– Несерьезно, мне кажется, вообще все это переселение, очки темные, ужасы всякие рассказывают. А ты настоящие ужасы видел? Я имею в виду природные всякие катаклизмы. Я, например, нет. Люди, конечно, всякие ужасы творят, но это и раньше было, а природа только пугает пока, – распространялся Переливцев, сворачивая на мост, ведущий к Окружной. – Очень мне это Чернобыль напоминает – ужасов много рассказывали в то время, а, в сущности, ничего страшного не случилось. Ну на самой-то станции горячо было, а здесь, в городе, я имею в виду.
– А сам темные очки, небось, носишь… – Иванов закурил и машинально покрутил ручку, чтобы приоткрыть окно, хотя стекла во всех боковых окнах отсутствовали.
– Я человек аккуратный и о своем здоровье забочусь. Без очков, конечно, не ослепнешь, но глаза испортить можно, – Переливцев покосился на сигарету Иванова. – Не курю вот тоже, – и вдруг резко затормозил. – Черт! Расселись тут, как у себя дома, хуже коров, те хоть дорогу уступают, посигналишь, и уступают, а эти… хозяева.
Прямо посреди шоссе в своей обычной диспозиции – в кружок – уселись Аборигены. Иванов взглянул на них, и опять, как в «Академии», их лица показались ему знакомыми.
– Есть теория, – сказал он Переливцеву, который осторожно объезжал Аборигенов по обочине, – есть такая теория, будто живут они в параллельном мире и мы для них не существуем.
– А вот перееду сейчас одного, – зло сказал Переливцев, – и узнаем в каком они мире.
– Не выйдет, – усмехнулся Иванов, – наткнешься на пространственно-временной барьер.
– Ты это серьезно? – спросил Переливцев, переключая скорость. – Кто-нибудь уже пробовал?
– Говорят, – Иванов закурил новую сигарету, – много чего говорят…
Некоторое время они ехали молча. Шоссе было хорошее, проложенное сравнительно недавно, в период строительного бума в городе при прежней власти. Но уже скоро, около поворота к институту, Переливцев остановил машину:
– Приехали, доктор, – сказал он, – дальше дорога разрушена, должно быть, после землетрясения. Сорри, как говорится…
– Что ж, пойду дальше пехом – не привыкать. Спасибо, пан негоциант, – Иванов вылез из машины и стал надевать рюкзак.
– А может, не пойдешь в присутствие? Могу назад домой тебя отвезти, – предложил Переливцев.
– Никак нельзя: сахар сегодня обещали, раз, с Аврамом встреча в Голосеево, два, и семинар сегодня важный, три, – вот в таком вот порядке, – сказал Иванов. – Так что, пока, до завтра – завтра общий сбор в подвале, помнишь? Отчет о встрече с капитаном Немой.
– Ага, помню, – ответил Переливцев, – как можно забыть? Такой повод для выпивки. Ну, давай, – он плавно тронул машину с места.
Привычно поправив рюкзак, Иванов зашагал по дороге, ведущей к институту, перепрыгивая через довольно широкие трещины в асфальте, и вскоре уже подходил к проходной.
«Утром идти было легче», – думал он теперь, медленно продвигаясь в темноте по чуть заметной тропинке.
Он старался нащупать дорогу своей дубиной, но все равно то и дело спотыкался. Один раз у него веткой сбило шляпу, и, кое-как нахлобучив ее, он побрел дальше, мысленно, а то и вслух (ну Аврам!) ругая Рудаки и его дурацкую затею с этим капитаном Немой: «Разве что повод для очередного сбора».
Иванов уже добрался до озера, где было светлее, чем в лесу, и повеселел. Подойдя к берегу, он остановился и огляделся: вдалеке горели два костра.
«Наверное, это Аврам огонь развел со страху и для защиты от диких зверей, буде таковые случатся поблизости».
Он усмехнулся, поправил шляпу и уверенно пошел в сторону костров. Когда он подошел ближе, с той стороны вдруг раздался то ли вопль, то ли клич:
– Гомо!
– Гомо-гомо! – подхватили визгливые голоса.
Иванов раздвинул ветки и увидел поляну, на которой горели два костра: у одного сидели Аборигены, а возле другого, направив на Иванова внушительно выглядевший пугач, стоял перепуганный Аврам Рудаки.
– Тьфу ты! – Рудаки опустил пугач. – Я думал, опять лошадь, а это ты.
– Это я, – сказал Иванов, снимая рюкзак, – это я, а не лошадь.
3. Взвейтесь кострами, синие ночи
– Взвейтесь кострами, синие ночи, – сказал Рудаки и бросил в костер охапку сухих листьев.
Сначала повалил дым, потом поднялось яркое веселое пламя.
– Взвейтесь кострами, синие ночи, – повторил он, отступая от огня. – Мы пионеры, дети рабочих!
– Плащ спалишь, – проворчал Иванов, разливая по кружкам «ризографическую», – не дури, пионер.
– А что? Я вроде был пионером, хотя и плохо помню… – Рудаки взял протянутую кружку.
– Все были, – сказал Иванов и стукнул своей кружкой о кружку Рудаки. – Давай, паузу затягивать нельзя.
– За твое счастливое избавление от смерти неминучей! – Рудаки выпил, жутко скривился и потянулся за шпротой. – С луддитами шутки плохи, но в общем, кажется, они были правы насчет компьютеров, как считаешь? Хотя, правду сказать, мне мой старенький лэптоп до сих пор жалко.
