это независимая космическая сила, противостоящая Богу, или простая временная оплошность? В спорах победил, скорее, первый тезис, который принимал различные формы. Так, в ереси Татиана, которому, опять же, противостоит Ириней, дьявол — первенец Бога, ревнующий к человеку. Он вселяет в Адама и Еву сексуальное желание, в результате которого происходит зачатие, увеличивающее зло в мире. Именно по незнанию первенец Бога и мудрости становится демоном и толкает человека на обожание себя.
Анализируя эти конфликты вокруг дьявола, можно утвердиться в том, что христианство является дуалистической религией, выделяя двух богов равной силы. Именно об этом писал философ-платоник Цельс, когда говорил, что христиане уже не монотеисты, они «изобрели существо, которое противопоставлено Богу, называемое «дьяволом» или по древнееврейски
— «сатаной»». Богохульство «говорить, что самый главный Бог имеет соперника, ограничивающего его способность творить добро». Христиане, продолжает он, «со святотатством разделяют царство Бога, поднимая в его недрах бунт, как если бы в божественном мире существовали конфликтующие между собой мятежные группы, в том числе и — враждебные Богу»!
Константинопольский Вселенский собор 553 года поставил под сомнение доктрину Оригена «апокатастасис», содержавшую мысль, что в конце существования мира дьявол будет прощен.
В этом свете возникает вопрос: если Бог не способен исправить дьявола, не говорит ли это о том, что зло обладает такой же силой, как и добро? Эта двусмысленность возникла изначально: вместе с появлением формулировок отречения от сатаны в ритуале крещения и — дьяволизацией у первых теологов всего, не являющегося христианским. Для апологета христианского учения Юстина языческие культы являются «духовными силами зла в небесном мире… мы оплакиваем тех, кто верит в подобные вещи, за которые, как нам известно, отвечает демон». Владычество Римской империи само по себе является проводником намерений сатаны, пишет Юстин Антонину Пию: «Это демон пытается удержать вас в рабстве, мешая понять наши мысли».
Типичное сектантское мышление, представленное в тесно связанном мире, зависящее от сатаны, противопоставляется маленькой группе избранных. В трудах Тертуллиана, относящихся примерно к 200 г., почти вся людская деятельность — дьявольский соблазн. Начиная от конских скачек, театра и кончая косметикой, деятельностью типично сатанинской, поскольку она нацелена дать обманчивое внешнее представление. Так в конце II века дьявол стал центральным и необходимым персонажем в христианстве, парадоксальным плодом литературы. Церковь никогда не признает отцовства в апокрифических апокалиптических писаниях, а будет находить объяснения, подходящие для секты, противостоящей необходимости доказательств, почему реальный мир не совпадает с желаемым. Таким образом, появление христианства знаменовало собой огромное повышение статуса дьявола, невзирая на многочисленные и различные интерпретации, которые имели место во все времена.
ГЛАВА III
Многогранность понятия «дьявол» в средние века
Уже первое знакомство с классическим периодом развития понятия дьявола просто потрясает. Налицо резкий контраст между его вездесущестью в культуре христианской Европы и чрезвычайной сдержанностью по отношению к нему в официальных речах представителей церкви. Первое, что надо подчеркнуть: существование дьявола никогда не было догмой. Другими словами, строго говоря, можно быть христианином и не верить в существование дьявола. Эту мысль можно найти у аббата Рене Лорантена, человека, которого уж никак не заподозришь в скептицизме в данном вопросе: «Демон не является объектом догмы… Это отрицательное лицо, темная сторона спасения. Таким образом, Акты Великого Магистра редки, сдержанны и второстепенны на этот счет. Они, в основном, предназначены для того, чтобы отринуть идею, что демоны могут быть самостоятельными зловредными божествами или спорными объектами наказания». За весь период Средних веков трудно обнаружить на эту тему более полудюжины заявлений Вселенского собора или понтификов: от Вселенского собора 563 г. в Браге до Латеранского Вселенского собора 1215 г., когда было заявлено: «Дьявол и другие демоны были созданы Богом добрыми по своей природе, но затем они стали плохими самостоятельно. Человек грешил по наущению дьявола», — и все. После этого потребовалось более трех столетий, чтобы вопрос о первородном грехе был затронут на Тридентском Вселенском соборе в 1546 г.
I — Дьявол теологов
Подобная лапидарность не дает никакой пищи уму. Кем на самом деле является дьявол? Какова его сущность? Есть ли у него тело? Каковы его действия? Как он перемещается? Как он выглядит? Почему он не покорился? Именно на эти вопросы и пытались ответить крупнейшие теологи, основываясь на Писании и уже существующих трактатах. Позднейшие отцы церкви разошлись в решении этих вопросов. Если все отделяют грех Адама от вины сатаны, оказывается затруднительным объяснить причины последней. Согласно Лактанцию, дьявол — младший брат Христа, проникшийся завистью, и, таким образом, два сына Бога стали олицетворять собою добро и зло, что необходимо, поскольку «если бы зла не существовало, не было бы и страха как основы послушания». Здесь мы вновь оказываемся совсем рядом с дуализмом. Григорий Нисский (а следом за ним — Амвросий, Лев и Григорий Великий) предполагает, что сатана был обманут Богом, предавшим в его власть Иисуса в обмен на людей, но обманул его в связи с триумфом, ожидавшим Иисуса после смерти.
В V веке Августин Блаженный развернул обсуждаемый вопрос шире, а его престиж придал ответу авторитетность, которая сохранялась долгое время. Но и его мысль не до конца ясна. Для того, чтобы реабилитировать Бога за сотворение дурного существа, он дает запутанную интерпретацию слов апостола Иоанна, неосторожно заявившего, что сатана «изначально» был убийцей. Для Августина сатана сперва был добрым ангелом, а согрешил из гордыни, извлекая свою гордость из самого себя, то есть — помещая веру в себя в ничто вместо того, чтобы поместить ее в существо. Именно в этом заключается зло, которое является не-бытием, как дырки в губке. И Бог допустил этот выбор, связанный с недостатком воли у демона, который был свободен. В результате дьявол позавидовал человеку, которого после этого соблазнил змей, который, конечно и был дьяволом. И вечная кара служит постоянным напоминанием человеку, что он получил лишь временное «помилование», указывающим ему на всю безмерность его вины. Но тот, кто делает выбор следовать за демоном, познает такую же участь как и последний. Выходит, что существование дьявола и зла создает для доброго и всемогущего Бога серьезные затруднения. Так неужели он был неспособен устранить эту путаницу! А это входило в его планы, — отвечает Августин, — дьявол служит примером того, как не следует поступать, и того, что нас в этом случае ожидает. Таким образом Бог обращает зло в добро.
Но дьявол не одинок. В свое падение он вовлекает множество демонов, сохранивших субтильные тела из воздуха и света. Они вьются, как пчелы, и молниеносно перемещаются, пытаясь навредить нам бесчисленными способами, подтолкнуть нас ко злу и вызвать природные катастрофы. Более того, некоторые из них, демоны инкубы и суккубы, могут вступать в половой контакт, соответственно, с женщинами и мужчинами, которые при этом испытывают совершенно неповторимый оргазм: «Злодеяния демонов инкубов и суккубов столь многочисленны, что отрицать их попросту бесстыдно», — писал Блаженный Августин в «Сочинении о граде Божием». Реминисценции из сюжетов о Пане и об ангелах-хранителях, которые вступали в половую связь с женщинами, здесь связываются с внушением мысли о греховности секса. Она займет важное место в эпоху охоты на ведьм.
Более того, эта проблема будет предметом самого серьезного рассмотрения у крупнейших теологов- схоластов. В XIII веке к ней вернутся Исидор Севильский, а также Альберт Великий и Фома Аквинский.
