— А у тебя и вода есть?
Девушка завозилась, оглядываясь в поисках фляги. Снова пить охота, хоть в горле и так саднит от ледяной воды.
— Нет пока. Зато, когда отыщем, пригодится.
Насмешничает.
— А ты все это там нашёл? На том самом месте?
— Там.
— А люди?
— Что люди? — угрюмо переспросил он, рассматривая коврик под нею.
— Нам что, двоим только так повезло?
— Вряд ли. Там до меня уже пошарили хорошенько. Хоть и шарить уж негде было.
— А ты их не видел? — продолжала расспрашивать девушка.
— Нет. Сказано — до меня приходили.
— А это все, — указала она на узел, — ты как нашёл? Если там «пошарили хорошенько»?
— Всего не обнюхаешь. Трупы и обломки далеко пораскидало… Да и опасно… после всего-то…
Девушка задохнулась, жалость комом подступила к самому горлу, набухла слезами, рвущимися наружу. Глоток ледяной водички бы, хоть один. И больше никаких расспросов!
Вот же она, брошенная фляга, заплетённая в кожаный шнур!
— У тебя хоть капля осталась? Из фляжки? — вдруг спросил Тангар.
Маритхе стало невыразимо совестно. Бурдюк-то пустой. Если бы он воду отыскал, то был бы полный. А весь свой водяной запас хранитель ей оставил. Ещё вчера.
— Чуточку, — насилу выговорила она, думая о последнем глотке, что теперь ей не достанется. — За тобой валяется. Да нет, с другой стороны. Да оглянись же!
Нашёл. Поколебавшись, ей таки протянул.
— Я… — сглотнула слюну Маритха, — не очень-то… Пей, если надо.
Тангар быстро осушил несколько глотков, что после неё остались.
— Потому и хотел пораньше выйти. Чтобы до воды успеть. Теперь уж завтра. Потерпеть придётся.
Голос его весьма чувствительно подхрипывал. А дойдёт ли он до воды-то? И Маритха вместе с ним?
— Завтра так завтра, — делано протянула девушка, проклиная себя за небрежение. — Ведь не умрём же…
— Ты собираться будешь?
— А что мне собираться, — еле встала она наконец. — Это у тебя целая гора тут…
Он ловко выдернул коврик, потянулся за её вторым арчахом, но, к облегчению Маритхи, передумал. Вместо того скинул свой, совсем оборванный какой-то, взял прежний, что девушке оставлял, привычно затянул ремни. В рванину, которую сбросил, запихнул «добро», вывороченное Маритхой на каменное дно пещеры.
— Этот пускай у тебя будет, если сама потащишь.
Она мелко закивала.
— Ничего, — глянул хранитель, взваливая узел на плечи, — на солнце отогреешься. Пошли, что ли?
— Пошли.
Тангар зашагал к щели, неловко припадая на ту самую ногу. Лохмотья понизу были перетянуты какой-то тряпкой. Совесть Маритхи не выдержала, окликнула его.
— Что там у тебя с ногой? Может, я посмотрю?
— Посмотрено уже, — даже не оглянулся хранитель.
— Постой, Тангар! Хоть чуточку постой! — взмолилась она.
— Да все там в порядке, — полуобернулся он. — Вот растревожилась…
— Я спасибо хотела… Бережешь меня, бестолковую… Себя не жалеешь.
Он повернулся всем телом, зыркнул. Потом уже пристально вгляделся.
— Я и гляжу… сама не своя ты. Чего тут уже натворила, пока я ходил? Почему Великий Раванга велел… от тебя ж самой и беречь? Или как?
Девушка вздохнула. Если бы все рассказать можно было!
— Да ничего такого… Чуть не замёрзла. Великий вовремя явился. А так ничего…
— Ничего! — Он гневно фыркнул. — А я-то уж вообразил!
— А ещё, — внезапно решилась Маритха, — никому я больше не верю, Тангар. Вот только тебе ещё…
Хороший человек, человек сердечный её хоть словом бы ободрил, а ещё того лучше — на груди пригрел. А этот молчал, озабоченно вглядывался в дыры в скале, проверял, не меркнет ли дневной свет.
— Никому, это плохо, — проворчал он наконец. — Только себя и остаётся слушать.
Себя… Сама она только от страха вопит. Что она путного придумать может? Вон, Великий в твёрдость её не верит. А Тёмный говорит, что ничего она не знает, даже про себя не ведает.
— Себя… тоже скажешь. Себе я вовсе верить не могу.
— А уж это совсем плохо, — буркнул хранитель и направился к выходу из пещеры.
Ошарашенная Маритха потащилась за ним. Напрасно она перед ним рассыпалась, сочувствия просила. Никто её жалеть не станет. Пора бы уж привыкнуть.
Вылезли из пещерки, тронулись в путь. Сначала идти было нетрудно. Хорошо даже — кости на солнышке отогрелись, пришлось сдёрнуть верхний арчах да на плече тащить. Ничего, не такая уж ноша.
Сегодняшней ночью девушка хорошенько отдохнула, от вчерашней попытки замёрзнуть не осталось и следа. Это Великий постарался, вернее верного. В Барахе она видала недомороженных — просто калеки еле живые. Даже подумать страшно, что было бы с Маритхой, если б её случайно спас кто-нибудь другой. А теперь только больная нога, свёрнутая в скачке по дурацким валунам, неприятно отдавалась при каждом шаге.
Тангар на самом деле шёл не так уж быстро. Через силу он шёл, что уж говорить. Сколько он спал, так, ерунда, а ходил туда-сюда немало. Хранитель прихрамывал. И дышал хрипловато. Да ещё тащил свой узел, может, не такой уж и тяжёлый, но ужасно неудобный.
Теперь они двигались среди причудливых скал, разбросанных вокруг, то тут, то там. Наверно, они тоже когда-то были похожими на ворота запретных земель, сходились и расходились, когда пожелают. Земля местами вздыбилась самым замысловатым образом, а порой неожиданно уходила из-под ног в большие впадины.
Хранитель выбирал дорогу полегче. Обходил все, что можно обойти. Старался подняться там, где полого, и спуститься там, где не круто. Все равно пару раз он бросал свою ношу и помогал Маритхе слезать вниз. Даже через какую-то расселину перескочили. Сначала Тангар долго вглядывался в неё и вслушивался, но, видно, ничего опасного не нашёл. Пришлось Маритхе прыгать. Не то чтобы далеко, а страшно.
Потом солнце затянуло небесной пеленой, и оно принялось тускло проглядывать сквозь густо-серый свод. И без того нерадостные здешние земли сделались совсем неприятными, угрожающими. Сказывались горы. Маритха устала, и, как бы неспешно Тангар ни двигался, она начала задыхаться, а потом и отставать. Голова раздулась словно шар, подкатывала дурнота. В животе мерзко ворочалась утренняя вяленина. Хранитель недовольно оглядывался. Он все больше смирял свой шаг, но помогало это слабо. Устроили коротенький молчаливый привал.
Девушка старалась справиться с собой. Нести её спутник не может. У самого нет сил, хорошо слыхать, как он натужно дышит. Да хромает… вон, намного сильнее, чем вначале, на ногу припадает да морщится. И тащить её придётся не до ближайшей скалы — аж до самой Латиштры. Путь неблизкий.
Пока сидели на холодном камне, кружение в голове улеглось, но как только тронулись… Нет, она так быстро не сможет. Или это вчерашнее замерзание слабостью оборачивается? Со времён ухода из родных мест Маритхе довелось только один пеший переход сделать. Малость. На два дня дороги. И по равнине. В
