Алексия, хотя с тем же успехом идея как-то ободрить меня могла прийти в голову и ее приятельнице. Впрочем, я не исключал возможности того, что заботу обо мне проявил и Роберт, который, кстати, показался мне самым приличным и любезным человеком в этой банде.
Съев яблоко чуть больше чем наполовину, я перебросил оставшийся увесистый огрызок через кладбищенскую ограду. Если эти ребята караулят меня снаружи, то пусть знают, что я не только уже забрался внутрь, но и успел приложиться к фруктам, оставленным по мою душу. Впрочем, что-то мне подсказывало, что ни здесь, на кладбище, ни за его стенами не было в тот момент никого, кто принадлежал бы к этому миру.
Я снова прикрыл корзинку тканью и поставил ее на землю рядом с могилой. Затем я расстелил плед и плотно завернулся в него. Главным для меня было сделать как можно более толстую прокладку между собственным телом и влажным, стылым гранитом могильной плиты. Мысленно я убеждал себя в том, что при наличии этого плотного пледа, теплого пальто и двойной зимней подкладки я смогу досидеть здесь до утра и не подхватить пневмонию.
Луна, висевшая в небе, показалась мне в ту ночь особенно крупной и нестерпимо яркой. Чтобы ее свет не мешал мне, я закрыл глаза и постарался заснуть.
Сколько времени я так продремал, по правде говоря, не знаю. Скорее всего, в этом странном забытьи между сном и бодрствованием я провел около двух часов. К реальности меня вернули звуки, донесшиеся до моего слуха, — не то какой-то гул, не то жужжание. Со сна я первым делом подумал, что разбудили меня какие-то надоедливые насекомые. Еще не до конца проснувшись, я механически попытался спрятать от них голову под покрывалом. Впрочем — это я понял довольно быстро, — никаким комарам и мухам взяться посреди зимы было неоткуда. Кроме того, раздававшиеся явно где-то неподалеку звуки, которые теперь казались мне больше всего похожими на хрипы или фырканье, явно представляли собой нечто вроде диалога, происходившего между какими-то странными, загадочными и пока что невидимыми существами.
Я высунул голову из-под пледа — и от увиденного у меня кровь застыла в жилах. Большая часть территории кладбища была освещена россыпью небольших язычков пламени, которые поднимались от земли, исполняя при этом какой-то замысловатый танец.
Блуждающие огни.
Я слышал про эти огни, но никогда не предполагал, что увижу их воочию, к тому же столь близко и в таком количестве. Насколько мне было известно, это свечение являлось следствием протекания сложных химических реакций, связанных с разложением костей. Кальций, содержащийся в них, при определенных условиях образует соли, которые способны самопроизвольно воспламеняться при взаимодействии с кислородом воздуха наподобие соединений фосфора. Толкин назвал эти огни трупными свечами.
Впрочем, яркие пятнышки, мелькавшие вокруг меня, вели себя слишком уж упорядоченно для сугубо природного явления. Я заметил, как некоторые язычки пламени передвигались над самой землей по два таким образом, чтобы создалось впечатление, будто по дорожкам между могилами ходит какое-то невидимое, явно потустороннее существо.
Завороженный этим мрачноватым, но не лишенным привлекательности зрелищем, я машинально попытался схватить огонек, который кружился совсем рядом со мной. Словно угадав мои намерения, язычок пламени вздрогнул и в последний момент успел отпрянуть прямо из-под моей руки.
Этот танец маленьких огненных дьяволов продолжался, наверное, минуты две, после чего кладбище вновь погрузилось во тьму. В воздухе ощущался отчетливый запах серы.
Вернувшись на свое жесткое ложе, я стал вспоминать, что еще мне доводилось читать об этом таинственном явлении. У меня в памяти вдруг всплыли обрывки кельтских легенд, в которых говорилось, что блуждающие огни — это души младенцев, умерших не крещенными или родившихся мертвыми. Эти создания, не успевшие пожить, продолжали страдать и после смерти, так и не найдя себе место между адом и раем. Такое объяснение показалось мне не слишком убедительным.
Будь мой брат похоронен на этом кладбище, я подумал бы, что он пытается таким образом привлечь мое внимание — достучаться, докричаться до меня с того света. К сожалению, прах Хулиана покоился не здесь, а довольно далеко, на одном из кладбищ Барселоны.
В общем, кто бы из покойников ни организовал для меня это огненное шоу, я должен был признаться себе в том, что не имел чести знать этих людей при их жизни.
Я снова плотнее закутался в плед, но уснуть мне уже не удалось. Увиденное взволновало меня до глубины души. С одной стороны, этот огненный хоровод пробудил во мне горькие воспоминания о Хулиане и о невосполнимой потере. С другой — я, сам того не ожидая, почувствовал себя как никогда сильным и смелым. В конце концов, я пришел на кладбище ночью, сам перебрался через ограду, подремал немного на могиле и даже оказался свидетелем весьма необычного и достаточно пугающего зрелища. При этом мне не пришлось собирать в кулак всю силу воли, чтобы не перепугаться до смерти и не убежать отсюда.
Поняв, что в ближайшее время уснуть не смогу, я сел и решил съесть еще одно яблоко из корзины. Покончив с ним, я открыл бутылку с водой и практически залпом опустошил ее наполовину.
Окончательно проснувшись, я вдруг задумался о том, что, наверное, невежливо спать на могильной плите, не удосужившись даже выяснить имя того, кто покоится под этим куском гранита. Я решил исправить свой промах, встал с плиты и направил на нее луч фонарика, который прихватил с собой из дому.
Слабый свет вырвал из темноты надпись, располагавшуюся по центру плиты. Прочитав короткий текст, я, признаться, похолодел от ужаса. Там было начертано мое имя — лишь оно, без фамилии. Место для даты рождения оставалось пустым, зато там, где полагалось фиксировать дату смерти, стояло число. Сегодняшнее.
Я почувствовал, что силы оставляют меня, но не испытывал при этом никакого страха.
На меня вдруг мгновенно напала непреодолимая сонливость. Уже падая на могильную плиту, я успел пожалеть отца, которому, судя по всему, предстояло стать в этом мире еще более одиноким. В общем-то, если бы не это, я чувствовал бы себя вполне готовым к отправлению в последний путь.
Сколько раз ты умирал?
То, что способно убить тебя, точно так же может тебя и возродить.
Я очнулся и услышал гитарные аккорды. Мелодия звучала вполне отчетливо, тем не менее у меня возникло ощущение, что сам инструмент и исполнитель находятся где-то далеко от меня. К печальному перебору струн добавились ноты, издаваемые плохо настроенной скрипкой. Звучавшая мелодия почему-то напомнила мне танец блуждающих огней.
Эта песня была мне знакома.
Пока я силился разомкнуть слипающиеся веки, высокий тонкий голос пропел:
I'm now just behind you
Let me embrace your living corpse[5].
Открыв наконец глаза, я увидел ее.
Алексия, по всей видимости, сидела у меня в изголовье, и я мог рассмотреть только ее белое лицо. От остального мира и предрассветных сумерек меня закрывал полупрозрачный занавес из черных волос. Тонкий и в то же время острый аромат опьянял меня, бил в ноздри. Музыка продолжала играть, и я понял, что она звучит где- то совсем рядом от меня.
«Здесь, на том свете, пожалуй, не так уж и плохо», — мысленно сказал я себе, резко выпрямился и сел на край могильной плиты.
Алексия едва успела отпрянуть, чтобы мы с нею не столкнулись. Я огляделся. На соседней могиле