большевистской революции» В.И. Ленин в своем «Письме к съезду» фактически опровергает категоричность ее диагноза «большевистская», когда начинает характеризовать самых выдающихся ее лидеров.
Троцкий, по его мнению, «самый способный человек в настоящем ЦК», не является большевиком. Троцкий и формально стал членом ленинской большевистской партии лишь с июня 1917 г., а до этого чаще всего выступал идейным и политическим противником Ленина.
Зиновьев и Каменев, выступившие против большевистского вооруженного восстания в октябре 1917 г., в сущности, тоже не являются большевиками. По мнению Ленина, «октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью».
«Самыми выдающимися силами» из «молодых членов ЦК» Ленин называет Бухарина и Пятакова. Однако «теоретические воззрения» Бухарина, по мнению вождя Октября, «очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)». Признавая в Пятакове, «несомненно, выдающуюся волю и выдающиеся способности», Ленин считает, что на него нельзя «положиться в серьезном политическом вопросе». Так что и Пятакова он также не считает совсем большевиком. Он для Ленина ненадежный большевик, т. е. не большевик, а что-то иное, хотя и близкое к большевизму.
Весьма жестко критикуя Сталина, главным образом его личные качества, Ленин, по существу, не высказал к нему никаких политических и идеологических претензий как к большевику. Получается, что из всех 7 «вождей революции» — Ленина, Троцкого, Сталина, Зиновьева, Каменева, Бухарина и Пятакова — лишь двое — Ленин и Сталин — большевики. Остальные же, в строгом смысле этого понятия, таковыми не являлись.
Однако смерть Ленина, вопреки ожиданиям генерала, не привела на его место ни одного из перечисленных претендентов на наследство «вождя». Им оказался отсутствовавший в списке и рейтинге «большевистских вождей» А.И. Рыков. «Рыков — это торжество группы Красина, — констатировал фон Лампе в своем дневнике 24 января 1924 г., — то есть некоторое обуржуазивание власти». В этом своем выводе фон Лампе, совершенно очевидно, следовал имевшимся в его распоряжении оценкам И.А. Ильина касательно ситуации и перспективы ее развития. Однако в то время фон Лампе считал, как Ильин и Сорокин, что более вероятен все-таки переход власти в Советской России к «бонапартистам», конкретно — к Тухачевскому. Впрочем, политические ожидания генерала не оправдались. Примечательно в этом отношении его замечание, сделанное им в дневнике 8 апреля 1924 г., после победы, одержанной «кремлевской тройкой» — Сталин, Каменев, Зиновьев — над Троцким и Тухачевским.
«Каменев (Розенфельд), по-видимому, тоже «заболел», — прогнозируя события, размышлял он, — и теперь власть делят только Зиновьев и Сталин! Вилка суживается, и я думаю, что на XIII съезд она сузится совершенно. Посмотрим, что нам даст советский май».
Наличие живых «бывших» политических «вождей» в СССР (включая Троцкого за его пределами), сохранявших в общественном мнении репутацию потенциальных лидеров альтернативной политической элиты, представляло для правящего слоя опасность превращения их в реальных претендентов на политическое руководство вместо Сталина и «сталинцев». Поэтому репрессии носили превентивный характер. В сложившейся системе любой «вождь», выросший из Русской революции, становился «знаменем» и «лозунгом». В такой системе не могло быть «бывших вождей» или «вождей в отставке». Всякий оппозиционный, тем более альтернативный Сталину, «вождь» не мог быть посажен в тюрьму, отправлен в лагерь в качестве осужденного, но оставленный в живых. «Храм оставленный — все храм, кумир поверженный — все бог». У него была единственная альтернатива власти — это смерть, забвение и
