– Еще как есть! – сказал Нок Барайм с горечью, и Леки благоразумно больше не стал тревожить его.
До самого вечера он скучал, но когда свет, струящийся из окна, сменился легкими сумерками, к ним в комнатку повалили посетители. Всех их Нок Барайм представлял Леки с непонятной церемонностью. Свою жену, имя которой выскочило у Леки из головы, двух сестер с простыми кромайскими именами, которые тоже не запомнились, сына своей сестры Тр
Она пришла позже всех, когда за окном стояла уже кромешная темень, принесла маленькие светильнички-половинки, озарявшие комнатку спокойным желтоватым светом, еще какие-то снадобья. Напоила отца, потом Леки. Она мягко двигалась по комнате, а расплывчатые тени в слабом свете светильничков порхали за ней по стенам и кровле, складываясь в необычные фигуры. Казалось, они с ней в сговоре, вытанцовывают какой-то танец. То она руку приподнимет без особой надобности, то голову резко повернет, то переступит и снова обратно. Как будто под музыку движется, одной ей слышную. И еще теням. Движенья света и теней завораживали, даже убаюкивали. Словно колыбельная.
«Сейчас снова уйдет… – с грустью подумал Леки. – И лежи тут, выслушивай откровенья старого лекаря».
– Тебе ничего не нужно? – вдруг спросила она. – Если будет что-то нужно, позови меня. Я буду недалеко. – Она улыбнулась. – Помнишь, как меня зовут?
Он кивнул. Она уже повернулась, чтобы уйти.
– Има… – отважился он, от глупого, непонятного волнения голос слегка охрип. – Не уходи так быстро, посиди немного… если можешь.
Она даже не удивилась. Вернулась. Села. Сложила руки на коленях. Все молча. От нее пахло молодыми лесными травами, что в эти весенние дни наконец буйно пошли в рост под лучами солнца. Будто она все время проводит в лесу, а не возле раненых и больных.
Леки лихорадочно думал, о чем бы с ней заговорить. Ведь он сам попросил ее остаться, но эта попытка тяжело ему далась. Так тяжело, что дальше его смятенный ум отказывался соображать. Нет, Леки никогда не боялся женщин, просто очень хотелось ей понравиться. Чтобы в следующий раз не пришлось снова просить ее посидеть рядом. Чтобы она сама, по своей воле, проводила с ним время.
Он молчал, а время шло. Но девушка не проявляла признаков нетерпения. Кто ее знает, может, она думает, что Леки просто захотелось, чтобы она рядом посидела. Конечно, так оно и было, но любая другая от неловкости уже давно сама придумала бы тему для разговора… А она все сидела… Что-то умиротворяющее переливалось в ней, заполняя все вокруг, спокойствие, которого Леки до этого никогда не знал. Не бесстрастность, как у Дэйи, а именно спокойствие. Он подумал о Дэйи и не удержался, чтобы не брякнуть вслух:
– А Дэйи, он еще тут?
– Иллири Дэйи? – спросила она задумчиво.
– Да, – Леки растерялся.
– Здесь сейчас трое стражей, – пояснила девушка, видя его удивление. – То есть здесь было трое. Сейчас здесь только один. Инх
Сердце Леки екнуло.
– А остальные? – спросил он и почувствовал, что губы онемели от обиды. Хотя на кого обижаться, кроме самого себя?
– Уехали. Недавно, вечером.
Девушка оказалась несловоохотливой. Или больше ничего не знала.
И тут заговорил старик.
– Как? Что случилось, Има? Почему ты сразу не сказала?
Она обернулась.
– А зачем вас зря беспокоить? Они сказали, что вернутся завтра к вечеру. Может быть, чуть позже. Через день.
– Но почему? – не отставал старик.
– Они нам не объясняют каждый шаг, ты же знаешь. – И в голосе ее прорезалась горечь. И тут же словно и не было ее, тишь да гладь. – Говорят, вести не очень хорошие. В округе неспокойно. Я слышала, как Иллири Дэйи говорил Лис-су, что чем скорее вы встанете, тем лучше для всех. Говорил странные вещи, я не все поняла.
– Не все услышала, лучше скажи, – устало сказал королевский лекарь.
Леки невольно пожалел его. Ему не позавидуешь сейчас. А если выяснится, что за ними еще и погоня? Мысли невольно снова завертелись вокруг засады на дороге.
И опять воцарилось молчание, но теперь оно стало еще тягостнее… Наверное, потому что всем на ум пришли невеселые мысли, каждому свои. Может быть, подумал Леки, для ниори это и ничего, может, для них это привычно, но он больше так не мог. Люди должны друг с другом разговаривать.
– Отец, – начал он, – твой отец, сказал, что ты ниэдэри. Объяснил мне, что это такое. – Она перевела на него взгляд. – И я мать свою вспомнил. Я плохо ее помню, но мне сдается, что чем-то она на тебя похожа была. Только темноволосая. Мне говорили, она тоже целительница. – Она молчала. Он уже жалел, что попросил ее остаться. – Ты молчишь? – спросил он напрямик.
– Разве я должна что-то говорить? – спросила она с мягкой улыбкой, за которую Леки простил ей все. – Ты говоришь, я слушаю; Или ты устал и хочешь, чтобы я рассказала что-нибудь?
