– Объясните…
Табадзе налил в высокий хрустальный бокал минеральной воды, протянул его Любину.
– Выпейте, Иван Кириллович, и успокойтесь. Как любил говаривать первый и последний экс-президент Советского Союза, «ситуация под контролем».
Директор музея залпом выпил всю воду.
– Начнем с Никиты Васильевича Докунина, вашего лжеграфа…
– Нет! – запротестовал Любин. – Давайте считать, что лжеграф наш с вами общий.
– Не возражаю, – спокойно согласился Арчил Тимурович. – Итак… За убийство графа Алексея Петровича Оболина в Риме в 1996 году нашего, как вы утверждаете, лжеграфа судили в Италии, он был выдан советской стороной властям этой страны как ее подданный. Приговор – пятнадцать лет тюрьмы. Мы недавно уточнили: в России он появился в 2004 году, то есть через восемь лет после приговора. Очевидно, досрочное освобождение.
– Но как вы узнали? И эта фотография? – Иван Кириллович глаз не мог оторвать от трех внуков Никиты Васильевича Толмачева.
– Мир тесен. Особенно мир огромных денег. Есть в Москве закрытый для общественности (не для властей, конечно) корпоративный клуб «Три нуля» – наших миллиардеров и миллионеров. Разумеется, не всех. Там своя жесткая иерархия. В этом клубе немало обитателей нашего «городка», который выразительно раскинулся за этим окном. Согласитесь, впечатляет?
– Да, впечатляет.
– Ну и другие персоны, которые, случается, попадают в орбиту дел моего предприятия. И… выдам вам маленькую тайну. Вы ее потом постарайтесь похоронить в своей памяти.
– Непременно похороню, – поспешил заверить Любин.
– В клубе «Три нуля» среди обслуги есть наши люди. В советское время в КГБ они назывались сексотами.
– Знаю. Секретные сотрудники.
– Совершенно верно. Словом, есть у нас список членов клуба, их фотографии, любительские кинофильмы. У них, естественно, свои фотографы и кинооператоры. Вот один из них – «наш». Эта фотография – его произведение. У меня их – целая коллекция. Дальше так, пунктирно: мы установили, что владельцами общества «Меч России» являются братья Воробьевы, Виктор Васильевич и Николай Васильевич. Фамилия незапоминающаяся, но моя память нарисовала список членов клуба «Три нуля». В нем Воробьевы под номерами сорок два и сорок три.
– Но, Арчил Тимурович, как вы установили, что это именно внуки Никиты Толмачева?
Табадзе усмехнулся:
– А эта фотография? Кстати, она – случайность. Между двумя старшими братьями могло и не быть лжеграфа. Предположим, Никита Васильевич умирает в тюрьме, или не появляется в России за год-два до операции «Икс»…
– Похищения… Второго похищения «Золотой братины» из музея?
– Именно. И это просто счастливый случай. Судьба идет нам навстречу. Но на фотографии могло и не быть лжеграфа. Только мои предположения, догадки. Еще – отчества совпадают. Всего этого для установления того, что братья Воробьевы – внуки Никиты Толмачева, недостаточно. Но! Помните Вениамина Георгиевича Мирова?
– Конечно, помню.
– Царство ему Небесное…
– Как?! Вениамин Георгиевич умер?
– Да… Пять лет назад. Обширный инфаркт. А еще жить бы и жить. И если бы не он в финале того дела о «Золотой братине»… Вам известно о внезапной смерти Василия Никитича Докунина на теплоходе «Сергий Радонежский», когда рухнул их план похищения сервиза?
– Разумеется, известна.
– Так вот, когда «скорая помощь» увезла с пирса тело Василия Никитича, наш шеф Миров дал указание нам: при вскрытии трупа, все оформив по закону, получите ДНК умершего. «Кто знает, – сказал тогда Вениамин Георгиевич, – вдруг в будущем пригодится…» Никому из нас тогда и в голову не пришло сделать это, и мне в том числе. Выполняли поручение Мирова. И вот пригодилось ДНК Докунина-Толмачева. Сейчас. А получить ДНК братьев Воробьевых было делом техники. Ведь все эти миллиардеры и миллионеры – люди, можно уточнить, грешные, с немалым букетом всяческих болезней – лечатся в самых современных, тоже закрытых, баснословно дорогих клиниках. Нам известны эти клиники. Дальше не продолжаю. Вы, безусловно, Иван Кириллович, догадываетесь…
– Догадываюсь, – быстро подхватил Любин.
– Так вот, ДНК Толмачева и братьев Воробьевых совпали, они тождественны. Теперь можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что все три внука Никиты Никитича Толмачева готовят похищение из вашего музея сервиза «Золотая братина». Нам предстоит немедленно, не теряя ни дня, ответить на два вопроса. Каким образом они собираются это сделать? И – когда? Ответ на первый вопрос у меня почти готов, но для него необходим завтрашний день. И вам, Иван Кириллович, на завтра надо объявить закрытие музея «по техническим причинам».
– То есть как?… У нас плановые экскурсии студентов и школьников, заявка из посольства Дании…
– Все отмените, позвоните, извинитесь. Например, прорвало канализацию, и вы вызвали аварийную службу… Считайте, что вы ее уже вызвали. Не сопротивляйтесь, Иван Кириллович. Все это нужно организовать немедленно, с наружными признаками аварии. Не думаю, что в музее есть внутренние наблюдатели братьев Воробьевых… Вы за свой персонал, и прежде всего за охрану, ручаетесь?
– Безусловно, ручаюсь.
– Отлично! Сейчас двадцать минут девятого. Вас отвезет домой Николай Николаевич. Будете у себя через полчаса. К девяти за вами приедет ваш шофер. Примерно в одиннадцать часов к вам примчится «аварийка». Вы ее «вызвали». Не удивляйтесь, только предупредите кого нужно: в нижнем подвале обнаружена утечка воды. Ну… что-то прорвало. Троих моих парней в соответствующей форме пропустите в подвал. Они организуют внешние признаки «аварии». Думаю, что во Втором Зацепном переулке наблюдение со стороны братьев Воробьевых ведется за вами, скорее всего, круглосуточно. Ну а что оно днем постоянно, это безусловно. Музей сегодня работает в обычном режиме, а к закрытию на его воротах появится объявление крупными буквами: «Такого-то числа музей закрыт по техническим причинам». Идемте, Иван Кириллович, время поджимает.
…В 9 часов 40 минут Любин был уже в своем кабинете.
В 9 часов 50 минут появилась секретарь директора музея Мария Никитична.
К десяти часам Иван Кириллович вызвал к себе своего заместителя по хозяйственной части, Данилу Кузьмича Дробкина. Были отданы все необходимые распоряжения и даны, не вдаваясь в подробности, разъяснения.
Господин Любин сам чрезвычайно удивился своей деловитости, собранности и, главное, спокойствию – прямо-таки олимпийскому спокойствию!
«Может быть, – предположил Иван Кириллович, – Арчил Тимурович подмешал мне в еду соответствующий допинг?» Но тут же, рассердившись на себя, отбросил это соображение.
В 11 часов 05 минут к воротам музея подкатила аварийка, и ее встретил замдиректора Данила Кузьмич, человек исполнительный, дельный и неразговорчивый.
Из машины аварийной службы вышли трое молодых людей атлетического сложения, в соответствующей униформе: оранжевая куртка, резиновые сапоги, шапки из прорезиненного материала с козырьком такого же цвета. В руках они несли ящички с инструментами, кольцо широкого шланга, что-то еще…
Рабочих аварийной службы сопроводил в подвал Данила Кузьмич. А Иван Кириллович томился в своем кабинете, пытался работать, но все валилось из рук. Секретарь Мария Никитична несколько раз заглядывала в кабинет с озабоченным видом, спрашивала:
– Что же вы, Иван Кириллович, к чайку даже не притронулись? Я литовских сливок купила, отменных, лучше не бывает. И сухарики… Уж не захворали ли вы?
– Все в порядке, Мария Никитична. Я здоров. Займитесь своими делами.
Секретарь, вздыхая, закрывала дверь.
