Витэ» и раскол его изнутри.
Это называлось тактической разработкой. Говоря же человеческим языком, это означало: еще большее количество детей, оставшихся без родителей; стоны в камерах для пыток и бесконечная паранойя людей, следящих за своими соседями и всегда готовых совершить предательство или стать его жертвой.
— Значит, быстрое продвижение по службе? — спросил Том. — Вы добились просто поразительных успехов.
— Спасибо! — Кордувен осушил стакан и опустил его на стол. — Да, я надеюсь сдвинуть дело с мертвой точки. И скажу тебе — я рад, что теперь у меня есть человек, которому я доверяю. Настоящий друг.
На мгновение Тома охватил стыд.
— Я должен идти, Том. Но я ведь увижу тебя на организационном собрании.
— Если вы посвятите меня в подробности, я буду там.
Они пожали друг другу руки.
Когда Кордувен ушел, Том заметил, какими глазами смотрели ему вслед все пять леди. Бледное, напряженное лицо генерала, казалось, вызывало у них восхищение. И даже у Сильваны…
— Вы знали его, когда он был моложе?
Леди В’Деликона подошла поговорить с Томом, жестом предлагая всем остальным лордам оставить ее в покое.
— Да, мы знали друг друга настолько хорошо, насколько это было возможно, учитывая разницу в нашем общественном положении.
«И он всегда относился ко мне как к равному», — добавил Том про себя.
— Это довольно необычно, — заметила леди В’Деликона, хотя то же самое можно было бы сказать и о ее дружбе с Томом.
— Я знаю.
— Он очень изменился.
— Да, — сказал Том. — Я знаю, что значит потерять одного из членов семьи.
«Кордувен, что же я сделал с тобой?» — добавил он про себя.
— Вы очень хороший человек, Том Коркориган.
И Том учтиво поклонился, хотя душа его вопила:
«Нет, вы ошибаетесь, это не так!!!»
Глава 56
В эту смену помещение машинного отсека было освещено тускло. Дежурила только одна Дороти Вержински: водрузив ноги на приборную панель и откинувшись на спинку стула, она читала книгу в твердой обложке. Книга называлась «Анна Каренина».
По машинному отсеку разносился равномерный гул, но для Дороти сейчас ничего вокруг не существовало: ни звуков, ни других ощущений. Равномерные короткие гудки пульсара давно стали частью окружающего ее мира, так что она их попросту не замечала.
И вдруг до ее ушей дошло странное. Дороти встрепенулась. Из динамиков неслось:
— Бип-пип, бип-пип, бип-пип…
— Боже мой! — воскликнула Дороти по-русски, отбросила книгу в сторону, спустила ноги на пол и опрокинула чашку. С проклятиями вытерла с пульта пролитый кофе и принялась резко касаться сенсоров.
Теперь из динамиков донеслось:
— Уа-а-а!
— Этого просто не может быть, — сказала себе Дороти. Она с силой нажала кнопку связи.
— «Шаттл-два». Как делишки, Дороти? Умираешь со скуки?
— Погоди, Жан-Поль… Я получила сигнал тревоги.
На секунду воцарилось молчание.
— Сигнал тревоги — у тебя?! С тобой все в порядке? Под термином «у тебя» он имел в виду орбиту средней удаленности вокруг Дельты Цефея.
«Шаттл-два» выставлял в пространстве длинную цепь исследовательских зондов; другие шаттлы, как и шаттл Дороти, располагались на борту станции «Метроном».
— Я приняла сигнал маяка, — пояснила Дороти.
— Какой тут может быть маяк…
Она залпом, не ощущая вкуса, допила остатки холодного кофе:
— Мне удалось перехватить параллельный сигнал в звуковом диапазоне.
Она нажала кнопку, и вновь из динамиков понеслось:
— Уа-а-а… уа-а-а…
— Что это еще такое? — голос Жан-Поля был спокоен и серьезен.
— Так-так-так! — Дороти покачала головой. — Вот к чему приводит одинокая жизнь ученого- затворника. Ты что, никогда раньше не слышал, как плачут младенцы?
Карин разбудил очень знакомый голос:
— Какого черта! Пустите меня, я только взгляну на нее!
Некоторое время продолжался приглушенный спор неведомо о чем, а затем дверь открылась.
— Карин!
— Привет, сэнсей! — Она слегка приподняла голову, а затем опять бессильно уронила ее на мягкую подушку: это было единственное, напоминавшее поклон движение, которое у нее получилось. — Я рада вас видеть.
Но она не видела ничего. Мир вокруг был во тьме.
— Слава Богу! — Его борода коснулась щеки Карин, когда он легко поцеловал ее, затем взял за руку, все еще слабую, и сжал в своих загрубевших руках.
— Я слышала, вы там спорили с кем-то из персонала.
— Мне сказали, что ты все перенесла отлично, но я должен был увидеть тебя сам…
Вокруг была сплошная тьма, но Карин чувствовала, как под ее тяжестью прогибается мягкая постель, а одеяло казалось тяжелым, обволакивающим коконом. Не похоже, что она все еще на своем корабле…
— Сэнсей. Дарт… Он не…
«Я же не могу плакать, — вспомнила она. — Они забрали мои глаза».
— Не разговаривай! — Большие руки нежно пожали ее ладонь. — Мне коротко обо всем рассказали.
— Он спас нас. — Это было сказано шепотом. Вероятно, потом она провалилась в сон. Иногда различить, где явь, а где сон, было попросту невозможно.
Когда она полностью пришла в себя, сэнсей все еще был рядом — от него шли успокаивающее тепло и сила.
— Сэнсей?..
— Все в порядке, Карин.
— Они прячут от меня моего ребенка.
«Ребенка Дарта», — поправила она себя мысленно.
