предсказаниями, и исповедовала культ какой-то вендийской богини. В жилах Араминты тоже текла вендийская кровь, хотя и разбавленная немедийской — ее отец, страстный путешественник, когда-то женился на вендийке и привез ее в Бельверус.
Мать Араминты так и осталась настоящей дикаркой и едва овладела принятыми в Хайбории наречиями; она и из дома-то редко выходила, зато старалась воспитать дочь по своему образу и подобию. От нее Араминта унаследовала необыкновенные черты лица, высокие скулы, экзотический разрез индигово-черных глаз и смуглую матовую кожу, а заодно и все свои способности и умения целительницы, в чем весьма преуспела. Эта девочка обыкновенно тоже бывала обречена на одиночество, слишком уж она отличалась от своих сверстников, и только доброе сердце Дары оказалось достаточно большим, чтобы предложить ей свою дружбу, даже если таковая вынуждена идти против воли отца. Две девочки сделались неразлучны и впоследствии сохранили искреннее расположение друг к другу, даже когда Араминта, еще совсем молодой, вышла замуж, составив себе неплохую партию: ее супругом стал человек много старше красавицы Минты, весьма состоятельный торговец жемчугом, совершенно очарованный загадочной полукровкой. Дара же, в отличие от подруги, вовсе не спешила связать себя брачными узами, хотя предложений руки и сердца была у нее больше чем достаточно, едва лишь Донал Ог начал вывозить дочь в свет. Но Дара всем отвечала отказом, как в свои восемнадцать, так и в двадцать, так и в двадцать пять зим, рискуя в конце концов превратиться в старую деву и нимало об этом не тревожась. Ни один юноша не был ей настолько по сердцу, чтобы согласиться провести рядом с ним всю жизнь, да и мужчины постарше Дару совершенно не привлекали, словно она вообще оставалась равнодушной к противоположному полу. Нельзя сказать, что Донала Ога это обстоятельство так уж сильно удручало, он в глубине души был даже доволен, что дочь продолжает оставаться с ним рядом, хотя и тревожился об ее дальнейшей судьбе, однако не собирался ни к чему принуждать. О, если бы только упорное нежелание Дары сделать свой выбор было ее единственной странностью! Но прелестная головка этого создания была занята совершенно иными страстями, вернее, страстью. Больше всего на свете Дара любила танцевать.
Причем, ей отчего-то нравилось делать это не на светских балах при королевском дворе, хотя там ей не сыскать было равных среди девушек. Но этого Даре было недостаточно. Ее влекла судьба бродячей танцовщицы. Она в совершенстве владела искусством двигаться и готова была являть его миру повсюду, на площадях и улицах, в забытых богами нищих селениях и шумных городах, отказавшись ради этого от своего древнего рода, дома, состояния, надежды когда-либо сделать достойную партию и счастливо выйти замуж, от любви своего отца, наконец! Точно дикая птица, Дара никогда не расставалась с мечтой о свободе! Она разбивала сердце Донала Ога своим непостижимым уму стремлением сделаться уличной актрисой, что в его глазах было равносильно тому, как если бы дочь возжелала податься в портовые шлюхи. Во всем остальном вполне сговорчивая, спокойная и неглупая девушка, Дара делалась совершенно безумной, когда вопрос казался ее страсти танцевать. Когда ей было пятнадцать, это еще могло сойти за детскую блажь, но в двадцать пять вызывало подозрения в том, что Дара все-таки несколько не в себе. Кончилось это тем, что она убежала из дома вслед за проходившей через Бельверус труппой танцовщиков и мимов.
— Я найду ее! — в бешенстве и отчаянии поклялся Донал Ог. — Я верну ее домой, а мерзавцев, с которыми она ушла, отправлю на виселицу всех до единого.
В том, что он незамедлительно и в точности исполнит свою угрозу, сомневаться не приходилось. Да и какой безумец взялся бы спорить с Доналом Огом, тем более в час его гнева?
Но неожиданно к разъяренному господину приблизился его молодой слуга Тариэль. Он был принят на службу относительно недавно в качестве одного из личных телохранителей Донала Ога, но пока ему не представилась возможность проявить себя. Кажется, Донал Ог даже не помнил его имени. И вот, в решительную минуту именно Тариэль набрался достаточно смелости, чтобы обратиться к нему.
— Господин, — начал он, странно растягивая слова, тихо и медленно, — если ты хочешь, в самом деле, жестоко расправиться с людьми, о которых говоришь, начни с меня. Можешь послать меня на виселицу, на дыбу, под кнут палача, если тебе это принесет удовлетворение. Ибо я один из них — мои родители жили тем же ремеслом, и я начал танцевать тогда же, когда и ходить, и уже в три года выступал на улицах. Те, с кем ушла твоя дочь, мои сестры и братья. К тому же они ни в чем не виноваты — это не было похищением, Дара пошла с ними по своей воле, разве не так?
По мере того, как Тариэль говорил, лицо Донала Ога и так мрачнее тучи, становилось все чернее. Казалось, он только никак не может выбрать, какому способу казни предпочтительнее подвергнуть наглеца, и сожалеет, что того нельзя убивать, воскрешать и убивать снова. Но Тариэль словно ничего не желал замечать.
— Если же ты хочешь вернуть Дару в свой дом, никому не причиняя бессмысленного вреда и не ожесточив ее сердце против тебя, разреши мне отправиться за нею. Я смогу убедить ее возвратиться, — продолжал он — Дай мне одну седьмицу сроку для этого. И если я не оправдаю твоего доверия, вели поступить со мной сколь угодно жестоко.
Донал Ог задумался. В словах молодого слуги был здравый смысл. В любом случае, на поиски беглянки пришлось бы кого-то посылать, так почему не Тариэля? Много времени на размышления не потребовалось.
— Что ж, иди за ней, коль скоро сам вызвался, — проговорил Донал Ог таким тоном, словно провозглашал приговор. — Но если окажется, что ты не хозяин своему слову — берегись.
…Ровно седьмицу спустя блудная дочь-беглянка предстала пред любящие очи своего родителя. Но ее собственные очи неотрывно взирали на Тариэля. Донал Ог, счастливый благополучным возвращением Дары в лоно семьи, не сразу обратил на это внимание. Его устраивало уже то, что у девушки как-то разом прекратились всяческие бредни об уличных танцах, и на какое-то время Дара сделалась ходячим эталоном примерной, кроткой и покорной родительской воле дочери.
Природная проницательность Донала Ога не простиралась далее пределов его же безоглядной любви к Даре, а потому он не замечал, что в ее сердце одна страсть оказалась совершенно вытеснена другой — к молодому отцовскому телохранителю.
Доналу Огу и в голову не приходил подобный оборот. Тариэль был Даре совсем не парой, к тому же, она никогда прежде не проявляла интереса к мужчинам, и плюс ко всему, была старше него более чем на четыре зимы… Тариэль продолжал служить Доналу Огу, и дела шли своим чередом; когда неожиданное событие открыло главе тайной охраны то, что до сих пор не было ему очевидно. Молодому человеку, всюду сопровождавшему своего господина, представился случай проявить себя в полной мере. На Донала Ога было совершено дерзкое нападение — как выяснилось позже, сын одного из недавно казненных решился отомстить за отца и бросился на своего заклятого врага с ножом в руке. Все произошло мгновенно. Тариэль заметил метнувшуюся к Доналу Огу фигуру и успел закрыть его собой. Удар, предназначенный хозяину, пришелся ему в грудь, однако и это было не все — Тариэль сумел на пределе сил мертвой хваткой вцепиться в нападавшего и удерживать его до тех пор, пока тот не был схвачен подоспевшей стражей. Только после этого Тариэль потерял сознание. Донал Ог был искренне поражен его преданностью, мужеством и быстротой реакции. Он распорядился отнести раненого к себе в дом. Тариэль истекал кровью, лезвие клинка вошло достаточно глубоко, и жизнь покидала его с каждым мгновением. На шум прибежала Дара. И тут Донала Ога ждало потрясение. Его дочь горестно, отчаянно воскликнула, склоняясь над Тариэлем.
— Не умирай, — умоляюще произнесла она, — о, мой любимый, не оставляй меня!
Ее ужас и горе были столь искренни и велики, что Доналу Огу ничего не оставалось, как признать — Дара наконец обрела настоящую любовь. Она не просто убивалась по молодому слуге, но сделала все возможное ради его спасения, лично взявшись ухаживать за ним, и рассказала отцу, что они с Тариэлем давно любят друг друга, но вынуждены были это скрывать.
— Если он погибнет, — заявила она, — то и мне незачем станет жить!
— Что ж, — со вздохом заметил Донал Ог, — постарайся, в таком случае, этого не допустить. А там посмотрим.
В конце концов, верность и мужество заслуживали того, чтобы быть по достоинству вознагражденными. Разбивать сердце дочери Донал Or не хотел и не собирался. Он дал согласие на ее брак с Тариэлем, и чтобы этот брак не выглядел скандальным мезальянсом, купил для будущего зятя графский титул. А кроме того, предложил молодому человеку принять участие в деятельности тайной охраны. И в течение долгого времени у Донала Ога ни разу не возникло повода пожалеть ни о чем из содеянного.
