— Пишите заявление в партию, товарищ Москаленко!
Принимали в начале июля. Георгий немногословно рассказывал о себе.
Родился в 1918 году в станице Пискуновское Краснодарского края, в бедной крестьянской семье. Родители умерли, оставив шестерых детей. Ему, младшему, было три года… Старший женился, чтобы растить остальных в семье, но было голодно. Братья стали один за другим умирать. Тогда решили отдать его в детдом. Там прижился, работал на огороде, в мастерских, стал активным пионером, вступил в комсомол. В 1936 году был определен на завод в Пятигорске. Работал, учился, поступил в аэроклуб, потом в Ейское военно-морское авиационное училище…
Закончил несколько неожиданно:
— Ну вот теперь, как сказать… воюю. На сегодняшний день имею двадцать два боевых вылета и ни одного сбитого самолета противника. Даром, можно сказать, потребляю летный паек.
Все рассмеялись, зашумели. Председательствующий постучал по столу:
— Тихо, товарищи! У кого есть вопросы? Но Иван Григорьевич его остановил.
— Не будем так строго придерживаться порядка. Кстати, хочу доложить собранию: товарищ Москаленко является в нашем полку инициатором тактики многоярусного патрулирования. Его звено почти не покидает аэродром, даже пищу им подвозят на летное поле…
— Да, но толку-то…
— Есть толк, Георгий Васильевич, — замполит подчеркнуто назвал его по имени-отчеству. — Сколько немцев вы встретили в воздухе над Севастополем?
— Близко только того одного…
— Ну вот. Разве это не толк?
— Толк, да не тот! Гитлеровские воздушные разведчики нас обманывают, товарищ батальонный комиссар. То ли перехватывают донесения постов ВНОС, то ли каждый раз меняют курс. Надо проследить, дать задание службе воздушного наблюдения…
Разговор подхватили другие. Председательствующий, забыв свои обязанности, сам страстно включился в спор.
Наконец, вспомнили о повестке дня.
— Поздравляю, Георгий Васильевич, — первым пожал ему руку замполит. — И с приемом, и с первым толковым выступлением на партсобрании!
— Так я же не выступал…
— А о чем же мы копья ломали? Спасибо, спасибо, брат! По-партийному подходишь к делу. Будут еще гитлеровцы у нас сыпаться с неба, как горох!
Иван Григорьевич сам летал наравне со всеми. И больше всех переживал, что боевой счет полка остается пока неоткрытым. Новые самолеты должны были вот-вот войти в строй, главной задачей сейчас являлось сохранить боевой дух летчиков, их уверенность в своей летно-тактической подготовке.
— Как горох! — рассмеялся своему сравнению замполит, еще раз пожимая руку молодому коммунисту.
Первым в полку открыл счет старший лейтенант Спиров. Его звено прикрывало транспортное судно, шедшее с грузом. Показались два «юнкерса», Николай Спиров и его ведомый Фрол Тюленин атаковали их в лоб. Гитлеровцы отвернули, сбросили бомбы в море и попытались уйти. Но меткая очередь Николая подожгла мотор на одном из бомбардировщиков, и он врезался в воду.
А 25 июля пришло известие о подвиге летчика-истребителя 32-го авиаполка лейтенанта Евграфа Рыжова. На поврежденном самолете МиГ-3 он первым на флоте совершил воздушный таран. Сбил «Хейнкель-111», совершил посадку на воду и был подобран нашим морским охотником…
Гоняться за одиночными воздушными разведчиками, пробиравшимися к нашим портам, аэродромам и железнодорожным узлам, черноморским истребителям пришлось недолго. Фронт приближался, вражеская авиация стала действовать активно.
В августе из полка была выделена группа истребителей для участия в обороне Одессы. Георгий попросился в нее, но получил решительный отказ.
Вскоре начались ожесточенные бои в районе Перекопа.
24 сентября звено получило задание прикрыть наши наземные войска на переднем крае и не допустить бомбардировки моста в их ближайшем тылу. Прилетев в район патрулирования, Москаленко сразу обнаружил идущую со стороны Каркинитского залива большую группу «юнкерсов». На принятие решения оставались считанные секунды. Атаковать с ходу или сманеврировать, зайти с удобного направления?
Выбрал второе. Оставаясь незамеченным, ушел вверх, в сторону солнца. Внизу строем клина шли четырнадцать Ю-87, прикрытия истребителей не было. 'Пора!' — подал сигнал ведомым.
Тройка свалилась на «клин», как гром с ясного неба. Москаленко, Гуриненко, Тюленин первыми же очередями подожгли каждый по «юнкерсу». Развернулись, зашли повторно. Бомбардировщики сбросили свой груз в залив и перестроились в оборонительное кольцо. Ястребки атаковали раз за разом, «юнкерсы» отбивались огнем крупнокалиберных пулеметов и пушек, установленных в плоскостях. Наконец еще один фашист задымил и устремился вниз. Остальные стали отходить, с земли открыли бешеный огонь зенитки…
Москаленко огляделся. В левом пеленге шел Гуриненко, правого ведомого не было видно. Кончалось горючее, надо было возвращаться домой…
Тюленина они догнали на полпути. «Чайка» вся была залита маслом, из мотора валил дым, с плоскостей свисали клочья перкали. Друзья пристроились по сторонам, подбадривали летчика жестами. У того сил хватило ровно настолько, чтобы совершить посадку, — из кабины его вытащили уже без сознания. Тюленин был изранен не меньше, чем его «чайка»…
Командир эскадрильи майор Ион Гурьевич Чесноков, не дослушав доклад, спросил о состоянии остальных двух машин.
— Для ремонта потребуется часа три…
— Много! Полетите на самолетах звена Спирова. Вместо Тюленина возьмите младшего лейтенанта Петрова. Задача — подавить огневые точки вблизи переднего края…
За нашей траншеей их встретил заградогонь. Майор Чесноков, летевший во главе семерки, дал команду рассредоточиться. Но огонь вдруг прекратился. 'Значит, истребители', — сообразил Москаленко. Увидел их первым, дал очередь трассирующими, чтобы предупредить товарищей. Комэск оставил звено Москаленко на прикрытие, сам во главе четверки устремился на штурмовку наземных целей.
Сверху хорошо были видны вражеские артиллерийские позиции. Из окопов вырывались язычки выстрелов. Вдруг немцев от орудий как ветром сдуло. Сотни огненных брызг осыпали хода сообщения, спины в панике разбегающихся артиллеристов…
Москаленко завязал бой с «мессерами». Затем роли переменились: разгрузившаяся четверка комэска набрала высоту, дала возможность звену выйти из боя и спикировать на батарею тяжелых минометов. И опять эрэсы сделали свое дело, а густые пулеметные трассы завершили его…
'Мессершмитты' с досады преследовали группу до самого Джанкоя. Перед тем как отстать, один из фашистов нерасчетливо набросился на Гуриненко и тут же попал под меткую очередь Михаила Петрова. Все «чайки» вернулись на свой аэродром, блестяще выполнив задание и сбив один вражеский истребитель.
В тот же день звено сделало еще три успешных боевых вылета на штурмовку войск противника.
Вечером Иван Григорьевич разыскал до смерти уставшего Москаленко под крылом замаскированной охапками сена машины.
— Ну что, Георгий, значит, можно воевать и на нашей птичке?
— По наземным целям…
— Но и воздушные поражать научились? Падают фрицы?
— Как горох, — усмехнулся Георгий.
— Ничего, ничего! Сейчас главное дело — помочь пехотке. Видел, что там творится? Вот то-то! Звездочками украсить машину еще успеешь…
Москаленко не удивился. Об Иване Григорьевиче в полку говорили: видит человека насквозь. Да он и сам не скрывал, что не чувствует вкуса к штурмовке. И «чайку» не ощущает как штурмовик. Не использует всю ее верткость, способность маневром пробиться к цели. Вот комэск чувствует! Такие восьмерки плетет у самой земли, что все огненные метели его стороной обходят. И поле боя видит, как ящик с песком. А тут в
