И все же он берег её… и это согревало сердце. Хоть и берег для своей же выгоды. Ну и ладно.
Девушка украдкой посматривала на своего спутника, делая вид, что оглядывается на шерстистых адика. Вот он закрыл глаза, продолжая удерживать поводья её аинче.
— Я много говорю? — тихо спросила она, не в силах дать ему покой, которого он хотел.
— Как обычно.
— Это много?
— Не больше, чем остальные. Не беспокойся, сейчас ты мне не мешаешь. У меня не осталось здесь больше дел, а размышлениям и восстановлению сил это не помеха.
Любезно. И потому на него непохоже. Хотя что от него ждать, коль у него такая нужда в Маритхе! Так или иначе, от неё теперь зависит его жизнь.
Девушка преисполнилась гордости. Любые едкие слова, на которые Аркаис такой мастер, могли испортить ей торжество, и потому она молча нежилась в лучах своего самодовольства.
Однако к полудню она загрустила. Некстати вспомнился Тангар, представились одинокие ночи впереди и твердокаменный Сын Тархи, что не даст себе труда ободрить, согреть. Защитит он, конечно, куда лучше хранителя. Да и время с ним летит ещё незаметнее… но только днём. От Тангара столько не узнаешь, не проведаешь. От него не веет чем-то странным и необыкновенно притягательным, что рождает в Маритхе сладкий трепет. Зато Тангар простой и прямой и всякий час не насмешничает. И опекает так заботливо, за каждым шагом следит! В глаза бросились поводья её аинче в тонких пальцах у Тёмного. Вообще-то нельзя сказать, что этот её тоже на произвол судьбы оставляет. И он о ней печётся, только по-своему. Да и как ему, Сыну Тархи, Пожирателю Нитей и почти Бессмертному, такими мелочами заботиться? Небось сам-то не ест, не пьёт, не спит, как и Раванга. Вот бы узнать…
— Не ем, не пью, не сплю, — насмешливо уронил Сын Тархи, не открывая глаз.
Маритха принялась губы кусать. Ни одной мыслишки от него не скроешь. Стыд-то какой, её измышления! А как их скроешь?
— Как ты будешь жить с открытыми глазами, если сама себя стыдишься? — снова застал он её врасплох.
Маритха подумала, что бы ответить, чтобы себя не уронить.
— А что тут трудного такого? — осторожно спросила.
— Ты хочешь ясности, — отозвался он, — а стыд всегда побуждает укрывать то, что не нравится, даже от себя. От себя в первую очередь.
Что ж, наверно, он опять прав. Как всегда. Девушке не хотелось влезать в эти скользкие споры, которые оставляли её без сил, словно камни приходилось таскать, а не словами перебрасываться. Ведь имя его Нити — Ясность. Маритхе не допрыгнуть.
— Так куда мы путь держим? В какую сторону? — уклонилась она.
— Скоро увидишь.
— А кто такие эти адика и почему за мной привязались? Ты им велел, они тебя слушают?
— Скоро увидишь.
Пришлось снова надолго замолчать. Бесконечное плато, истинно бесконечное, и все вверх тянется, словно мир к краю заворачивается. И пустынное! Хоть бы горакх какой попался, теперь-то ей не страшно. Солнце проделало уже немалый путь по небу, когда они одолели этот медленный, лёгкий и скучный подъем и перед ними вновь открылись запретные земли.
— Вот. Туда мы и держим путь.
Теперь плоскогорье поворачивало вниз, но Маритха даже взглядом не удостоила каменистую пустошь. Впереди темнели далёкие горы, должно быть, огромные. Высокие! Что-то отблескивало у их вершин. Белели непонятные пятна.
— Это золото? Там! — показала Маритха на этот блеск.
— Это замёрзшая вода. Небо сегодня чистое, и солнце блестит на её поверхности.
— Так бывает?
— Там бывает.
— А кто её туда пролил? Бессмертные?
— Нет, сама земля. — Он улыбнулся.
— Ну что смешного-то? — внезапно обозлилась Маритха, хотя эта улыбка, как назло, ей понравилась. — Где это видано, чтобы вода поверху разливалась? Да ещё сама?
— Я не смеюсь. Но немного… забавно. Обманывать тебя — все равно что обманывать ребёнка, так сказал Раванга. Ты похожа на ребёнка, особенно сейчас.
— Обманывать, — повторила она, расслышав только это. — Так ты меня обмануть собирался? Зачем?
— Я не хочу тебя обманывать, — раздельно произнёс он. — А вспомнил лишь потому, что он говорил о ребёнке. Ты подобна ребёнку.
— А ты… когда-нибудь… — мялась девушка, не решаясь даже выговорить такое.
— Нет, — Сын Тархи покачал головой, — я никогда не трогал Нити детей. Слишком рано.
Её передёрнуло. Слишком рано! Лучше думать о чем-то другом.
— А Храм, он где?
— Там, в горах.
— Надо на вершину лезть? — испугалась Маритха.
Аркаис усмехнулся:
— Так высоко не придётся. Главное — найти его.
— Погоди… Разве ты там не был и не знаешь…
— Был, и не раз. И каждый раз приходилось искать его заново. Дорогу к нему нельзя запомнить, она меняется от раза к разу.
— Он что, скачет с места на место?
— Нет. Раванга ведь рассказывал, как близко подбирается здесь незримое? Чем ближе к Бессмертным, тем больше оно проникает в ткань нашего мира. И не все, что видится, правда. А многое истинное не видно. Другие чувства тоже обманчивы.
— Но ты же такой… Ты-то должен различать!
— Три мира сходятся там воедино, Маритха. И силы бродят такие, что искажают и видение, и слух даже такому, как я. Или Раванга.
— И что, ты ничего там не можешь?
— Могу. Но не всегда последствия таковы, как бы хотелось. Лучше без нужды не спорить с этим местом. Если оно впустит, мы найдём его.
— А если нет? — коварно подбросила она, когда Тёмный замолчал. Он явно не желал даже думать про это.
— Тогда мы поищем получше. И нас впустят.
— А если все равно — нет?
— Тогда мне останется смириться, доставить тебя в Великую Аданту и позабыть о вечности. На время.
— И ты смиришься?
— Я все ещё человек, но во мне нет таких страстей, как в Васаи или Такхуре. Когда я говорю, что жажду чего-либо, я делаю это своей главной целью, только и всего. Я трачу силы на этом пути и следую по нему до тех пор, пока не достигну или не разуверюсь в его целесообразности. Но если дорога перекрыта, я не стану прыгать в пропасть за этой костью. Нельзя получить невозможное. Глупо и расточительно стучать в закрытую дверь, зная, что она никогда не откроется. Но если это возможно, почему не попытаться?
— А что тогда делать мне? Если Храм не найдётся?
— Это тебе решать.
Маритха потирала подбородок, глядя на далёкие горы. Там конец этой жуткой дороги. И ещё Тангар… И конец всему… Трудам, лишениям и бедам, постоянному страху, охотникам за её тайнами… Запретному знанию, вечности, необыкновенной песне и даже всегдашним насмешкам, которые колют её уже не так сильно и которые, что уж говорить, иногда бывают справедливы.
Почему ей вдруг захотелось, чтобы дорога тянулась и тянулась? Неужто Тёмный правду сказал и она
