атаку морганисты. Сессия ВАСХНИЛ была защитной реакцией Сталина в ответ на атаку морганистов.
8. Поддержал Сталин Лысенко или нет? Если да, то почему? Поддержал, так как боролся против монополизма в науке и против клановости.
9. Что хотел Сталин, организуя открытые дискуссии? Он хотел сделать науку прозрачнее, освободить ее от кланов.
10. Правда ли, что монополия Лысенко на истину необратимо повредила развитию советской биологии? Нет, влияние гонений было минимальным.
11. Если нет, то почему советская биология стала отставать? Основной причиной отставания советской биологии и науки в целом стали некоторые организационные просчеты, недостаток финансирования, всесилие научных князьков.
Итак, казалось бы, все стало на свои места. Добавлю здесь лишь пункт о борьбе с космополитизмом — борьба с космополитизмом была на самом деле борьбой за получение русским языком статуса языка науки. До Второй мировой войны было три языка науки: английский, французский и немецкий. После войны их осталось два: английский и русский. Сейчас, после 1991 года, остался лишь английский.
Да здравствуют Ельцин и Путин, сделавшие все возможное, чтобы лишить русский язык его столь высокого статуса, которого с большим трудом добился Сталин!
Как сказал С.Г. Кара-Мурза, лучший способ отдать дань уважения и отметить память Сталина — учиться на его уроках и думать, почему он сделал так, а не иначе. Думать без предвзятости любого рода, но не вступая в союз с врагами и соглашателями. Вот этому и посвящена настоящая книга. Какие же выводы можно сделать из проведенного выше анализа литературы?
Сталинская наука была выстроена на основе русского способа производства. Научные институты при Сталине финансировались государством и не зависели от промышленности, которая сама шла к ним и заказывала исследования, если надо было.
Централизация науки имела опасность — развитие монополизма. Ведь в России начальник всегда прав. Чтобы этого не было, Сталин придумал систему постоянных открытых научных дискуссий. Они состоялись и периодически повторялись в разных отраслях знания.
По сути, наука в СССР была независима; Сталин пытался повернуть науку лицом к практике, но ученые этого не хотели. Практические запросы мешали им быстренько и без проблем получать степени и звания, а потом ездить по заграницам.
После смерти Сталина созданная Сталиным система организации науки быстро выродилась под давлением ученых на ЦК…
Что же мы имеем в нынешней России? Нынешняя Россия свою науку потеряла. Государство практически прекратило финансировать науку.
Некоторые считают, что рынок в России надо видоизменить и основой его стимулирующего действия сделать рентные платежи. Однако пока никто не доказал, что такой рынок будет работать именно так, да и в мире что-то примеров не отмечено.
Рынок в нынешней России не будет работать именно по причине слабости государства и его неспособности развивать науку и венчурное (технологическое, изобретательское) дело. Поэтому детские надежды некоторых любителей рынка на малые предприятия или честный рынок есть свидетельство непонимания того, как работает современный капитализм.
Вот и вся история моего расследования дела о репрессиях советских генетиков. В заключение приношу огромную благодарность Павлу Краснову, который помог мне переделать и сделать читабельной мою статью о Лысенко. Эта глава и стала основой данной книги.
Особую признательность мне хочется выразить участникам Интернет-форума С.Г. Кара-Мурзы, которые терпеливо искали и находили ошибки в моих публикациях и помогли мне решиться на то, чтобы составить из статей настоящую книгу.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Мы рассмотрели послевоенное состояние советской науки. Ну, а что же было до Великой Отечественной войны, почему все эти российские демократы талдычат о довоенных репрессиях среди ученых СССР?
В Приложении к этой книге мне пришлось сделать экскурс в историю советской науки до войны. Оказалось, что по признаку принадлежности к той или иной научной гипотезе никто никого не репрессировал. Репрессировались, в основном, администраторы от науки, директора НИИ, которые уже наукой заниматься не умели, но пользовались своим административным влиянием для получения незаслуженных благ.
При этом надо особо отметить, что Советское правительство с самого начала делало все, чтобы помочь российским ученым пережить трудные годы. Так, например, 29 февраля 1922 г. К. Чуковский писал в своем дневнике: «Все это хорошо, но вот что непонятно: почему все так обозлены на КУБУ (Комиссия по улучшению быта ученых. — Авт.)?
Где, в какой стране, на какой Луне, на каком Марсе, — существует такой аппарат для 12 ООО людей: подошел, нажал кнопку, получил целую гору продуктов — ничего не заплатил и ушел!! А между тем прислушайтесь в очереди: все брюзжат, скулят, ругают Горького, Родэ, всех, всех — неизвестно за что, почему. Просто так! «Черт знает что! Везде масло как масло, а здесь как стеарин! Опять треску! У меня еще прежняя не съедена. Сами, небось, бифштексы жрут, а нам — треска». Такой гул стоит в очередях Дома ученых с утра до вечера».
Интересным феноменом, который не могут объяснить антисталинисты, используя свою гипотезу о «тиранизме» Сталина, является феномен академика Павлова.
Взаимоотношения Павлова и Советской власти были не безоблачны. Сразу же после победы Октября Павлов стал открыто выступать против новых властей.
Тем не менее, Павлов признавал, что власть отнеслась к нему более чем лояльно. «В первые годы революции, — говорил он, — многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму. Мне было тошно видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я тогда написал Ленину: «Я не специалист и не верю в ваш опасный социальный эксперимент».
И что же вы думаете? Ленин правильно оценил мою прямоту и тревогу за судьбы отчизны и не только не сделал ничего худого мне, но, напротив того, отдал распоряжение улучшить условия моей жизни и работы, что и было незамедлительно сделано в те тяжелые для всей страны дни».
Ленин, игнорируя социально-политическую позицию Павлова, делал все возможное, чтобы обеспечить ему хорошие условия для работы. (Было даже издано специальное Постановление Совнаркома о льготах для И.П. Павлова!). В нем предусматривалось среди других пунктов предоставление Павлову и его жене специального пайка, от которого ученый решительно отказался. Но питание для его подопытных животных позволило продолжить эксперименты по условным рефлексам.
«Я помню, — писал Капица, — как мне рассказывал академик А.Н. Крылов, что, встретив Павлова на Каменноостровском, он обратился к нему: «Иван Петрович, могу Вас попросить об одном одолжении?» — «Конечно». — «Возьмите меня в собаки». На что Павлов ответил: «Вы умный человек, а такие глупости говорите».
«В дальнейшем, — отмечает Капица, — жизнь подтвердила, что Ленин был прав, когда он игнорировал проявляемое Павловым в социальных вопросах резкое инакомыслие, и при этом весьма бережно относился как лично к Павлову, так и к его научной деятельности. Все это привело к тому, что Павлов в советское время как физиолог не прерывал свои блестящие работы по условным рефлексам, которые по сей день в мировой науке играют ведущую роль. В вопросах, касающихся социальных проблем,
