— отбой.
Амалия подобрала ноги, ощутив, что по полу тянет от кондиционера. Разумеется, она знала, кто такой Лентини: еще работая в ФБР {откуда ее и сманил в «Джи Си» Мабен), прочитала обширную ориентировку на старого гангстера, а память у нее была профессиональная. Джовашш Лентини по кличке Папа, 1933, уроженец Сицилии, имеет дом на Лонг-Айленде, активный участник гангстерской войны 1961 года, глава «семейства», занимающегося всем самым дрянным, что только есть на свете. Наркотики, игорные дома, оружие. Имеет обширную сеть исполнителей. Прикрытие, торговый дом, импортирующий одежду из Юго- Восточной Азии. Сильные связи в полиции Нью-Йорка. Пользуется огромным авторитетом в преступном мире Нью-Йорка. Практически никогда не выезжает из города, посещает такую-то церковь, и так далее…
— Вот оно что, — пробормотала она и внезапно ощутила, что замерзла вся, не только ноги. — Понятно, понятно…
Действительно, ей все было понятно, даже то, почему Мабен был краток, как телеграф, — боялся, что ее телефон запеленгуют. Но каков старик — узнал ее по голосу, с четырех слов! «Значит, это были бандиты Лентини, — думала Амалия, роясь в сумке и натягивая на себя чистые брюки. — А, черт, волосы мокрые, как водоросли, отпустила гриву… Вот оно что… Не латиноамериканцы, как она подумала тогда, а итальянцы, конечно же! Тот, смуглый и кривоногий, что вышел из коричневого вэна, и тот, что выпал из синего „БМВ“, курчавой головой вперед. „Практически никогда не выезжает из города“. И прибыл в Испанию — надо же! Высокая честь, ничего не скажешь… Когда он родился, моих родителей еще и в проекте не было».
Она пробежала в ванную, забрала крем и зубную щетку, купленные два часа назад. Стоя перед зеркалом, надела рубаху, вот чего у нее не было целых полгода — приличного зеркала. А девочка ничего, и плечи, в титечки… Ладно, поехали!
Внизу Амалия сказала портье, что, если ее будут спрашивать, она вернется через два-три часа, и вышла на улицу. Не стала брать такси из стоявших рядом, между двумя гостиницами. Свернула за угол, на бульвар Благодарения, — впереди, на углу следующего квартала, возник дом работы Гауди. Он был искусно подсвечен и снял, как огромная волна, вставшая дыбом под луной, — он был, как волна, и он был прекрасен и нелеп, и ни на что не похож, потому что не бывает каменных волн, — местами гладкий, местами крапчатый, с прекрасными и нелепыми огромными завитушками поверху. «Жаль, что приходится уезжать от тебя, — сказала ему Амалня. — Но я еще вернусь».
Она прошла еще один квартал, взяла такси у очередной гостиницы и поехала в аэропорт: лететь в Памплону. Звонить Берту она будет, когда возьмет билет на самолет.
Рональд ждал ее в Памплоне и был при этом вне себя. Иначе Амалня не могла охарактеризовать его состояние: он улыбался, он обнял ее и — внимание, внимание! — поцеловал и даже был разговорчив.
— Я же знал, ты его не бросишь, — восторженно бормотал он. — Его нельзя обижать, он… он этого не заслуживает.
Такие вот речи. Амалия этими нежностями пренебрегла и спросила, сидит ли Берт под колпаком: она предупредила по телефону, что настало время вернуться к «московским правилам». Рон ответил, что и без ее предупреждения в сухую погоду они накрывали дом защитным полем. Она спросила, не появлялись ли над ущельем вертолеты, — нет, не появлялись. Амалию это не успокоило. Всю дорогу от Барселоны она вела мысленные игры — представляла себе, что должны делать бандиты Лентиня, если они их уже обнаружили. Ведь набор возможностей ограничен. Если задача Лентини — убить Эйвона и Басса, то возможно следующее: удар с воздуха, групповая атака на дом, пальба из засады в скалах, пальба от входа в ущелье, появление одиночного убийцы — или пары убийц — под видом туристов или бродяг. Кажется, все.
То, что снайпер сможет пробраться наверх, на скалистые стены ущелья, Амалия практически исключала; там и козы никогда не появлялись, а эти твари, как известно, — прирожденные скалолазы. Хесус, сосед и поставщик овощей, говорил, что эти скалы неприступны, что они не только слишком крутые, но и отчаянно выветренные —
Крошатся под рукой, как сухой хлеб. Атака с воздуха вряд ли возможна без разведки с воздуха же; впрочем, здесь уверенности не было. А вход в ущелье контролировался надежно: еще в апреле установили телекамеру, связанную с компьютером, и он давал сигнал, когда там появлялось что-нибудь движущееся. Оставалась, таким образом, только прямая атака: с прорывом на машине либо тихой сапой. Но опять-таки, групповой налет на машине требует предварительной разведки — а ее, судя по всему, пока что не было.
Обольщаться видимым спокойствием, однако, не следовало. Лентини мог иметь и другую цель: взять изобретателя живым. Еще давно, когда они обустраивались в ущелье, Берт сказал, что руководители бандитов после тотального поражения в Голландии должны были насторожить уши и поразмыслить, должны были сопоставить два факта: что они охотятся на изобретателя и что их людей непонятным способом перебили. А затем — попытаться добыть новое оружие, которым, по их мнению, воспользовался изобретатель. Амалия тогда усомнилась: заказчик вовсе не обязан сообщать исполнителю, почему он заказывает убийство, достаточно сказать — уберите такого-то человека, и все туг. Но вот Папа явился в Испанию сам; навряд ли он изменил своим привычкам ради банальной акции, так что второй вариант становился реальной возможностью. В этом случае бандиты могли готовить два сценария: захват Умника где-то вне имения или групповой налет на дом. Вернее, даже один, поскольку Берт никогда не покидал ущелья. А налет на дом для захвата пленника нельзя организовать без разведки — долгой, осторожной и тихой.
'Жаль, что шеф не сказал, когда Лентинн приехал сюда, — думала Амалия. — При втором варианте ему понадобится, скажем… скажем, десяток дней на разведку. Надо бы спросить Хесуса, не являлся ли к нему кто с расспросами».
Додумывая это все, она ехала к Берту. Рон, как ему и полагалось — молчал — только хмыкнул, когда на последнем участке шоссе она сказала, что включает Невредимку. Могла бы и не включать — никто на них не покусился, и на подъездной дороге не было ни живой души.
В ущелье действительно вздымался колпак защитного поля: если приглядеться, была видна одинокая черная ветка, висящая в воздухе между иззубренными скальными стенами. Солнце стояло близко к полуденному пику и освещало обе стороны ущелья, почти не оставляя теней; выветренная черепичная крыша старого дома отливала серебром, а освещенная часть антенны-тарелки была похожа на молодую Луну, лежащую вверх рогами. У границы поля Ров погудел — из дома вышел Берт в бейсбольной кепке и помахал: въезжайте.
Он встретил Амалию не так, как она ожидала. Она думала, Берт промычит: «Ага, приехала. Вот и славно», — и вернется к своим делам, но он обнял Амалию так, что она пискнула, потом всмотрелся в ее лицо и уверенно сказал:
— А! Что-то случилось с обезьянкой…
— Со мной-то ничего, — сказала она. — Поставь колпак на место… Слушайте, кофе здесь дают или только ребра ломают?
Они учинили совет. Забавно было видеть, как Берт надул щеки и забарабанил пальцами по столу, едва она сказала, что звонила Мабену. Вот такой он был человек — не выносил ничего непонятного, а объяснить, с какой стати она вдруг позвонила своему бывшему шефу, Амалия не могла. Впрочем, Берту ее объяснения были без нужды: ему требовалось понять самому, а он — не мог. Кажется, из-за этого он и слушал невнимательно; спохватившись, потребовал, чтобы она повторила сообщение Мабена дословно. Она повторила — всего-то две фразы, полтора десятка слов. Тогда он сморщил нос и объявил:
— А! Что я говорил? Мы им нужны живыми; Ронни… Так. Значит, он — знаменитость, этот Лентини? Что именно о нем известно?
Амалия воспроизвела ориентировку на Лентини и добавила кое-что от себя. Что в ФБР отвалили бы добрый куш тому, кто даст прямые улики против Папы, потому что помимо грязного бизнеса его подозревают в организации десятка-другого убийств. Но с другой стороны, он служит неким стабилизатором среди нью- йоркских гангстеров — во всяком случае, Лентини решительно против покушений на полицейских, а его гнева бандиты остерегаются — насколько могут,
Берт слушал все это и кивал, развалясь на скамье со спинкой. Выслушав, полез в холодильник за спиртным, для Амалии извлек бутыль кислого вина. Разлил по стаканам и пробасил:
— С возвращением, рыжик… — Выпил своего неразбавленного, крякнул. — Что делаем, камрады?
