которому суждено обслуживать совместно с его «денежным хозяйством» дело развития и укрепления социалистического производства… законы политической экономии при социализме являются объективными законами, отражающими закономерность процессов экономической жизни, совершающихся независимо от нашей воли».
Далее он подчеркивал: «Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из «Капитала» Маркса, где Маркс занимался анализом капитализма, и искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как «необходимый» и «прибавочный» труд, «необходимый» и «прибавочный» продукт, «необходимое» и «прибавочное» время. Маркс анализировал капитализм для того, чтобы выяснить источник эксплуатации рабочего класса, прибавочную стоимость, и дать рабочему классу, лишенному средств производства, духовное оружие для свержения капитализма. Понятно, что Маркс пользуется при этом понятиями (категориями), вполне соответствующими капиталистическим отношениям. Но более чем странно пользоваться теперь этими понятиями, когда рабочий класс не только не лишен власти и средств производства, а, наоборот, держит в своих руках власть и владеет средствами производства. Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о «найме» рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу. Столь же странно теперь говорить о «необходимом» и «прибавочном» труде: как будто труд рабочих в наших условиях, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и т. д., не является столь же необходимым для рабочего класса, стоящего ныне у власти, как и труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи».
В 1947–1948 гг. была раскритикована школа экономистов-международников (Варга, Вишнев, Эвентов, Трахтенберг, Бокшицкий и др.). Был закрыт Институт мирового хозяйства и политики, возглавлявшийся Е.С. Варгой. Но в Германии после отставки директора НИИ общества Макса Планка институты расформировываются, и ничего…
Кстати, фамилии попавших под пресс советских экономистов чаще всего нерусские. Но это так, между делом…
Выводы из приведенного материала будут следующие. Чем больше я вгрызался в литературу, посвященную так называемым сталинским репрессиям ученых после войны, тем больше мне эта ситуация напоминала случай из сказки Н. Носова «Приключения Незнайки», когда Незнайка решил научиться рисовать. Напомню кратко сюжет той истории. Незнайка пришел к художнику Тюбику и решил научиться рисовать. Однако он не захотел долго корпеть над техникой рисования, а решил сразу взять быка за рога и стал рисовать портреты своих друзей. Утром друзья пришли смотреть результаты художественного творчества Незнайки, и им портреты все очень понравились, все, кроме своего. Они долго смеялись около каждого, но когда видели свой портрет, то говорили, что он плохой, и просили Незнайку снять это портрет.
Сходная ситуация и в истории со сталинскими репрессиями ученых. Каждый из обвинителей убежден, что Сталин тиран, но когда критик начинает описывать, как Сталин репрессировал ученых в известной ему области, оказывается, что Сталин не мешал, а, наоборот, помогал ученым избежать монополизма.
Как ни старался неизвестный автор в Интернете оплевать Сталина, который будто бы в других отраслях науки все испортил, а вот, оказывается, в языкознании вмешательство Сталина оказалось полезным. Уж как хотелось демократу Голубовскому нарисовать удручающую картину репрессий в науке в послевоенные годы, ан нет, из его же статьи следует, что Сталин всячески помогал ученым.
И так везде…
Глава 6
НАУЧНЫЕ БАНДЫ
В начале этой главы приведу выдержки из книги Буряка, где популярно написано объяснение роли кланов в жизни каждого человека
«Если человек хочет добиться чего-то существенного, он оказывается вынужден встроиться в некоторую социальную группу (клан) и принять на себя обязательства соблюдать сложившиеся в ней правила. Выбор клана и акклиматизация в нем — важнейший шаг в карьере. Карьера почти всегда делается в пределах клана. Проникнуть в клан можно, как правило, только с самого «низа» и только в молодом возрасте, когда человек менее отвратительно смотрится на нижних ступенях иерархии. Если он согласится терпеливо мучиться в клане на маленьких ролях, то со временем наверняка хотя бы немного «подрастет». Некоторые кланы процветают, большинство других устраивается так себе, но все равно человеку удобнее состоять в каком-либо клане, чем пользоваться благами свободы. Вне охвата кланами остаются лишь совсем непрестижные занятия. Всякий клан подминает под себя некоторую область деятельности и бдит, чтобы никто посторонний не оторвал от этой области ни кусочка. Большинство членов процветающего клана не представляет собой ничего выдающегося. Вне клана они — ничто. Они хорошо живут только благодаря клану. Клан — это сговор, в котором есть и формальное, и неформальное, стихийное…
Подрывать общественное доверие к клану посредством критики его деятельности значит сокращать людям заработок, а то и делать их безработными. Такого не прощают. За такое могут в крайнем случае даже убить. Разрешается «двигать локтями» в пределах клана, но только не очень сильно. Значительные инновации, значительную критику отдельных членов клана можно позволить себе лишь после того, как доберешься хотя бы до средних ступеней клановой иерархии, то есть после того, как клан признает тебя авторитетом. Клан совместно занимает место под солнцем. Условие благополучия любого клана — сохранение клановой дисциплины, клановой солидарности, одобрение всеми членами клана его идеологии и методов. Иначе клану будет трудно тянуть на себя одеяло. В любой области деятельности индивидуумы, сделавшие карьеру вне клана, могут быть перечислены по пальцам одной руки, а то и не отыщутся вовсе».
Клановая структура особенно характерна для науки. Приведу еще один текст, найденный мною в Интернете. Кто его написал, я уже не помню.
«Большинство ученых так или иначе принадлежит к одной из групп под названием «научная школа» или специальность. В дополнение к членству в специальностях, ученые также являются членами таких групп, как «дисциплины». Дисциплины — самые могущественные образования в университетах, представляющие собой в большинстве случаев не федеративные системы, а конфедерации суверенных дисциплин. Хоть и существуют ученые, не принадлежащие ни к одной группе, все они принадлежат к какому-либо клану; в любом случае учеба и работа чаще всего осуществляется на факультете, который относится к той или иной дисциплине.
Благодаря схожести факультетской жизни и бесконечной работе в университетских подразделениях, которая преследует каждого профессора днями и ночами, факел банды и клана передается большинству ученых.
Подобно тому, как уличные группировки зарабатывают на жизнь при помощи воровства, ученые получают доходы от карьеры, которая в значительной степени зависит от того, являются ли они преданными членами банд и кланов. Разумеется, успех в научной карьере невозможен без упорной работы, однако демонстрация своей принадлежности к банде и клану может естественным образом дополнить или даже заменить в этом отношении талант и ум. Явная и многократная демонстрация верности этим группам может быть чрезвычайно полезна при получении гранта и подаче статьи на публикацию.
Зависимость между членством в группировке и карьерой вполне очевидна для большинства ученых.
Случаи, когда карьерный рост является результатом только оригинальности или значимости научной работы — редкие исключения. В современной науке, которая выработала формальные приемы, доступные многим, успешность ученого часто мало зависит от его таланта.
