«Дай прорасти внутри своей мудрости, ты к этому готова».
Мудрости! Какая мудрость! Это у неё-то! Ничего не видела, не слышала, так про Дверь узнать хотелось… Словно глупая женщина и без того поглупела. А он — «мудрость»! Опять обманул… Нет, Тёмный честно предупреждал, переспрашивал… Он не виноват. Она сама хотела, с открытыми глазами дальше… Вот, открыла. Что теперь?
«Будь смелее, Маритха. Мне это нравится», — кружилось в голове вместе с ветром, носившимся между скал, обдувавшим со всех сторон одновременно.
«Ты удивила меня… и удивляешь все больше…»
«Великая Песня мироздания потеряла бы без твоей струны. Как этот муштар».
Как его пальцы бережны, как нежны со струнами! С какими-то струнами! Тангар так даже с любимой женщиной не умеет…
«Я никогда никому прежде не пел…»
Почему же теперь?.. Почему не прогнал её сразу?
«И я тебе благодарен…»
Он хотел, чтобы его кто-то слышал! Кто-нибудь вроде Маритхи…
От таких мыслей девушка начинала задыхаться и падать подряд во все рытвины, что встречались на пути. Ещё бы, вечность застилала ей глаза. Маритха не могла забыть неописуемой мощи, совсем недавно бродившей по телу. Казалось, вот развернутся плечи — и заденут окрестные скалы, а вдохнёшь поглубже — весь воздух, что вокруг, сквозь себя пропустишь. И так легко внутри, что можно прыгать от вершины к вершине. И не царапает кожу унылый сегодняшний холод, потому что теперь ей все нипочём: и холод, и голод, и жажда. Воспоминания обрушивались на тело мимолётно, тут же оставляя его барахтаться в прежнем естестве, как было до этой ночи. И опять Маритха с трудом тянула ноги, силилась дышать не так часто, снова усиленно разглядывала почву под ногами. Но это не помогало.
Тангар сегодня беспрестанно подхватывал её, поднимал, бережно ставил на ноги, а она рвалась вперёд, почти не чувствуя боли, не замечая ледяного ветра. Маритха благодарно кивала, розовея, глядела в его преданные глаза, обещала идти помедленнее, коль, ей невмочь так быстро высматривать, куда ноги ставить, и снова возвращалась к бесконечному разговору с Сыном Тархи. Такое лишь случается в одну ночь. А будоражить теперь всю жизнь будет. Мучить будет. Воспоминаниями забрасывать. И зачем она осталась его песни слушать? Зачем только на Нить его глядела?
Впрочем, девушка успевала время от времени улыбнуться своему хранителю, наградить его тёплым словом, протянуть руку, прося помощи, едва в ней появлялась малейшая потребность, а то и совсем без дела. Как только вспоминала, так сразу и тянулась к нему взглядом. Ещё не хватало из-за беспорядка в голове Тангара обидеть. У Маритхи ведь никого нет, кроме него. Он настоящий. Большой. Сильный. Тёплый. Он рядом. Он теперь над ней смеяться не станет. Беречь будет, заботиться. «Никому не отдам», — сказал, значит, правда не отдаст.
Тангар её любит. И пускай из-за этих глупых снов память легко притушила краски её вчерашней радости, словно много времени утекло. Она все равно все помнит. Чего стоит сокрушительная сила против тепла живого тела, ясность против радости? Чего стоит чужое стремление к бессмертию против желания быть с Маритхой до конца жизни?
Но сон все равно не шёл из головы.
— Вот ты и привыкла, — одобрительно заметил Тангар на привале. — Глядишь, и до Латиштры скоро доберёмся. Только под ноги чаще гляди. И не беги так, надолго не хватит.
— Меня уж и так… не хватает. — Маритха как раз пыталась отдышаться от своего неистового утреннего рывка. — Это я… от радости вперёд бросилась. Теперь уж и не знаю, как до вечера дотяну. И ногу чуть не свернула…
— От радости, — проворчал хранитель, но её-то не обманешь, вон какой в глазах довольный блеск. — От радости в городе плясать можно. А тут пустошь, скалы вокруг. Ногу чуть не свернула… — повторил он за Маритхой. — Я уж боялся, ты и голову свернёшь. А ты как заговорённая: сверзилась столько раз — и ничего. И вообще ты сегодня чудная, — окинул её непонятным взглядом.
И поди разбери, чего в этом взгляде больше, неразумения или подозрения. Хотя довольство из Тангара так и лучится.
— Я? Наверно, — осторожно сказала Маритха. — Это и есть от радости. Столько всего случилось…
Он истолковал её смущение в свою пользу и удовлетворённо откинулся спиною на валун позади себя.
— Дай воды, — попросила девушка, на некоторое время заняв его внимание.
Сама же собиралась с мыслями, медленно глотая воду. Откуда такое беспокойство? Даже Тангар его заметил. Он избегал говорить про вчерашнее, Маритха — про сегодняшнее. Надо срочно что-то придумать, а то она вскочит и начнёт подпрыгивать от дурацкого беспокойства. Непослушные ноги! Да и сердце колотится, стоит только вспомнить пальцы, нежно бегущие по струнам.
— Нет, не привыкла я. И никогда мне не привыкнуть, — принялась она жаловаться, не придумав ничего лучшего. — Вот сердце пело — я и шла скорее, а сейчас запал уж на исходе. Я по вашим горам долго бегать не могу. Тут даже воздухом по-другому дышится. Словно каждый вздох — последний. Гляди, до сих пор отдышаться не могу! — Она на самом деле все ещё не могла прийти в себя. — Вот если б тарпа, хоть самого завалящего! Хоть повозку какую! Я б с тобой хоть на край земли! А так, обуза только…
— Это я с тобой… на край земли, получается, — мирно проворчал хранитель, слушая её болтовню. — Негде нам повозку достать…
Вдруг он замолчал, поднял руку.
— Слышишь?
Маритха слушала во все уши, но, кроме свиста ветра, ничего не уловила. Покачала головой.
— Нет, точно! Неужто не слышно?
Девушка снова вслушалась в ветер. Нет.
— Так, — заторопился он, вскочил, — залезай-ка ты на тот уступчик. Мне спокойнее будет.
Маритха кинула взгляд вслед за его рукой на облюбованный уступчик. Ничего себе!
— А что там? Тварей всяких нам бояться нечего… Ты что, не помнишь?
Но хранитель уже оторвал её от земли и тащил к небольшой площадке на скале. Только чтобы стать прижавшись.
— Мне спокойнее будет, — бормотал он. — И лезь живее, не то удачу свою упустишь!
Маритха вовсю заработала ногами и руками, слепо доверившись Тангару. Он толкал её снизу, пока сподручно было.
— Гляди, не сверзись, — бросил напоследок, устремляясь в ту сторону, куда лежал их путь.
Девушка, стеная, вылезла-таки на уступчик, выпрямилась с трудом, прижалась к стене. Долго ей тут не протянуть, уж больно неловко. Старательно вслушиваясь, она глядела вслед хранителю. Ничего. Только ветер и камни. Как бы не пропал… Страх холодом вспорол внутренности. Маритха задохнулась. А что, если бросил? Нет, он не мог! Какие же глупые мысли в голову лезут! А что, если правда тварь какая-то? Местная. Которой и Великий не указ… Теперь уже страх за Тангара выворачивал её наизнанку. Только бы он вернулся, Бессмертные!
Ей показалось, прошло неимоверно много времени, что невмоготу больше держаться на этой узкой полоске камня, как вдруг за вечным шумом ветра Маритха что-то услыхала. Похоже… тарп всхрапывает! Тарп! Неужто они нагнали обоз, перед ними ушедший на перевал? Или это отставшие? Или кто-то вернулся? Тогда этот кто-то уж точно не в Латиштру путь свой держит…
Она гадала до тех пор, пока Тангар не появился из-за скалы, махая рукой.
— Слеза-ай! — вопил он. — Смо-ожешь?
Вместо ответа она принялась спускаться. Затёкшие ноги не очень-то слушались, но пришедшая удача приятно радовала сердце, и потому ей удалось спуститься, всего-то слегка ударившись и ссадив немного кисть. Тангар бы похвалил. Ухватив тюк с припасами и бурдюк с водой, она взвалила все это богатство на себя, но идти не смогла. Подумав, швырнула бурдюк и потащила неудобный узел. Через пару шагов и его бросила. Только арчах захватила.
— Ты где-е? — крикнула около той скалы, где исчез хранитель, хотя оттуда уже слышался храп
