прозвучало, что речь о кастрации (а попросту, по-русски, «я-ца оторву»). Ну и что хорошего? Вы обиделись, француза напугали, а мирному процессу – никакого толку, только хуже.
Эх, Владимир Владимирович, проклятий по адресу власти и после «Норд-Оста», и после Беслана было довольно. А что толку?
Если сегодня, не дай Бог, случится захват заложников – кто будет руководить спасением? Похоже, заранее вы не знаете. И тот, кого вы вдруг назначите, – тоже не знает заранее. Значит, не готов, начнет метаться, делать ошибки, звонить вам, просить совета.
Случись, не дай Бог, землетрясение или наводнение – все знают, что полетит глава МЧС. Сам, без вашего приказа (хотя, возможно, с вашего ведома). Он уже очень опытный; знает, сколько надо техники, врачей, как доставить, как расставить. И люди у него обучены, и собаки.
Извините, но в высшем руководстве страны мы не видим ни одного человека, который понимал бы и знал, как спасать заложников. И был бы нацелен исключительно на это, а не на то, чтобы угодить вам, и не на беспокойство о государственной репутации. А что мы видим? Какие-то глупости – какие-то общественные палаты[22], какие-то артистические антитеррористические центры[23] (вот они сейчас поймают нам Басаева, держи карман).
Специалисты если и есть, то далеко внизу, прямого доступа к вам не имеют; а все, что они знают, – не используется. Если даже они решаются что-то предложить, это отвергается на полдороге к вам. А из каких соображений? (Мол, вдруг вы подумаете, что какой-то майор умнее ваших генералов.)
И мы, граждане, так и не знаем: какие и на основании чего вы принимаете решения? А те чиновники, которые там (на месте трагедии), – они врут только нам или и вам тоже?
Когда вы 2 сентября (дети в Беслане еще были живы) говорили в Кремле королю Иордании: «Делается все, чтобы спасти детей», – знали ли вы, что там царит хаос? А хаос – значит, при всей суматохе ничего не делается правильно, хотя все кудато скачут, несутся, кричат, звонят. И значит, скорее всего дети обречены.
После Беслана в обращении к нации вы сказали: «Мы оказались не готовы». Владимир Владимирович, хорошо, что вы не произнесли фразу о вероломном нападении. Формулу 1941 года.
Некомпетентность руководства – всегда потери. В мирной стране – экономические убытки. В воюющей – смерть людей.
В 1941-м некомпетентность и упрямство руководства (Сталина) привели к невероятным потерям «живой силы», техники, территории. А потом десятилетиями (и до сих пор) эта катастрофа списывается на внэзапное вераломное нападэние. А какое ж оно было «внэзапное», когда все предупреждали – и разведчики, и дипломаты; и тысячи наших офицеров видели, как к границе стягиваются десятки вражеских дивизий.
И теперь тоже все понимали и предупреждали. Только точного адреса, наверное, никто не знал.
После Беслана (дети уже погибли) вы в первый день национального траура пригласили к себе в Ново- Огарево группу западных политологов и журналистов. Их рассказы были широко опубликованы. Больше всего их поразило, что в такой сложный и трагический момент вы уделили им четыре с половиной часа. По их мнению, любой западный лидер в такой ситуации либо отменил встречу, либо она продолжалась бы не более 20 минут.
Наших у вас в Ново-Огарево не было ни одного. Значит, для вас было гораздо важнее объяснить свою позицию Западу, чем собственным подданным.
Второе, что отметили зарубежные гости, были ваши очень эмоциональные реакции. «Вы хотите, чтобы мы разговаривали с убийцами детей?!» – это ваше восклицание цитировала вся мировая пресса.
Нет, Владимир Владимирович, мы хотели совсем другого. Мы хотели, чтобы дети (даже если они попали в заложники) остались живы. Больше ничего. Все остальное – политическая риторика, прикрытая «государственными интересами».
«О чем говорить с убийцами детей?!» – возмущаетесь вы. Пустой вопрос. С убийцами – нет, но с захватчиками – можно и должно. Именно во избежание гибели.
Власть должна была организовать переговоры. Вы должны были назначить переговорщика. Но власть молчала. Хуже того – врала, будто террористы ничего не требуют, будто передали пустую кассету (а на ней был кошмар спортзала). Власть врала, будто заложников то ли 120, то ли 350, а все это вранье террористы наблюдали по ТВ и приходили в ярость, и срывали эту ярость на детях.
А зачем врали? С какой умной целью? Стало ли лучше заложникам или на них было наплевать в отчаянной попытке сохранить лицо Кремля? Значит, ваши даже не понимают, что скрыть такую информацию в наше время невозможно, и значит, к трагедии неизбежно прибавится позор.
В такой ситуации решения мог принимать только человек, назначенный президентом (уровень премьер-министра, министра внутренних дел и т. п.).
А у нас – с места трагедии звонят полковнику, полковник – генералу, генерал – в штаб, штаб – в Москву, Москва – в Кремль, а потом – обратно. А время уходит. А информация искажается. И решения принимает тот, кто не владеет реальной обстановкой. Неправильно и поздно.
«Убийцы детей!» – да, теперь они убийцы. Но нам – ради миллионов живых детей – надо понять: планировали террористы убийство или нет? Планировали? – тогда почему не взорвали школу, как самолеты, как Кадырова?
Убийство детей не прощают нигде, никогда. Неужели террористы хотели, чтобы весь мир испытывал к ним отвращение и ненависть? Зачем?
Скорее им нужно было что-то такое, чтобы весь мир заговорил и чтобы власть России пошла на переговоры.
Подействовало. Весь мир заговорил. И заговорил до убийства, и тем более горячо, когда стало ясно, что заложников не «больше ста», а больше тысячи.
Но переговоры не начались.
…Сейчас отказ террористов принять воду и еду пытаются объяснить тем, будто они заранее твердо решили убить детей. Но, повторяю, решив убить, они могли тайно заминировать и взорвать школу, пять школ, не жертвуя собой.
Возможно, голод, жажда и невыносимые условия, по мысли боевиков, должны были заставить нашу власть скорее начать переговоры, не позволить тянуть. А Москва тянула.
…Власть должна была организовать оцепление. Но и этого необходимого действия не произошло. Возле школы бурлила вооруженная толпа. Власть не смогла оттеснить ее за оцепление.
И мы бы теперь не думали: кто-то из несчастных отцов пальнул первым, решив, что лучше всех знает, как быть? Случайный ли выстрел (просто по неосторожности) дал старт катастрофическому развитию событий? Или провокатор, которому нужен был взрыв, чтобы ценой смерти детей доказать всему миру, что с Басаевым и Масхадовым говорить невозможно[24]?
У нас война, а у вас военного опыта нет, вот беда. Вас в КГБ не учили освобождать заложников. Учили вербовать, учили следить, а не стрелять.
В ноябре 2001-го вы дали интервью американской телекомпании Эй-би-си. Ведущая Барбара Уолтерс спросила, приходилось ли вам отдавать приказ об убийстве кого-либо. Вы ответили отрицательно. И пояснили, что ваша работа «носила интеллектуальный характер – сбор информации, прежде всего политической».
В том-то и дело, что вы – аналитик; вам всегда нужно время: собрать информацию, изучить, сопоставить. Мгновенно принимать решения вы не умеете, и, похоже, никто из ваших тоже.
А есть люди, которые лучше всех в мире умеют освобождать заложников.
В Израиле я встретился с двумя очень опытными и очень уважаемыми специалистами по уничтожению террористов и освобождению заложников.
Асаф ХЕЙФЕЦ, 1945 г.р., 36 лет службы в армии, генерал майор (высший чин в Израиле; только начальник генерального штаба получает звание генерал-лейтенанта), 13 лет – в десанте; с 1994-го по 1998-й – генеральный директор полиции Израиля (министр внутренних дел в Израиле – должность политическая, он меняется со сменой правительства. Профессиональное руководство МВД – в руках генерального директора), создатель и глава спецподразделения по чрезвычайным ситуациям и спасению заложников.
Командовал операцией по освобождению «автобуса матерей» в 1988-м. Тогда террористами был
