Девушки ни о чем его не расспрашивали, но их бережное, неназойливое внимание он ощущал ежечасно и был в душе признателен им. Как бы началась его новая жизнь, если бы он не встретил Наталью и Каринэ, неизвестно.
Однако как бы он ни был доволен и счастлив, он не мог не думать о деле. Гимаев был человек, которому только работа давала полноту ощущения жизни. Он и в колонии не сломался и не ожесточился потому только, что и там занимался любимым делом. В заключении он, наверное, даже больше, чем на воле, оказался опорой для многих: люди, не верившие уже ни во что или разуверившиеся во многом, Инженеру почему-то верили. Он внушал доверие. Честностью…
Возвращались они с поздних гуляний всегда пешком; так уж сложилось, что провожали вначале Наташу, а потом Максуд еще гулял с Каринэ вдоль Анхора. Медленно остывающая к ночи вода дарила желанную в летнюю пору прохладу.
— Каринэ, мне нужно уезжать,— сказал он однажды.
— Куда? — растерянно спросила она.
— Не знаю, но уже пора.
— Максуд, хочешь, я попрошу отца. Он поможет тебе, он управляющий самого крупного треста в Ташкенте.
— Спасибо… Я и так не знаю, как тебя благодарить. Каждый день боюсь: вдруг проснусь — и не будет ни тебя, ни Натальи, ни этих светлых дней. Спасибо тебе за все. А насчет моих дел — я должен начать сам, понимаешь — сам…
Спать ему не хотелось, и он решил спуститься вниз — погулять по ночным улицам Ташкента, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонила Каринэ.
— Максуд, ты не спишь? Хорошо. Мне сейчас пришла в голову мысль… Я насчет твоего отъезда… Если ты решил — наверное, так надо. Но выполни мою одну-единственную просьбу — не уезжай далеко. В нашем доме, как ты знаешь, все разговоры только о строительстве, два моих брата пошли по стопам отца, поэтому я в курсе многих дел и важных строек у нас в Узбекистане. Сейчас они много говорят о Джизаке. Несколько лет назад неподалеку от Джизака построили рудный комбинат. К тому же геологи обнаружили там еще одно месторождение. Короче, для строителя там — непочатый край работы. Это недалеко. На автобусе три часа езды, а я на машине, наверное, добралась бы туда часа за два. Тебя это устроит, Максуд?
— Устроит, Каринэ, только при одном условии…
— Каком? — растерялась Каринэ.
— Если ты будешь тратить на дорогу не менее трех часов…
— Как ты меня напугал, Максуд!.. Спасибо. Я постараюсь.
Они проговорили до рассвета, а утром первым рейсовым автобусом Гимаев выехал в Джизак.
То ли шофер оказался лихачом, то ли по-утреннему незагруженная трасса позволяла, но комфортабельный вишнево-красный «икарус», совершавший рейс Ташкент — Самарканд с единственной остановкой в Джизаке, доставил Гимаева к месту назначения за два с половиной часа. Машина неслась так, что, казалось, вот-вот оторвется от земли и взлетит, обочь дороги все сливалось в некую размытую линию. Смотреть было не на что, и потому Гимаев задремал, порою проваливаясь в тревожный сон, а к концу дороги и вовсе крепко заснул. Разбудил его сосед, ехавший до Самарканда, с которым они не перекинулись и словом,— недаром первый рейс шоферы-междугородники называют «сонным».
Наверное, ни одна республика не имеет столь обширной и разветвленной междугородной автобусной сети, как Узбекистан. Практически каждый город напрямую связан со столицей. Нет райцентра, да что там райцентра — колхоза, который не имел бы асфальтированной дороги, выходящей на большую автомобильную трассу, ведущую к Ташкенту. Поистине, все дороги ведут к прекрасному Ташкенту! Поэтому автостанции в Узбекистане — это нечто необычное, целый комплекс, который, пусть с натяжкой, но можно назвать даже культурным центром. Сюда заходят не только для того, чтобы отправиться в путь. Непременная принадлежность автостанции — чайхана и одна-две столовые, где в меню обязательно присутствуют традиционные национальные блюда.
Раз многолюдье — значит, тут же и базар, где меньший, где больший, но кисть винограда, яблоко, горячую лепешку к чаю вы купите в любое время дня. Новые времена, новые веяния… Студия звукозаписи и стрелковый тир ныне такая же обязательная принадлежность автостанции, как и чайхана. Газетные киоски раньше всего открываются на автостанции. Единственный переговорный пункт и камера хранения в крошечном райцентре, наверняка, отыщутся на автостанции. Гимаев уже прослышал об этом и поэтому не удивился автостанции Джизака, построенной в восточном стиле из светло-серого газганского мрамора.
Он пообедал в лагманной, купил областную газету и целый час просидел в чайхане под тенистыми тополями. В чайхане местных людей, кроме чайханщика, пожалуй, не было. В основном здесь были строители, которых, наверное, привлек размах строительства, хороший коэффициент к зарплате и возможность быстрее, чем где-либо, разрешить квартирный вопрос. Гимаев не вмешивался в беседы, не задавал вопросов, ему было достаточно обрывков разговоров, реплик — язык строителей он понимал с полуслова и за час узнал то, чего не рассказал бы ему ни один кадровик.
Уходя с автостанции, он увидел огромный рекламный щит с объявлениями, пестревший одним словом, набранным разным шрифтом: требуются… требуются… требуются… У щита он задержался надолго и, в конце концов, выписал в записную книжку два заинтересовавших его адреса. Здесь же, на автостанции, он отыскал городской автобус, указанный в объявлении.
Строительно-монтажное управление, куда он явился по объявлению, располагалось в старой части Джизака, среди кварталов частных домов, утопающих в зелени. Само здание СМУ мало чем отличалось от окружавших его строений, и только машины, то подъезжавшие, то отъезжавшие от широко распахнутых ворот, выдавали в нем казенное учреждение.
Гимаев по опыту знал: утренний бум в управлении прошел, начальник, наверняка, уехал на какое- нибудь совещание или планерку, главный инженер на объектах, но он не переживал — высокого начальства ему было не надо, лишь бы кадровик оставался на месте.
Дверь отдела кадров оказалась распахнутой настежь, посетителей не было.
«Прекрасно»,— подумал Гимаев и протянул женщине за конторкой документы: диплом, трудовую книжку, паспорт.
— Я по объявлению,— сказал он.
Женщина долго изучала его документы, потом спросила:
— На какую должность вы рассчитываете?
— Прораба, обыкновенного прораба… для начала…— улыбнулся Максуд.
— Видите ли… — замялась женщина. — Прораб — должность материально ответственная, а у вас, судя по документам, судимость…
— Ну и что? Я отбывал срок не за хищение, не за растрату, не за воровство, не за приписки и очковтирательство, я отбыл наказание за несчастный случай.
— Так-то оно так, но судимость, молодой человек, есть судимость, и я должна согласовать вашу кандидатуру не только со своим начальством, но и с трестовским юристом. У меня впервые такой случай трудоустройства, поэтому — приходите завтра к концу дня, у нас планерка, начальство будет на месте, да и я успею проконсультироваться.
Гимаев вежливо поблагодарил женщину и покинул кабинет.
«Первая пощечина»,— подумал он невесело и, выйдя на улицу, присел на скамью и долго сидел на самом солнцепеке, ничего не чувствуя. Потом вдруг поднялся и подошел к пустой урне, разорвал трудовую книжку, выбросил. Подержал в руках диплом, словно раздумывая, как поступить с ним, но, в конце концов, вернулся к скамейке и спрятал диплом в сумку.
Потом он словно очнулся и сразу почувствовал, на каком солнцепеке сидит. Подхватив сумку, торопливо двинулся к автобусной остановке. Он ехал назад, на автостанцию; теперь он знал, что ему надо читать и другие объявления.
На автостанции он вновь подошел к рекламному щиту и выписал опять два адреса, хотя выбор на этот раз был куда шире — рабочие требовались повсюду.
И снова он завернул в чайхану под тополями, но теперь уже по другой причине — ему очень хотелось пить: был полдень, и солнце палило нещадно. Приближался обеденный перерыв, и он решил скоротать время в чайхане,— еще одна привлекательная сторона восточного заведения.
