Он улыбнулся, снял парашют и неторопливой походкой направился к следующему самолету.
Ожидая окончания проверки, мы наблюдали, как группа летчиков готовилась к первомайскому воздушному параду. Немного посовещавшись, они сомкнутым строем взлетели в небо и стали выполнять фигуры высшего пилотажа. Мы с восхищением следили за четкими, слаженными маневрами экзотически раскрашенных Як-1. Пятерка истребителей вертелась в воздухе, словно связанная шнурком…
Во второй половине дня на нескольких По-2 мы перелетели на аэродром Измайлово, где наши машины должны были переоборудоваться для подвески мин и торпед. Сразу стали знакомиться с подходами к аэродрому, изучать препятствия. Не успели обойти поле, как приземлился самолет с начальником штаба авиации ВМФ полковником Евгением Леонтьевичем Бартновским. Мы уже привыкли к неожиданным поворотам судьбы, но такого не могли себе и представить.
— Самолеты на Центральном аэродроме примут другие, а вам явиться в штаб за документами. Поедете на поезде получать машины на уже знакомом вам авиационном заводе.
Мы стояли ошеломленные. Вот-вот, казалось, осуществится желанная мечта, и вдруг все рухнуло. Трудно передать, с каким настроением мы получали документы и продовольствие, садились в поезд. Только со временем, охладившись и поразмыслив, пришли к малоутешительному выводу: кому-то надо воевать, кому-то строить самолеты, а кому-то и перегонять их. Не всем же сразу на фронт. Командование рассудило здраво: опыт дальнего перелета мы имеем, трасса нам знакома. Так кого же, как не нас, и посылать? Словом, мы возвращались в глубокий тыл. Ехали быстро, на дорогах соблюдался твердый график движения. [35]
Горечь постепенно прошла, молодость взяла свое, мы развеселились. Душой группы был капитан Маркин. Он уже успел отличиться в боях, заслужить орден Красного Знамени. Веселый, находчивый, Маркин был незаменим при переговорах на продпунктах, при добывании «доппайка». Жора Пешехонов был неразлучен со своей трехрядкой. Коренастый, конопатый, с копной рыжих волос и веселыми голубыми глазами, он напоминал деревенского увальня из глубинки. Отлично пел, шутил, рассказывал забавные истории. Женщины, покидая вагон, приглашали:
— После победы приезжай к нам!
— Обязательно! — уверенно обещал он всем подряд и даже записывал названия многочисленных станций и полустанков.
Время пролетело быстро. Мы уже снова воспряли духом, однако, прибыв на завод, сразу поняли: здесь целая очередь таких, как мы. В ожидании машин занялись подготовкой новичков к перелету. Изучали маршрут, стокилометровую полосу вдоль него, ориентиры, посадочные площадки, типичные погодные условия…
Подходил к концу май. Сколько же можно ждать? С заводского аэродрома один за другим поднимались самолеты, а очередь продвигалась удручающе медленно. Наконец наступил и наш праздник. 2 июня шестерка ДБ-3ф взяла курс на запад. Сначала перелет проходил успешно, потом мы застряли. Только на шестые сутки погода позволила вылететь с аэродрома. В этот раз увидели Байкал во всей его красе: голубая, искрящаяся на солнце чаша в зеленой оправе тайги, разноцветные скалы, отраженные в зеркальной воде, серебряные ленты речек…
Следуем известным маршрутом. И вот, наконец, последний бросок с аэродрома на Урале. Летим на высоте восемьсот метров, погода прекрасная, настроение еще лучше. И вдруг я почувствовал неладное, показания приборов нормальные, но что-то мешает, тревожит…
Внимательно оглядевшись, заметил, что из-под правого мотора выбивается пламя.
— Прикинь, где можно сесть, — как можно спокойнее попросил штурмана.
— До Казани час двадцать, — Володя Ерастов как будто ждал моего вопроса. — А сесть можно через несколько минут. [36]
Хорошо, что Урал остался позади. Снижаюсь, захожу на посадку. Вот когда пригодились уроки Поповича — приземляться на одном моторе.
— Молодец, командир! — слышу голос Володи.
Я и сам доволен: поле аэроклубовское, не разбежишься, машина остановилась в нескольких метрах от глубокой канавы, окаймляющей аэродром.
Нас окружили учлеты, наивные парнишки, каким и сам я был года три назад. Они с интересом осматривали наш самолет, а я в свою очередь не сводил глаз со старенького По-2, такого знакомого, близкого.
Оказалось, заело всасывающий клапан, выхлоп производился в карбюратор, мы были близки к серьезной аварии. Произвести ремонт без запасных частей невозможно. Дали телеграмму в Свердловск и в Москву. Через два дня прилетел Р-5 с необходимыми деталями. Техник Ваня Варварычев приложил все свое умение, и мы быстро закончили работу. Собрались улетать, но в баллонах не оказалось воздуха. На учебном аэродроме его тоже, конечно, не было. Что делать? И опять выручил Варварычев. Отыскал где-то старые амортизаторы и, привязав к ним по куску веревки, показал, как действовать. Оказалось, что и тяжелые боевые самолеты можно запускать стародедовским способом. Пригласили на помощь учлетов, произвели несколько пробных рывков. Через некоторое время удалось завести левый мотор. Проработав на нем несколько минут, я подкачал воздушную систему и запустил правый.
— По местам!
Ребята из аэроклуба машут руками, желают счастливого пути.
Выруливаю на край поля, начинаю разбег. Отрываюсь у самой кромки, перед невысоким леском, набираю высоту, ложусь на заданный курс. Вот и наш аэродром. Но в чем дело? Поле выглядит незнакомо безлюдным, стоянки пусты.
— Где самолеты? — спрыгнув с плоскости, спрашиваю встречающего нас техника.
— Полк улетел на Северный флот. Ваши ребята успели как раз к отлету…
Мы стояли без слов. Надо же, будто рок над нами…
— Ничего, мы их нагоним, — кое-как успокоил ребят.
Варварычев и Пешехонов остались готовить самолет, мы с Ерастовым пошли доложить о прибытии старшему авиационному начальнику. В столовой за ужином, обсуждая дальнейшие действия, не заметили, как к нам подошел майор со звездой Героя на груди.
— Вы Минаков? Командир тридцать шестого авиационного полка Ефремов. Вы поступаете в мое распоряжение. Подготовьте машину, завтра летим в Майкоп.
Я попытался объяснить, что мы из авиационного полка Северного флота, но майор перебил:
— Приказ Москвы.
— Есть! — только и оставалось ответить. Вечером, укладываясь спать, спросил Ерастова:
— Как думаешь, Володя, что еще может нам приготовить судьба? Ну, например, на завтра.
— Кажется, больше нечего, — серьезно подумав, ответил штурман. — А впрочем… Давай-ка, Вася, лучше спать.
— Это, пожалуй, самое разумное, — согласился я, кутаясь в одеяло.
Утром вскочили и сразу к окну. Ура, небо без единого облачка! Ефремов оказал, что поведет самолет сам, я забрался в штурманскую кабину. Запустили моторы, майор резко увеличил обороты и начал разбег. Послышался характерный вой винтов, началась «раскрутка».
— Товарищ майор, затяжелите винты! — крикнул я по переговорному устройству.
Но в ту же секунду вой прекратился. Завидная реакция! Плавно оторвались от земли, взяли курс на Сталинград. Розовая полоска на востоке быстро разгорелась, вскоре запламенела половина небосклона, брызнули лучи. Утренняя Волга, легкий туман в затонах, устланные сочной зеленью берега…
— Возьми-ка управление, — вывел меня из мечтательного созерцания голос майора.
В кабине было жарко, Ефремов снял китель,
— Повесь, у тебя попросторней…
Китель был непривычно тяжеловат: Золотая Звезда Героя, орден Ленина, два Красного Знамени… Я уже знал, что Андрей Яковлевич воевал в 1-м гвардейской минно-торпедном полку на Балтике, был в числе тех смельчаков, которые в августе сорок первого бомбили Берлин…
Показался огромный город, раскинувшийся на десятки километров. Мы произвели посадку. Пока Ефремов уточнял обстановку, Ваня Варварычев подготовил самолет к вылету. Торопились, чтобы засветло добраться до Майкопа. Под крылом поплыли Донские и Сальские степи. Разве могли мы предполагать, что
